И командующий не прогадал.
Ягеры атаковали вражескую пехоту в традиционном стиле — с легкой техникой, без предварительной артиллерийской подготовки — только минометный удар по минным полям. Артиллерия, включая приданную, подключилась чуть позже, когда саперы начали расчищать мины, орудия били по дивизионным тылам. В самом начале Томас немного волновался, операций такого масштаба и согласованности ягеры еще никогда не проводили. Но индивидуальная выучка, привычка к действиям малыми группами, а так же приборы ночного видения обеспечили сокрушительный успех.
Томас слушал доклады полковых командиров и как собственными глазами видел действия кампфгрупп, огнеметчиков, гренадеров, проткнувших вражескую оборону, как горячий нож масло, и теперь добивавший немногие узлы сопротивления, чтобы расчистить дорогу вперед. Короткий удар за два часа до рассвета, без долбежки окопов артиллерией, привел к ближнему и рукопашному бою с абсолютным перевесом штурмовиков.
"Это не война, это сбор грибов" — пошутил один из командиров. Преувеличил, конечно, прорыв еще не закончился. Но приукрасил не намного, потому что результат был предсказуем и неизбежен.
* * *
— Итак, прошу внимания.
Зимников провел по карте матовыми от многочисленных царапин металлическими пальцами. Таланов ощутил дежа-вю, почти так же Петр Захарович, тогда еще майор, раздавал указания два с лишним года назад. Только не бригаде в несколько тысяч человек, а батальону, числом менее двух сотен бойцов. Чувство "забытого будущего" отозвалось неприятным холодком под сердцем — Виктор слишком хорошо помнил, чем закончилась выразительная, но короткая одиссея аэродесантного батальона после того инструктажа. Дай бог, сейчас будет по-иному.
Зимников внимательно осмотрел комбатов, удостоверяясь, что безраздельно завладел их вниманием. Как их много... Русские, алеманнеры, англичанин Ванситтарт. Майоры, капитаны, даже один подполковник. Вспомнилось, что по довоенным расчетам рядовой командир не в состоянии полноценно управлять соединением, если в нем больше трех частей. Теоретический максимум — пять. Дальше либо наступает разброд, либо командир начинает инстинктивно упрощать обстановку, придерживая "лишних". И то, и другое — очень скверно.
Как много не успели... И как-то объединить батальоны в полки — тоже. Теперь уже поздно. Что ж, остается представить, что он не простой, а прямо-таки выдающийся бригадный командир.
— Как вы знаете, мы не должны были принимать участия на начальной стадии сражения, — размеренно, внушительно заговорил он. — Вторая, отсечная линия обороны и резерв на случай наших контрударов. Что ж, сложилось иначе.
Он ткнул пальцем в пучок синих стрелок, упирающихся в красную дугу на крупномасштабной карте.
— Сведения уже несколько устарели, но общее впечатление дают. Вчера днем противник использовал атомное оружие и почти прорвал фронт. Почти, потому что Первая Бронеармия успела выдвинуться к прорыву. Сейчас грядет большая потасовка между нашими и вражескими... танкистами. Первая против "черных".
Среди комбатов пронесся единый слитный выдох. Что такое вражеские танки здесь почти все знали на личном опыте. Что такое танки "черных братьев" — хорошо представляли по скупым пересказам немногих выживших.
— Но хуже всего не это. Нацистская авиация хорошо потрепала наш тыл. Ей это очень дорого обошлось, но Кнорпель не всесилен. Почти сутки их самолеты держали господство в воздухе. В итоге получается вот что...
Зимников сдвинул палец, указывая на ничем не примечательную точку на карте, отмеченную жирным черным крестом.
— Наши броневики смогут удержаться только если будут непрерывно получать подкрепления и боеприпасы. Очень много боеприпасов. И вот это — единственная нормальная трасса, по которой можно гнать автоколонны, и которая сейчас связывает Первую Броневую с тыловыми складами и железной дорогой. Прочие раздолобаны или не могут быть быстро переориентированы на снабжение броневиков. Если она перестанет действовать хотя бы на несколько часов, тяжелая артиллерия сожрет боезапас, и "черные" продавят оборону. Мы это знаем, они — тоже знают.
Полковник перевел дух.
— Сегодня ночью они ударили здесь, чуть в стороне, внезапная атака. Штаб восемнадцатой пехотной пропал со связи после сообщения об обстреле. Думаю, все понимают, что это значит.
Действительно, пояснять не было нужды. Означать это могло лишь одно — штаб полностью вышел из строя, прежде чем успели добежать вестовые. Прежде чем кто-нибудь успел поднять трубку и вызвать тыл.
— Сейчас они догрызают оборону и заслоны, которые пытается сымпровизировать командование, укрепляют фланги прорыва. К счастью, у нас есть один перебежчик.
Комбаты вновь выдохнули, на этот раз удивленно. Пленные не были редкостью, война есть война, но вот добровольные перебежчики...
— Кто же такой молодец? — пробасил отец Афанасий, тоже присутствовавший на совещании.
— Точно не знаю, он уже у разведчиков фронта. Вроде бы какой-то молодой связист. Впечатлительная натура, насмотрелся... разного нехорошего. И сбежал к нам. Вот примерный образ того, что идет на острие атаки.
По рукам пошли листы с плохо отпечатанным, смазанным текстом. Бумаги готовили в страшной спешке, поэтому они изобиловали многочисленными опечатками и ошибками. Но смысл был вполне ясен. Никто из командиров не сказал ни слова, но им и не нужно было ничего говорить. Зимников читал их мысли на посеревших лицах.
— "Ягеры", — наконец-то вымолвил Ванситтарт. — Каратели, но необычные. Не гезен-команды, а настоящие бойцы. Я слышал о них... от... Отзывались в основном презрительно, но критиковали всегда только происхождение. Подготовку и боеспособность — никогда.
— И танкисты из "черных", — эхом отозвался подполковник-танкоистребитель, отмечая, по понятным причинам, самое важное для себя.
— Все, закончили сеанс саможаления, — твердо оборвал всех Зимников. — Это была преамбула. А амбула заключается в том, что сейчас противопоставить этой... штурмовой дивизии некого, кроме нас. Либо мы их затормозим, либо они вырвутся в тыл, пришибут восьмой транспортный и перережут снабжение бронеходчиков.
— Предполагается, что мы должны их разбить? — деловито уточнил танкоистребитель.
— Нет, очевидно, что это нам не по силам. Задержать на сутки, может быть на двое, пока командование фронтом перетасует части и подкинет подкреплений.
— Только верою , — сардонически заметил англичанин. Зимников подозрительно взглянул на него, но Ванситтарт благоразумно промолчал.
— Не справимся, — с сомнением протянул один из пехотных комбатов.
— Еще одно такое замечание — расстрел перед строем, — кратко вымолвил Зимников. — Должны справиться.
— Красиво, — почти с восхищением изрек Таланов. — Это же мы сейчас почти что судьбу фронта решать будем. Значит, предлагаю вот что, — он коротко взглянул на полковника, Зимников кивнул, молчаливо разрешая продолжить. — Уставная полоса обороны у нас ...
— Простите, что вмешиваюсь, господа офицеры, — неожиданно пробасил Афанасий, и его могучий глас легко перекрыл заговоривших комбатов. — Но есть еще одно дело.
— Хотите помолиться и благословить на бой? — проницательно спросил комбриг.
— Увы, не могу, — с неподдельным огорчением сказал служитель церкви. — Даже случайно проливший кровь священник должен быть запрещен в служении. Он не может оставаться совершителем церковных таинств. А я проливал не единожды и сознательно. Но произнести речь все равно надо, полезно для морали, да и вообще так на бой идти легче.
— Ладно, — быстро решил Зимников. — Будет вам обращение к бригаде по радио. Но только быстро.
* * *
Из тревожного чемоданчика в карманы кителя перекочевали четыре индивидуальных пакета и жгут. Александр задумался и добавил к ним картонную коробочку с американскими шприц-тюбиками морфия.
— Но это ведь...
— Да, это оно. Началось. Уезжайте немедленно. Мне будет спокойнее, если вы... ты будешь хотя бы в паре сотен километров восточнее. Оставь свой адрес, настоящий. Когда все кончится, я напишу, я найду тебя, обязательно.
Носимую экипировку довершил тяжелый металлический контейнер для шприца и пузатая бутылочка темного стекла с этикеткой "Liquor contra shock concentratum App: 5-10 cl intravenosum" . Из брезентовой сумки была извлечена антигазовая маска, тщательно осмотрена и убрана обратно.
— Господин Кларк, держите госпиталь в кулаке, ни в коем случае не распыляйте.
— Но ведь радиологическая помощь может понадобиться многим!
— Стараясь помочь всем сразу, вы не поможете никому. Если последует... Когда последует атомный удар, коли в течение тридцати минут от меня не последует никаких указаний, выдвигайтесь в сторону "гриба" и разворачивайтесь в ближайшей зоне, безопасной от осадков. У вас будет много работы.
После некоторого колебания Александр достал из дорожного саквояжика старую потертую кобуру. Почти двадцать лет назад выпускник "Пироговки" купил, потратив все месячное жалование, морской "люгер", не уставной, но разрешенный к ношению. Первые два месяца оружие носилось везде, а затем на долгие годы было отправлено в багаж — пистолет вечно мешал, оказался тяжел и совершенно бесполезен для военного медика. А теперь, может, пригодится. Пусть будет рядом, с ним спокойнее.
Щелкнули замки чемодана. Поволоцкий вдохнул и выдохнул, привычным движением провел ладонью по бороде.
Пора.
* * *
— Друзья мои... Хотел бы я обратиться к вам как божий человек, но сие не в моей власти, и вам ведомо — почему. Поэтому я буду говорить не как отец Афанасий, диакон, а как квартирмейстер по водному снабжению и артиллерист, ваш собрат по оружию. Много вас, самых разных возрастов, национальностей и прочих разных качеств и природных различий. Но в конце концов все люди делятся на тех, кто верит в Бога, и тех, кто не верит.
Первым я скажу так. Неважно, кто вы, откуда пришли и какими грехами отяготили свою совесть. Против нас те, кто давно продал душу дьяволу за тленные земные блага, за удовольствие грабить, мучить и убивать. Потому — не бойтесь боли и смерти, они преходящи, а после Господь примет вас в свои любящие руки, всех без исключения. Потому что нам предстоит святое, богоугодное дело, и даже самый отъявленный грешник войдет в рай праведником.
Атеистам же я скажу так. Неважно, верите вы в посмертную жизнь или нет. Для вас она все равно есть, вы продолжите себя в жизнях ваших родных, близких. Вы обретете бессмертие в памяти ваших детей и соотечественников, тех, кого спасете от убийц. В памяти тех, кто будет жить вашими усилиями, вашим героизмом и храбростью.
И еще. Я знаю, среди вас много тех, кто уже ни во что не верит, кто хочет только мстить за тех, кого потерял. Вам я скажу так. Наш час настал, и лучшей возможности желать не приходится. Наш враг силен и многочисленен, обещаю, его хватит на всех.
Глава 21
— Вам необходимы изоляция, отдых и хороший, продолжительный курс сердечного лечения! — старый кардиолог, забыв, с кем говорит, едва ли не тряс кулаком перед носом Его Величества. — Два года в режиме непрерывного стресса, без выходных, отпуска и нормальной профилактики! У вас изношено сердце, его нужно лечить или просто менять! К счастью, уже давно есть соответствующие методики и приемы.
Константин раздраженно взглянул на плотно закрытую дверь небольшого медицинского кабинета. За ней открывался короткий коридор, который вел в дублирующий зал оперативно-штабного отдела Генштаба. Туда сходилась вся информация о положении дел на фронтах, обновляемая в режиме реального времени с помощью как традиционных карт и стендов, так и новейших световых столов, визографических экранов и электронных форматоров. Назойливое гудение доктора проходило мимо сознания, как естественный, природный шум
— Еще несколько дней в таком ужасном режиме и вас может свалить инфаркт! — возопил медик, поняв, что высокопоставленный пациент его не слушает.
Константин досадливо поморщился, застегивая рубашку, кожа на груди, казалось, все еще хранит холодок стетоскопной мембраны. Боль за грудиной ослабевала, отодвигалась на задний план, но не спешила уходить.
— Пожалуйста, — уже просил кардиолог. — Вы уже не молоды, ваш организм, выражаясь обыденным языком, очень сильно износился за время... военных действий. У вас тахикардия и очень скверные шумы в клапанах. Это верный предвестник очень, очень больших неприятностей. Я понимаю, вы не согласитесь на трансплантацию сейчас и в ближайшее время. Но вы должны меньше работать и больше отдыхать, иначе не поможет никакая медицина!
— Я вас понимаю, — сказал Константин, надевая пиджак. — Но поймите и вы, сейчас в моем положении худший стресс — изоляция от новостей. Я должен исполнять свои обязанности.
— Да вы умрете в процессе! — не выдержал медик, безнадежно взмахнув руками. Он забегал по белому кабинету, с неожиданной для своего возраста ловкостью лавируя между приборами, письменным столом и кушеткой. — Просто и банально умрете, в крайнем случае будете лежать полутрупом под капельницами и со шлангами в груди!
Он остановился напротив изумленного монарха и потрясая сухоньким кулачком продолжил:
— И наплевать мне, что вы самодержец всея Руси и прилегающих окраин! Или вы следуете моим рекомендациям, или я отказываюсь от наблюдений и лечения! Не выношу хоронить пациентов.
— Успокойтесь, я вас понял, — достаточно миролюбиво промолвил Константин. — Я не могу отвлекаться от... службы. Но если есть какая-то возможность организовать наблюдение и лечение без отрыва — делайте все, что считаете нужным.
— Хорошо, — неожиданно быстро успокоился кардиолог. — Паллиатив, конечно, но кое-что можно сделать. Сейчас, есть кое-какие методы...
Константин неотрывно смотрел на большой "оперативный экран", где в замедленном танце скользили многоцветные значки. Они отражали воздушное столкновение, развернувшееся вокруг "дальногляда". Неотрывное присутствие за спиной офицера-медика, прикрепленные к телу контакты кардиоскопа и капельница в полной готовности раздражали, как заноза. И еще та самая боль, которая по-прежнему маячила на задворках сознания — вроде и не мешает, но и забыть о себе не дает. За двустворчатыми дверями на всякий случай ждала каталка, но она не попадалась на глаза и потому не отвлекала.
Император верно вычислил, точнее угадал направления вражеских атак. Чужой опыт продолжал спасать Империю, битва за Варшавский Выступ разворачивалась очень похоже на сражение за Курскую дугу — подсекающие удары у основания подков, массированное применение танков, как стальной арматуры атакующих клиньев.
Похоже, но не тождественно.
В отличие от советской альтернативы, главный удар Евгеники пришелся на северный фас, где оборона Империи оказалась слабее. Предполагалось, что состояние дорожной сети больше располагает к южному варианту, сковывая быструю переброску войск в районе Плоньско-Цехановского "коридора", но нацисты сумели каким-то мистическим образом выжать из коммуникаций куда больше расчетного. Мощь атаки и атомное оружие позволили почти прорвать фронт в первый же день, а авральная переброска подкреплений с юга и второй отсечной полосы требовали времени. Все внимание противников смещалось к противостоянию Первой Бронеармии, перекрывшей прорыв, и танкового корпуса "Черных". Корпус, впрочем, таковым только назывался, будучи по численности и составу мощнейшей танковой армией.
