Печать богов

Давид спрятал пистолет. Подняв глаза, он взялся за рукоять меча. На лестничной площадке стоял труп ди Воели. Острый запах разложения ударил в ноздри. Мёртвый магистр покачивался, точно на ветру. Одежда слезала с него лоскутами, обнажая облепленное зелёной слизью тело.

Слухи назойливыми мухами вились вокруг Великой Магистрессы, создавая ей таинственный, страшный образ. Всякий влиятельный человек обрастает сплетнями, а если он стар настолько, что мало кто помнит его точный возраст, и в придачу возглавляет один из могущественнейших и загадочнейших орденов королевства, домыслы о нём становятся несусветным бредом, принимающимся народом за истину.

Мудрейшей нравилось рассказывать, как она сидела на коленях последнего пророка, почившего приблизительно полтора века назад. Что она делала на коленях святого старца, сколько на тот момент ему было лет, она не говорила, оставляя простор для фантазии слушателей.

Она и впрямь считала себя очень старой. Поэтому, вероятно, носила фарфоровую маску в виде прекрасного женского лица в обрамлении пышных смоляных волос. Волосы, разумеется, были чужими, хотя её приближённые клялись в обратном. Особенно её нынешний секретарь, с которым её повенчали злые языки завистников. В тёмных углах тёмных комнат тёмных домов тёмными ночами рассказывали о лысой Магистрессе, более всего на свете желающей вернуть молодость, красоту и какую-никакую шевелюру и по этой причине ставящей опыты над невинными девушками в подземельях ведовской Башни. Но это так, досужие домыслы охочих до предположений обывателей и дворянок. Поклонники бога исцеления Аксиила шептались о тяжёлой болезни, поразившей Великую Магистрессу, поклонники бога огня Фариила, преимущественно члены Ордена Карающих, утверждали, что Мудрейшая лишилась божественного благословения и в наказание за грехи утратила волосы. Почитатели бога знаний Гортиила, пожалуй, знали истину, но не торопились ею делиться с ближними.

Великая Магистресса восседала на престолообразном кресле за необъятным письменным столом и смотрела на только что вынутый из столика конверт. Его припорошило тонким слоем пыли — настолько долго он хранился под стражей карманного духа молнии. Мудрейшая бережно переворачивала конверт, запечатанный гербовой печатью Ордена Мудрости, сдувала с него пылинки и нервно поглядывала на входную дверь кабинета, обитую алым бархатом.

— Он не придёт, — неожиданно услышала она и молниеносно повернулась на звук.

На краешке дивана присела сотканная из серого полумрака фигура, напоминающая человека в хламиде. Лицо незваного гостя скрывал просторный капюшон. Очертания фигуры колебались, делая её размытой, похожей на призрак.

— Добрый день, — поздоровался посетитель.

— Здравствуйте, — ответила Мудрейшая. По тону было непонятно, испугалась она или нет. Она всегда разговаривала ровно, не выдавая чувств. — У вас приятный мужской голос.

— Кхм-кхм, — прокашлялся он. — Спасибо. У вас великолепные косы. Сами заплетаете?

— Сама. Заплела однажды, так и держатся.

— Я бы хотел, чтобы моя внучка умела так обращаться с волосами. Она ещё совсем молоденькая.

— Приводите, научу.

Гость тихо засмеялся.

— Нет, не получится. Вас чересчур часто не бывает в городе. Слышал, вы недавно вернулись из Священной Тролльей империи. Верно, видели немало интересного.

— Видела.

— А до восточных болот, образованных над эльфийскими городами, добирались?

Мудрейшая промолчала. Тонкие восковые пальцы теребили уголки старого конверта. Гость вёл себя слишком раскованно, не замечая напряжения хозяйки гигантского кабинета.

— Есть древняя легенда, передаваемая из уст в уста со времён Франсуа Миролюбивого, о древнем городе тёмных эльфов, лежащем под лаврасскими катакомбами, — сказал он. — Согласно ей, под Лаврацем сокрыто великое зло. Сдерживать его был избран Всеотцом и небесными богами Франсуа Миролюбивый. Во тьме подземелий ниже катакомб в круглом зале есть колодец, ведущий в обиталище тёмных эльфов. Когда-то они владели этими землями. Люди вынудили их отступить в мрачные глубины земли. То ли они там все передохли, то ли приспособились и выжили — неизвестно. Потом пришёл основатель вашего ордена и закупорил выходы из их логова, оставив единственный для наблюдения и изучения — тот самый колодец. Говорят, никто из спускавшихся в эльфийский город не вернулся. Впрочем, неизвестно, город ли там на самом деле. О колодце быстро забыли, карту катакомб убрали подальше от любопытных глаз рядовых ведунов. История о городе затерялась среди сотен книг Большой лаврасской библиотеки. А потом на Жгучей Домовине наткнулись на труп эльфа. Люди начали пропадать, преимущественно женщины и дети. Поползли слухи о чудовищах, рыскающих по катакомбам. Орден Карающих провёл рейд по подземельям и никого не нашёл. Зато ловцы нечисти набрели на маленькую девочку, неведомо как попавшую туда. О её родителях никто ничего не знал, и её определили в сиротский дом при Ордене Мудрости. Она выросла, стала ведуньей. Я слышал, она дослужилась до высокого ранга, потом куда-то пропала. Возвратилась она могущественной повелительницей молний, посвящённой в высшие таинства бога Зериила, Хранителя Небес, равного Фариилу. Впрочем, что я вам рассказываю, собственную историю вы знаете лучше кого бы то ни было. — Незваный гость откинулся на спинку дивана, вытянув ноги. — Вы два дня не появлялись в храме. Не захворали случаем?

Великая Магистресса отрицательно покачала головой.

— Должно быть, климат Священной Тролльей империи пошёл вам на пользу, — допустил гость. — Верно, вы занимались чем-то очень важным в эти дни, раз не посещали храм. Верно, изучали путевые записи и книги троллей, добытые в путешествии. Вы ведь ознакомились с передовыми достижениями их науки. Как вам понравился совиный голубь? По-моему, весьма любопытное существо. Он обладает превосходными качествами пернатого почтальона: выносливостью, ужасным видом, отпугивающим хищников, смышлёностью и чудесной памятью. Представляете, он запоминает всё, когда-либо виденное в жизни. Настоящий клад для умеющего проникать в память живых существ и находить нужные воспоминания. Совиные голуби всегда помнят лица отправителей.

Мудрейшая звонко рассмеялась. Всё ещё смеясь, она протянула затянутую белоснежной перчаткой руку к лицу, дотронулась до фарфоровой маски и молниеносным движением сорвала её.

Гладкая нежная кожа, румяные щёчки с ямочками, пунцовые губы и черные, слегка раскосые глаза. Идеальные черты. На гостя смотрела неотразимая красавица, обладательница пышных чёрных локонов явно натурального происхождения.

— Так, значит, повреждение головного мозга и устранение глазных яблок на него не действует, — размышлял вслух святой охотник. — Попробуем проверенные средства...

Некромант-оборотень. Впервые об этом виде нежити он узнал, как ни странно, сегодня от Виктора Сандини. Против нежити действенны обезглавливание, вырезание сердца, чтение очистительных молитв с последующим сожжением, святая вода, освящённое храмовое вино, чеснок и освящённый серебряный крест, иногда осиновый кол. Итак, обезглавливание оказалось в конкретном случае бесполезным, что свидетельствует в пользу высокого уровня нежити. Черёд антиоборотнических средств.

Из шеи некроманта высунулась совершенно безволосая лопоухая голова с раскосыми миндалевидными глазами и тонкими чертами лица. Зелёный цвет влажной кожи вкупе с лысиной навевали мысли о редком и опасном кожном заболевании.

— Эльф? — изумился ди Мечелли.

— Зелёный лысый эльф, — подтвердил святой охотник и, подумав немного, добавил: — Мёртвый зелёный лысый эльф.

Оборотень хрустнул суставами, разминаясь. Низкого роста, тощий, голый, он ничуть не походил на соплеменников с Закатных Островов. Он пронзительно взглянул на людей, из его ладоней выросли тонкие плети, усеянные крошечными шипами.

Не теряя ни мгновения, Адами выудил из сумочки на поясе серебристую верёвку и метнул во врага, одновременно вынимая меч из ножен. Верёвка расширилась в полёте, обратившись в сеть из серебряных нитей, и обвила плечи и руки эльфа, сковывая его движения. Оборотень пошатнулся, защёлкали по полу в бессильной злобе плети. Серебряные нити врезались в плоть, задымились. Вымоченная в святой воде сеть работала безотказно, буквально разрезая некроманта. Подскочивший святой охотник плеснул на эльфа святой водой, хранившейся в хрустальном флаконе, и по рукоять вогнал клинок меча ему в грудь.

Взор эльфа подёрнулся пеленой. Он осел на колени. Кожа его, окроплённая святой водой, пузырилась, на ней разрастались язвы.

— Ну, вот и всё, — констатировал Адами.

— А вы неплохо сохранились за последнюю сотню лет, — отметил незваный гость. — Кремами пользуетесь, настойками, услугами лекарей?

— Природная красота! — залилась смехом Великая Магистресса. — Натуральная!

— Именно её я и хотел увидеть. Понимаю, почему вы прятались под маской — черты предков трудно скрыть. Спасибо, вы облегчили мне задачу.

— Сомневаюсь, мой бесплотный друг! Вы лицезрели нечеловеческую красоту и обязаны заплатить. Скоро придёт тот, кто уничтожит вас.

— Боюсь вас огорчать, но никто не придёт. Вашего сообщника, уж не знаю, кем он вам приходится, братом, отцом, любовником, казнят.

— Ошибаетесь! — Мудрейшая продолжала смеяться, вызывая подозрения в невменяемости. Её поведение можно было оправдать необыкновенной старостью, вернее, начинающимся слабоумием. — Он поистине бессмертен. Никакое оружие не причинит ему вреда, пока я не захочу!

На стол полетели клочки разорванного конверта. Великая Магистресса ловко развернула лист бумаги, мгновенно истлевший в её пальцах.

Повреждённая кожа сползала кусками, влекомая потоками зелёной слизи, выделяющейся из тела оборотня. Эльф вздрогнул, ловчая сеть распалась и потекла серебряными струйками на пол. Святой охотник вытащил из пробитой груди изъеденный кислотой огрызок клинка и отскочил, на ходу вытаскивая футовый кинжал и склянку с чесночной эссенцией. Откупорив её зубами, он брызнул содержимым в лицо врага. Оборотень тряхнул головой, разбрызгивая зелёную слизь, и взмыл вверх, перескочив остававшийся до магистра лестничный пролёт. Вправивший себе позвоночник к тому моменту ди Мечелли активно пополз в противоположную сторону, намереваясь спрятаться в подвале. Хлестнувший жгут распластал человека на полу. Эльф запрыгнул ему на спину и рывком оторвал бедняге голову.

"Интересно, оживёт?" — подумалось Давиду, уверовавшему в восстановление плоти. Удирая, он продумывал очередные способы уничтожения противника. Чеснок, серебро, обезглавливание, святая вода не возымели должного эффекта. Протыкание сердца серебром, популярное против оборотней, тоже не подействовало. В мозг упрямо стучала мысль о кресте и осиновом коле. Бывало, серебряным крестом забивали до смерти еретиков с колдунами да ведьмами. Если им ожившего мертвеца по макушке приложить, тоже помогает. Но массивного креста у Адами не было. Осиновый кол он, как всегда, забыл в спальне под подушкой, осиновые стрелы с серебряными наконечниками и лук остались в его комнате.

А не сжечь ли вредоносного эльфа? В спокойной обстановке Адами развёл бы костёр, взял головешку и ткнул ею врага куда надо, чтобы быстрей загорелся. А так, на бегу, не сразу кресало достанешь.

Заповедь ловца нечисти гласит: если не помогают проверенные средства борьбы, нужно обрушить на врага всё, имеющееся под рукой, авось, поможет. Святой охотник, следуя заповеди, забежал в подвал. За ним туда влетел оборотень, цепляясь непомерно длинными плетями за плохо прибитые гвозди, выступающие из шкафов с бутылками. Бежать в катакомбы? Нет, там случился обвал после взрыва. Пробиваться наверх? И тут пришла Она. Идея.

— Ко мне! — заорал святой охотник. — Иди сюда, мелочь лысая! Подходи, не бойся!

Эльф встал в нерешительности, заподозрив подвох. Человек сдурел от страха? Мало ли. Ничего, по сравнению с психопатом ди Воели этот экземпляр кажется вполне вменяемым. Да и что он сделает бессмертному существу, жаждущему новых знаний и впечатлений?

— Возьми меня, стручок тупоголовый! — орал Адами, выкатывая из орденских закромов бочонок с флорским вином. — Возьми!

Оборотень покосился на бочонок и прыгнул к человеку. Реакция не подвела святого охотника. Подняв над собой, он швырнул бочонок. Снаряд попал в эльфа и треснул, выскочила ослабленная усилиями Давида затычка, на рухнувшего врага полился дорогущий напиток, припасённый ди Мечелли специально для опытов над ярыми трезвенниками. За бочонком в воздух взвилась запасная серебряная сеть, спустя миг опустившаяся на барахтающегося в луже вина эльфа.

В руках Адами появилось кресало. Разбежавшись, он перепрыгнул через пытающегося встать оборотня и помчался к выходу, на ходу высекая искры.

Крепкое вино занялось не хуже тополиного пуха. Загудело распространяющееся пламя, охватило эльфа, перекинулось на деревянные шкафы и забушевало на бутылках. Оборотень рвался из устроенной человеком западни, бил плетями, сшибая ряды бутылок и перекидывая шкафы. Разбивающиеся сосуды подливали вина в огонь, отчего тот становился жарче и веселее.

Налюбовавшись зрелищем поджаривающегося врага, святой охотник повернулся, чтобы уйти. Плеть змеёй окрутила его лодыжку, мешая ступить за порог. Рыкнув, Адами ножом отсёк шипастый отросток и вышел, заперев за собой дверь. Для надёжности он пододвинул под неё громадный горшок с растущим папоротниковым деревцем. Управившись, он заметил отсутствие зеленоватого свечения в холле Башни. "Хороший признак", — мелькнула мысль перед тем, как закружилась голова. Святого охотника затошнило, он сделал несколько шагов и привалился к круглой колонне, поддерживающей лестницу.

Шипы щупальца пробили обувь и впились в ногу, вызывая жжение. Нога распухала на глазах. Давид ножом разрезал стягивавшую щиколотку плеть и отбросил подальше. Щупальце, извиваясь змеёй, зигзагообразно поползло к человеку.

В глазах потемнело. Адами вспорол сапог, разулся. Нога наливалась зеленью, обозначились потемневшие вены. Яд разносился по кровеносным сосудам, заражая организм. К горлу подкатила тошнота, святой охотник сплюнул кровяной сгусток и тихо зарычал.

Дверь в подвал разлетелась щепками под мощным ударом. Горшок с деревцем опрокинулся. В проёме возник зелёный эльф. На его теле не было ни царапины, ни намёка на ожог, разве что дымились кончики длинных ушей. Найдя взглядом человека, он направился к нему спокойной походкой победителя. У ног оборотня вились целые и невредимые плети. Подойдя, враг стеганул Адами по плечам, разорвав ткань куртки и рубахи. Плеть обвилась вокруг шеи святого охотника, дёрнула, повалив на пол, и потащила к эльфу. Другая плеть выбила нож. Полузадушенного Давида приподняло, поставив на ноги.

Бездонные антрацитовые глаза оборотня, до того равнодушные, как и их обладатель, вдруг ожили. Сначала откуда-то взялся блеск, потом из тьмы всплыло лицо. Святой охотник узнал себя. Он смотрел в собственное отражение, дьявольски точное, ужасающее правдоподобием. Отражение внезапно побледнело, наполняясь необычным бледным светом, идущим изнутри, кажется, из черепа эльфа. Свет затопил отражение, излился из глаз молочным туманом, приятно обволакивающим Давида Адами.