Князь Тишины

"Это он о ком?" — пробилась сквозь поток чужих слов моя изумленная мысль.

—  О ней, Эзергили, кого ты считала подругой, наивная. У демонов нет человеческих эмоций, а есть только личные интересы. Или не личные.

—  Гелька, не слушай его! — подала голос Эзергиль. — Ты что, не понимаешь, к чему он клонит?

Я пожала плечами, давая понять, что еще не разобралась в происходящем. Но мои губы ответили:

—  Ты знаешь, что я говорю правду. Мне достаточно пообщаться с тобой несколько минут, чтобы определить твою истинную сущность. С каждой секундой она становится все яснее, как бы ты ни пыталась ее скрыть...

Эзергиль дернулась. На ее лице было написано страстное желание свинтить отсюда как можно скорее.

—  Я вижу за тобой чужую волю, — через мгновение произнесли мои губы.

—  Ты ничего не перепутал? — нашла в себе силы съязвить Эзергиль.

—  Кто-то направляет тебя... чтобы ты следила... Ах, черт!

Мне неожиданно стало легче. Чужое напряжение и эмоции схлынули. Ощущение присутствия осталось. В уголках глаз замерцал синий свет.

—  Может, объяснишь мне наконец, что происходит? — переведя дух, накинулась я на Князя Тишины (разумеется, это был он).

—  На подругу свою посмотри, — устало произнес он.

Эзергиль стояла в той же застывшей позе, чуть наклонившись вперед. Лицо у нее было неподвижное и безмятежно спокойное.

—  Вот тебе иллюстрация, как действует блок, — сказал синий. — Я попытался достать запретную информацию, и пожалуйста — дверца захлопывается, работа мозга прекращается, и мы благополучно впадаем в кому.

—  Что с ней теперь будет?

—  В принципе, кто ставил блок, тот и снимает. Но я этой ситуации не допущу. А ты мне поможешь.

Меня охватило ощущение, что я должна что-то сделать. Я смотрела на Эзергиль и думала: чего мой помощник от меня хочет? Нет, я уже догадалась, но хотела, чтобы он сказал сам.

—  Шевели мозгами быстрее, — раздался раздраженный голос синего. — Время идет. Чего доброго, кто-нибудь явится.

—  Некому являться. Погодина в больнице, Антонина ушла. Иван не сумеет сюда добраться.

—  Хватит болтать. Убивай ее быстренько, и пошли отсюда.

—  Ты что, рехнулся? Мне — убить Эзергиль?

—  Она меня видела! Она могла меня узнать! Я не могу допустить...

—  Так убей ее сам, если такой крутой! При чем тут я?!

—  Смерть смерти рознь. Если ее убью я, толку от этого будет немного. Так, небольшое нервное потрясение. Тем более, ей явно не впервой. А если ты...

—  Можно спросить, зачем тебе это надо?

—  Зачем?! — поразился синий. — Ты еще спрашиваешь? Ты что, ничего не поняла?

—  Не-а.

—  Это же заговор против тебя! Валить надо из этой мастерской, причем срочно, пока не поздно! Тебя же хотят погубить с того момента, как ты сюда пришла. Вспомни "Рагнарек"! А Оредеж, где тебя едва не утопили? Я уже замучился тебя выручать. Такого демона раздобыл на халяву, и, кстати, никакой благодарности. А сейчас тебя кто спас? Смотри, будешь тянуть время, уйду, и разбирайся с этой компанией сама. Неужели ты думаешь, что сегодняшнее тебе оставят без последствий?

Я покосилась на Эзергиль и заметила, что она подняла голову, а ее свечение стало более тусклым.

—  А как мне ее убить? — поинтересовалась я. — Голыми руками?

—  Ну, почему? — обиделся голос. — Как тебе больше нравится, так и убивай. Хочешь, голову ей отруби, хочешь, взорви. Средства я тебе предоставлю в любой момент.

Я немного подумала.

—  Думаю, ты выбрал не того человека, — сказала я. — Убивать я не умею. У меня скорее всего не хватит духу даже на курок нажать. А ты говоришь — голову отруби. Насмешил!

Князь пробормотал какую-то невнятную грубость и надолго замолк, очевидно, подыскивая способные убедить меня аргументы. Эзергиль уже почти перестала светиться.

—  Каждому настоящему мастеру реальности надо пройти через убийство, как и через собственную смерть, — наставительно произнес он наконец. — Человеческая жизнь — одно из проявлений высшей реальности, на манипуляции с которой в душе у каждого человека поставлен блок. Пока ты не снимешь этот блок, не освободишь душу от присущей всем людям инстинктивной неприязни к убийству и не поймешь, что жизнь и смерть — одно, тебе никогда не стать мастером, попомни мои слова. Рано или поздно это придется сделать. Так почему бы не сейчас? И тебе полезный опыт, и меня прикроешь. Она ведь все равно тебя погубит, разве не понимаешь? И вообще, в этой школе тебе жизни больше не будет. Они начнут тебя тормозить всеми силами. Давать глупые бесполезные задания. Скрывать информацию. А главное, когда ты это поймешь, они не дадут уйти. Просто не выпустят. Для таких заведений это нормально. Хочешь навсегда остаться в чьем-нибудь ночном кошмаре и закончить жизнь в психушке? А я мог бы найти для тебя новое учебное заведение, между прочим, гораздо приличнее этого...

—  Ладно, убедил, — сказала я. — Давай подумаем, как ее лучше убить. Я думаю, застрелить. Мне так будет проще.

—  Вот и ладушки, — с огромным облегчением выдохнул голос. — Протяни руку ладонью кверху.

Я так и поступила. В руке вскоре появился тяжеленный пистолет.

—  А поменьше не мог найти? Мне ж его не поднять!

—  Нормальный пистолет, — возмутился голос. — Ты посмотри, какой красивый! "Беретта", оружие киллеров. Давай целься.

—  И куда тут нажимать?

—  Странный вопрос. На спусковой крючок, естественно, — язвительно ответил голос. — Это такая маленькая железная закорючка...

—  Вот эта? Так я и жму на нее, и ничего не происходит.

—  Быть не может! — обиделся голос. — Ты, наверно, не сняла с предохранителя.

—  Господи! — вздохнула я. — Откуда же мне знать, где тут предохранитель? Все это слишком сложно. Честное слово, отрубить голову было бы проще.

—  Я тоже так думаю, — мрачно заметил голос. — Все, хватит валять дурака. Нажми сюда, потом прицелься и дави на спуск. Как только терпят здесь такого тугодума?

Я не без труда подняла пистолет и тут же опустила.

—  Что, опять? — злобно спросил голос. Я нервно хихикнула:

—  А Эзергиль-то где?

—  Что?!

Комната озарилась вспышкой ядовито-синего цвета. Эзергили не было; остался только едва заметный контур, который на глазах растаял в воздухе.

—  Ты это нарочно сделала! — загремел яростный вопль у меня в ушах. — Отвлекала меня идиотскими вопросами и тянула время, пока она не сбежала!

—  А не надо варежкой хлопать, — парировала я.

—  Ты за это заплатишь! Прямо сейчас!

Темнота снова сгустилась. Я стояла в полном мраке с пистолетом в руке, вообще не понимая, в комнате я или уже нет. Вот так — повисшей в чуждой темноте, выкинутой из реальности — должно быть, чувствовала себя Эзергиль перед тем, как ей удалось сбежать. Неужели Князь и впрямь думал, что я собираюсь ее убить? Мне вдруг без всякой причины стало весело и абсолютно не страшно.

—  Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? — спросила я своего раздражительного помощника. — По-честному? Выйди-ка у меня из-за спины и покажись.

—  Решилась наконец? Ты догадываешься, что потом с тобой произойдет? — зловеще спросил голос.

—  Давай, я жду, — отважно заявила я.

—  Ты уверена? Даже в ваших убогих версиях миров смерть остается смертью. А ведь ты не знаешь, где сейчас находишься...

—  Знаешь, в чем твоя основная проблема? Для Князя Тишины ты слишком болтливый.

Я обернулась и с огромным удовольствием выстрелила Князю в синюю физиономию. Как давно я мечтала это сделать!

И мир развалился в грохоте и брызгах крови.

Когда пространство собралось по новой, я обнаружила, что нахожусь там же, где и была, — на табуретке перед верстаком. Я похлопала глазами, чтобы привыкнуть к электрическому свету. Иван сидел на своем месте, погруженный в творческий процесс. Перед ним голубела полусфера, в которой мелькали какие-то вспышки. Похоже, он вообще ничего не заметил. Метрах в двух от меня стояла Эзергиль, отвернувшись к окну, и водила пальцем по стеклу. Лицо у нее было задумчивое и расстроенное.

—  Прости меня, — не глядя на меня, сказала вдруг она. Выражение у нее было такое, словно она обращается не ко мне, а к себе.

Я оторопела:

—  Нет, это ты меня прости. То есть не прости... извини, что так все вышло. Меня просто занесло — знаешь, как это бывает, когда кажется, что ты круче всех, и хочется это всем доказать, и кажется, что сейчас самый подходящий момент? И я не знала, что он явится. А круто я отвлекла его, когда догадалась, что ты хочешь сбежать, правда? Кстати, знаешь, я его застрелила. Выстрелила ему в рожу так, что он отлетел шагов на пять и куда-то провалился — наверно, к себе в ад. Смотри, у меня до сих пор его кровь на одежде...

—  Прости меня, — смиренно повторила Эзергиль, как будто не услышав моей сбивчивой оправдательной речи, и даже голову опустила, словно провинившаяся первоклассница. — Мне нельзя было так поступать. С самого начала, как ты пришла, все было неправильно... неестественно...

Бот теперь, глядя на Эзергиль, я конкретно испугалась.

—  Если тебе так хочется, я, конечно, прощаю. Но, по-моему, это тебе надо меня прощать. Точнее, Антонине. Давай пойдем к ней и все расскажем, — загорелась я. — Наверно, мне надо было сразу сказать ей о синем призраке...

—  Надо, — вяло ответила Эзергиль. — Как он тебе представился?

—  Князь Тишины. А ты с ним что, знакома? Эзергиль истерически расхохоталась, развернулась и выбежала из мастерской.

"Она не человек... — снова и снова думала я, ошеломленно глядя ей вслед и чувствуя, как нарастает уверенность в том, что Князь Тишины сказал правду. — А кто?!"

ГЛАВА 6

Демон приходит ночью

У пальца был вкус пальца...

Стивен Кинг

Весь оставшийся вечер я просидела, запершись у себя в комнате, снимала стресс; с родителями не разговаривала, Маринка позвонила — я не стала брать трубку. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Хотелось побыть наедине с собой, любимой, которую все обижают и никто не желает оценить по достоинству. Я включила диск с какой-то сиропной западной попсой, поставила на стол зеркало, разложила косметику и занялась украшением себя: намазалась как минимум четырьмя разными кремами, накрасила ногти, надушилась горьковатыми мамиными духами. Потом долго расчесывала волосы щеткой — вперед, назад, пока не начали искрить и потрескивать. Выкопала в книжном шкафу руководство по вечернему макияжу и принялась за работу, пытаясь нарисовать поверх своего лица утонченно-чувственный облик девушки с иллюстрации: тональный крем, терракотовая пудра, помада с перламутровым блеском, техника "дымчатый глаз"... А внутри, в душе, был настоящий ералаш. Самое ужасное, я не понимала, что происходит. Почему я так оборзела сегодня в мастерской? Как осмелилась выстрелить в Князя? За что Эзергиль просила прощения? Похоже, я утратила всякий самоконтроль и даже не в состоянии оценить, хорошо я поступаю или плохо.

"Instructio de arbore" висело, пришпиленное к обоям, у меня над столом. Я мрачно посмотрела на картинку. Девушка лежала себе на травке; хотя вид у нее с деревом на макушке был довольно-таки идиотский, выражение лица было спокойное и самоуверенное, я бы даже сказала, нахальное.

"Да при чем тут душа мастера, очищение от зла и прочая фигня! — ожесточенно подумала я, вспомнив поучения Антонины. — Если нет таланта, то никакое очищение не поможет. И вообще, нет в природе никакого зла. И добра тоже нет. Все это относительно. Что одному хорошо, то другому плохо, и наоборот. Единственное, что имеет значение, — это сила. Кто сильнее, тот и прав".

В дверь постучалась мама. Я позволила ей принести чай с горячим бутербродом и выставила из комнаты, зная, что она все спишет на переходный возраст.

—  Макс звонил весь вечер, — сообщила она из-за двери.

—  Пошли его подальше.

—  Гелечка, ну так же нельзя... Он хороший мальчик. Людей надо жалеть...

—  А меня кто пожалеет? — с надрывом спросила я. — Все только о себе и думают. Что я им, кукла на веревочках? Подергали, и она танцует. Надоело, всех ненавижу, а себя в первую очередь. Все, я сплю.

Вздохнув, мама ушла, а я прямо в вечернем макияже, хоть сейчас на дискотеку, залезла в кровать. Спать, как всегда, не хотелось. На душе было тяжело и муторно. Угнетала неопределенность. Душу назойливо точила мысль: "А не выгонят ли меня теперь из мастерской?" Логика подсказывала, что могут, и даже более того, просто должны, после того что я там натворила. Я утешала себя единственным соображением, что обычной логикой там никто не руководствуется. Мне уже многое сходило с рук, но рано или поздно должен наступить конец. "Я же спасла Эзергиль!" — "А кто ее спровоцировал? Кто нарывался?" — возражал внутренний голос. Но самой неприятной была запоздалая догадка, что окаянный Князь Тишины намеренно втравил меня во что-то запретное, опасное и, что хуже всего, имеющее целью нанести вред нашей мастерской. "Ну, так он и получил по заслугам!" — довольно подумала я, чувствуя, что тот выстрел был моим единственным правильным поступком с самого начала нашего знакомства.

Ощущая припадок какой-то злобной активности, я взяла наугад из шкафа одну из Сашиных книг и погрузилась в чтение. Девушка купалась в ночном море, ее пьяный парень остался спать на пляже. Она плыла и вдруг почувствовала резкую боль в ноге. Наверно, наткнулась на камень, подумала она, потянулась ощупать ногу... а ноги нет. Мне вспомнился один знакомый парень, которого угораздило сняться в эпизоде фильма про Чечню в роли малолетнего ваххабита. Его роль заключалась в одной реплике. Когда его спрашивали: "А с глазом-то у тебя что, пацан?", — он снимал с лица повязку и загробным голосом говорил: "Нету глаза". Прочитав, как акула-людоед рвет девушку на части, я отложила книгу. Припадок активности иссяк, сменившись депрессией и непонятной тревогой. Я выключила свет, вытянулась на кровати, полежала минут пять, и мне стало все понятно с моим взвинченным настроением. Мастерская, Эзергиль, странности характера — да черт с ними.

Просто я боялась, что Князь Тишины вернется из своего ада, чтобы мне отомстить.

В соседней комнате тикали часы. В окно сквозь прозрачную листву ивы светил фонарь.

"Убила я его или нет? — размышляла я, лежа в постели и глядя, как по потолку пробегают световые полоски от фар проезжающих автомобилей. — Скорее всего, нет, к сожалению. Нечисть так просто не убьешь, особенно из призрачного оружия. Как и мастера иллюзий, кстати. К тому же он сам сказал, что смерть в одном из собственных миров — это всего лишь нервное потрясение. Но если он захочет отомстить — а он непременно захочет, я его характер знаю уже неплохо..."

"Хочешь, я приду к тебе в образе демона?" — вспомнился мне вкрадчивый шепот синего. И ведь придет, собака...

"Кстати — Тлалок требует человеческих жертв", — услышала я Маринкин жизнерадостный голос.