Капкан на Инквизитора

Пламя подступило ближе. Оно уже вырывалось из-под прогревшихся бревен, давая меньше дыма, но больше жара. Альвах невольно вжался в столб спиной, приотворачивая голову. Он уже чувствовал неприкрытым телом этот жар, который пока был терпимым. Больше всего доставалось выпуклому животу, который начинало подпекать. Роман инстинктивно попытался повернуться боком, но цепи держали крепко.

Меж тем, видения не покидали его. Альвах думал о своих прегрешениях, поневоле прикидывая, достаточно ли праведную жизнь вел он, чуждый всем порокам, кроме женолюбия. Перед его мысленным взором, задерживаясь лишь на миг-другой, проносились женские лица — десятки женских лиц. Отчего-то вспомнилось, что он никогда не брал силой, но зачастую пользовался своим положением для того, чтобы принудить. Вспомнились неверные жены, что находили короткую усладу в его объятиях, вольные девы, навек потерянные для добродетели и заветов Светлого, шлюхи, что отдавали свои тела за монеты, и арестованные ведьмы, готовые на все ради снисхождения. Последнее доставляло особенную муку и стыд. Альвах стиснул зубы, сильнее вжимаясь в столб, потому что жар уже пек, словно роман стоял рядом с печью, где плавили руду. Тогда, ранее, в другой жизни, временами на него находило ощущение неправильности и невольное раскаяние. И, бывало, он порывался принести покаяние и подчиниться обету безбрачия, дабы искупить свое неправедное поведение. Но медлил, небезосновательно полагая, что для исполнения жесткого обета у него попросту не хватит воли. Альвах был молод и все откладывал покаяние на потом, полагая, что времени у него еще будет достаточно.

Теперь он уходил без покаяния, ибо нераскаявшимся грешникам не полагалось духовного утешения. Да и что бы мог сказать он утешителю? Любой духовник счел бы его откровения бредом сумасшедшей либо желанием надругаться над естеством Светлого, опорочив его грязной ложью. Страх пек душу Альваха изнутри, глодал ее, пережевывая безжалостными клыками, в то время как разгоравшийся огонь заставлял извиваться в постепенно разогревавшихся цепях. Не в силах терпеть этот страх внутри, Альвах задрал, наконец, голову к темневшему небу.

— Светлый! — его голос, женский и тонкий, тонул в треске сгоравших сучьев, людском говоре, криках и реве поднимавшегося выше пламени, которое лизало его ноги уже выше колен. — Светлый, молю тебя! Узнай меня, своего сына Марка Альваха, узнай в этом чуждом естестве! Не покидай, Светлый! Я во многом заблуждался, но всегда был верен тебе! Молю тебя, не бросай мою душу на поживу хаосу! Дай мне знак, что ты не покинул меня! Дай мне знак! Всего один знак! Светлый..!

Альвах кричал, уже не заботясь о том, что кто-то может его услышать. Горячая, колючая боль кусала его со всех сторон, раскаляла железо цепей и столба, к которому он был прикован. Палачи ворошили поленья и хворост, сбивая огонь, но тот распалялся все сильнее. Бывший Инквизитор умолк, сознавая бесполезность своих молитв. Солнце ушло за горизонт и Лей потерял возможность слышать кого-то из своих детей до нового восхода. Погибающий, полубезумный разум озарило новой короткой вспышкой — о правиле Уложений, заставлявшем сжигать ведьм после заката. Чтобы осужденные женщины не в силах были даже в молитвах обратиться за помощью к единственному остававшемуся им заступнику?

Альваху было уже мало что видно сквозь огонь и великую боль, однако, гаснущим сознанием он больше почуял, чем увидел возникшее в среде зревших его смерть людей какое-то волнение. Словно бы со стороны не города, а холмов на Пустырь влетели два десятка черных всадников, мгновенно заполонивших все свободное пространство. Стремительно покрывавшийся чудовищными ожогами, кричавший, сгоравший Альвах каким-то чудом узрел воина, который мог быть только предводителем всадников. Этот наглухо закованный в темный доспех плечистый великан спрыгнул наземь, вырывая из седельных ножен огромный меч. Альвах сквозь мелькавшие перед его глазами огненные языки и черный дым увидел, как к нему наперерез метнулось несколько стражников Ордена. Как почти в тот же миг их раскидало в стороны, и как черный великан тяжело вспрыгнул на край "чаши", прямо в огонь.

Дальше пламя выжгло Альваху глаза, и он не увидел больше никого и ничего.

Альвах открыл глаза. Сомнения в том, жив он или мертв, рассеялись мгновением спустя, когда из ниоткуда пришла колючая боль. Роман попытался и с трудом приподнял руку, вызвав новый всплеск боли по всей ее длине. Вроде бы рука была перемотана бинтами до кончиков пальцев. Судя по ощущениям, бинтами была перемотана большая часть его тела.

Живот тоже никуда не делся. Роману показалось — он стал еще больше. Спину ломило, и Альвах счел за лучшее не шевелиться, и реже дышать. Он не знал, где находился, и что ждало впереди, но уже одно то, что он не ослеп, не могло не радовать. Несколько раз с силой зажмурившись, Альвах заставил затуманенные от долгого сна глаза смотреть зорче. Но тут же пожалел об этом.

То, что ранее он принимал за размытое темное пятно, теперь надвинулось ближе, принимая человеческие очертания. Несколько мгновений спустя слезящиеся глаза бывшего Инквизитора сумели рассмотреть де-принца Седрика, который в тревоге склонился над ним.

— Caenum, — выдохнул Альвах. И вновь провалился в темноту.

Когда он проснулся в следующий раз, вокруг стало гораздо светлее. Альвах полежал некоторое время, глядя в высокий лепной потолок. Потом несмело поднял руку со свежей перевязкой и провел по лицу. Боль, которая в его прошлое пробуждение была нестерпимой, теперь ушла. Роман не удивился этому. Он по-прежнему ощущал в себе дар горгоны, равно как и её проклятье. Бросив короткий прояснившийся взгляд на холмик живота под атласным покрывалом, Альвах приподнялся на локтях, оглядывая комнату, в которую его занесло судьбой.

Комната была небольшой, но обставленной не менее роскошно, чем привыкла убирать свои покои шлюха Октавия, которая любила сочетать в обстановке изысканность и уют. Взгляд Альваха некоторое время блуждал по стенам, которые были задрапированы светлыми тканями; нескольким креслам из мягких тюфяков, столику с множеством расставленных снадобий и большим зеркалом, высоким окнам, горящему камину и шкуре желтого медоеда на полу. Комнату явно обставили под женские нужды. Лишь теперь бывший Инквизитор повернул голову и, словно в подтверждение своей догадки, встретился глазами с молодой миловидной женщиной.

Он вздрогнул от неожиданности. До того, как увидеть ее, Альвах не чувствовал чужого присутствия, хотя должно быть, женщина все время находилась рядом. Это была среднерослая, красивая веллийка, светловолосая и светлоглазая. Ее породистое лицо выражало спокойное достоинство и заботу. Она носила простое, но настолько дорогое платье, что это стало очевидно даже Альваху, не вполне разбиравшемуся в женских нарядах велльской знати.

— Бедняжка, — тем временем мелодично проговорила веллийка. Ее интонации отчего-то напомнили роману Бьенку. — Благодарение Светлому, ты очнулась. Как ты себя чувствуешь? Где-нибудь еще болит?

Альвах открыл рот и засипел. Потом прочистил горло и предпринял новую попытку.

— Помоги... сесть.

С помощью женщины ему удалось перебраться выше, опираясь спиной о подушку. Сознание романа окончательно прояснилось. Впервые за долгое время откуда-то пришло ощущение безопасности. Альвах тут же благоразумно изгнал его прочь. Но уже то, что скрип двери не должен был означать начала новых пыток или насилия, не мог не дарить чувство пусть обманчивого, но покоя.

— Где... я?

Женщина, которая успела отойти к столику и вернуться с чашкой горячего асского напитка, который, как было известно, укреплял силы, попыталась напоить Альваха с ложки.

— Где...

— Ты — в Ивенотт-и-ратте, — женщина вновь попыталась влить в подопечную ей романку целебный напиток ассов. — В замке короля Хэвейда. Тебя привез де-принц Седрик после... после казни. Ты... была без чувств. Поэтому, наверное, ты и не помнишь того, что произошло?

Воспользовавшись тем, что романская юница была отвлечена ее словами, веллийка, все-таки, сумела протолкнуть ложку с настоем сквозь неплотно сомкнутые губы. Впрочем, сладкая живительная влага, очевидно, пришлась строптивой больной по вкусу. Осознав, что не сможет самостоятельно держать ложку из-за бинтов на руках, дальше романка позволила поить себя безвозбранно.

— Ты — Марика, да? — отставив, наконец, чашку, женщина поправила подушку подопечной. — Мое имя — Ираика. Мой супруг, про-принц Генрих, приходится де-принцу Седрику родным братом. Значит, вскоре мы станем сестрами по нашим мужьям. Седрик... он тверд в стремлении жениться на тебе. Как только вы оба оправитесь от ран.

Альвах удивился. Ему никогда не думалось о том, что за ним будет ухаживать принцесса. Очевидно, его ценность в глазах королевского семейства Дагеддидов была и в самом деле запредельно высока, если такое дело не доверяли слугам.

— Де-принц... ранен? — выдавил он.

Принцесса кивнула, ласково улыбнувшись ему, как старшая подруга — младшей.

— Он заслонял тебя от огня, пока пытался сладить с твоими оковами. Его ожоги проходят медленнее твоих.

Альвах воспрянул духом. Новость о том, что спасителем оказался Седрик Дагеддид, не особо его удивила. Никем другим он быть не мог. Всем прочим в мире Светлого на романку Марику было плевать, за исключением, разве что, Бьенки и Ахивира. Если магу удалось вернуться под солнце Лея.

Вторая новость была не хуже. Если Дагеддид получил тяжелые увечья, пройдет не так мало времени прежде, чем он сможет вставать с постели. А значит женитьба, которая порочила человеческое естество, имя дома Альва и самого Светлого, откладывалась. Впрочем, последними словами принцесса Ираика несколько остудила радость романа.

— Ты, наверное, хочешь его увидеть. Погоди, я сейчас позову!

Она поднялась, намереваясь идти. Альвах, поморщившись, умудрился поймать край ее юбки.

— К... кого?

Знатная веллийка удивилась.

— Седрика, конечно. Он сейчас придет.

Настроение бывшего Инквизитора тут же испортилось. Должно быть, он поторопился с мнением относительно тяжести ран геттского выродка и собственной защищенности от насилия. С все возраставшей тревогой он наблюдал, как то и дело оглядывавшаяся на него принцесса покидает комнату. И как, спустя совсем короткое время, возвращается с человеком, который прямо и косвенно сделался виновником большинства из Альваховых бед.

Де-принц Седрик гляделся взволнованным. Он был все так же огромен. Отчего-то без доспеха этот могучий полугетт казался еще больше. Из-под просторной рубашки виднелись такие же перевязки, какие перетягивали тело Альваха. Одна рука Седрика была забинтована. С другой, очевидно, бинты только что были сняты. Уже подсохшие багровые волдыри жирно поблескивали размазанной по ним целебной мазью.

Седрик приблизился к ложу Альваха с таким видом, с каким сам Альвах подходил к алтарям Светлого для молений. Понятливая принцесса не пошла дальше двери, а теперь и вовсе покинула комнату. Закусив губу, Дагеддид опустился перед постелью на колени, взяв руку "невесты" в свою.

Альвах, который был обязан ему жизнью и связан клятвой, не знал, как вести разговор. Ему нечем было порадовать чадолюбивого де-принца. Седрик тоже молчал, поводя по руке "невесты" и вглядываясь в ее лицо. Наконец, он вздохнул и поцеловал тонкую девичью кисть.

— Прости меня, — пробасил он, не опуская взгляда. — Я едва не опоздал. Я... я мог потерять тебя...

— Полно, Дагеддид, — не выдержал Альвах, попытавшись выдернуть пальцы. Седрик, однако, разгадал его маневр и стиснул свои. Рука "невесты" осталась у ее спасителя. — Ты и так сделал... как надо. Ты вытащил меня из огня. Но... Инквизиция этого так не оставит. Они потребуют меня обратно.

К его удивлению, Дагеддид улыбнулся.

— Об этом можешь не беспокоиться. Это уже улажено.

— Улажено? С Орденом Инквизиции?

Сын короля кивнул.

— Ты... не знаю, как у тебя хватило мужества. Но ты не признала себя ведьмой, и тем спасла себя. Когда ко мне явились посланники Ордена, я взамен потребовал у них ознакомления с материалами... по твоему делу. Неохотно, но они предоставили нужные бумаги. Выяснилось, что процесс над тобой проходил с нарушениями. Меня не оповестили о суде, да и самого суда не было, как такового. К тому же, проклятый Эруцио... Мой бывший любовник. Это он выдал тебя Инквизиции. Эруцио... не давал никаких показаний, кроме своего подлого доноса. Я... признаться, я не ожидал от него... — Дагеддид поморщился. — Впрочем, хорошо, что теперь с ним покончено. После нашего... разговора, он отказался от своего доноса, признавшись в оговоре из ревности, — де-принц нехорошо усмехнулся. — С ним уже поступили... по всей строгости закона применительно к лже-доносчикам. Я же честно рассказал судьям, как случилось... наше знакомство. И при каких обстоятельствах был зачат мой наследник.

Альвах закусил щеку. Седрик вновь погладил его пальцы.

— Мой рассказ, отказ доносчика от его показаний, и, самое главное — твое мужество, которое позволило тебе отрицать... отрицать оговор, позволили мне добиться признания твоей невиновности. Вместо тебя под суд пошел негодяй Эруцио. Ты же полностью оправдана комиссией, которая была созвана Орденом по моему настоянию. И... свободна от всех обвинений, Марика. Они больше не будут преследовать тебя.

Слушать о таком было удивительно. Редко кому из ведьм удавалось сойти с костра, и еще меньшим — получить оправдание от судей Ордена. Впрочем, роман не разделял восторгов де-принца. В отличие от Седрика, Альвах знал, что у Ордена бывших осужденных не бывает. Он останется под подозрением и наблюдением — до конца жизни. Или до конца проклятия, если, волей Лея, ему удастся избавиться от опостылевшей женской шкуры.

— Каким образом тебе удалось убедить обвинителя... отказаться от доноса? — поспешил спросить он, потому что поглаживания Седрика делались все более нежными и долгими. Альвах догадывался, что из-за их ран де-принц прямо сейчас не будет требовать от "невесты" утешить его своим телом. Но близость мужа, пусть даже того, которому он был обязан жизнью, все равно была неприятна. — Ты... применил пытку? Я понимаю верно, что ты, велл, применил пытку к гражданину Вечного Рома? Он может... указать на это при суде. Без веского повода...

— Повод для ареста был, — Седрик вновь посерьезнел. В последний раз проведя пальцами по девичьей руке, он с величайшей осторожностью опустил ее обратно на покрывало. — Эруцио взяли за убийство. Меня не было в Ивенотт-и-ратте. Я... я всюду тебя искал. Об этой истории мне доложили уже по возвращении. Около месяца назад встречи со мной потребовал капитан приграничья, из поселка Нижние Котлы. Кажется, Вилдэр... С ним была девушка. Эти двое пришли в замок здесь, в столице. Якобы девушка располагала точными сведениями о тебе.

Альвах в волнении нахмурился. Он начал догадываться о том, что загодя наполняло его душу смутной тревогой.

— Я был далеко, — повторил Седрик, с некоторым недоумением наблюдая за лицом "невесты". — И должен был вернуться не ранее, чем через десяток дней. Но ждать так долго они не могли. Капитану требовалось вернуться в приграничье, девушка же... не могла оставаться без его сопровождения. Ее проводили в приемный покой. Одну, без капитана. Как мне сказали потом, она хотела сообщить мне нечто важное с глазу на глаз. Однако когда к ней вышел секретарь, девушки в комнате уже не было. Капитан, который не уходил без... без подопечной, настоял на поисках. Но и поиски ничего не дали. Через три дня он уехал ни с чем.