Зверь Лютый. Книга 17. Пристрелочник

Снова спешка. Каждое утро, проснувшись задолго до восхода солнца, выдернуть себя из тёплой постели, из-под вороха одеял и шкур, выскочить во двор. В холодную, сырую, мерзкую... темень.

Жванецкий прав: "Весь день не спишь, всю ночь не ешь — конечно, устаешь...". Чувствую себя усталым. Прямо с утра.

"Принять мужчину, таким, каким он есть, может только военкомат". Добавлю: а поднять — только мочевой пузырь.

На ощупь посетить... удобства. Глаза открывать не хочется. Шевелиться не хочется. Дышать не хочется. Забиться бы назад в постельку...

Начальник я или кто?! Могу я себе позволить или где?!

Мда... Что, и спросить нельзя?

Ссутулившись, рефлекторно вздрагивая от окружающего... от мерзопакости вокруг, приковылять к столбу с умывальником. В форме опрокидывающегося на голову ведра ледяной воды.

О! О, блин! У-ух! Ё! Едрить и дегазировать! И ещё разок... О-го-го!

"Эх, раз, ещё раз.

Ещё много-много раз!

Лучше сорок раз водою

Чем в колоду головою!".

Я и ещё чего-нибудь могу. Придумать и проорать.

"Ведро воды на голову принять.

Потом весь день на неприятности нас...ть!".

Мда... Не Пушкин.

Народ мои "вопли в ночи под ведром" называет уважительно: "первые петухи пропели". Все знают: Воевода прокукарекал — скоро солнце встанет. Наши баловники, из числа кто сильно вставать не любит, шалить как-то надумали: слили тайком моё ведро. Я выхожу, дёргаю за верёвочку, а там... пусто. Ещё раз дёргаю — опять пусто. Вообразите себе моё неподдельное недоумение...

Своротил нафиг всю установку с корнем!

Потом шалуны у меня три ночи шалили. С вёдрами в руках. Таскали окскую водицу в Волгу. Через Дятловы горы посуху.

О! А это на поварне у Домны народ зашевелился.

"И долго тем любезен буду я народу

Что поварих к работе пробуждал".

После "ощипывания" булгарского каравана и "обувания" рязанских прасолов, у нас образовалось много "рабов" и хлеба. Домна немедленно совместила: вытащила со складов ещё две ручных меленки из Пердуновки. И приставила к ним купчиков из кызылбашей.

Вот же — типичные восточные люди, тюрки, "красноголовые", а как Домну слушаются! Толстенькие такие были, бородатенькие-волосатенькие. Теперь гладенькие — сами себе всё до волоска выщипали — не гигиенично. И — похудели. Верно скандинавы говорят: работа на ручной мельнице — занятие для сильного раба. Или — для слабого, но сильно подгоняемого. Когда Домна раскалённым рогачом со всего маху по чему не попадя... подгоняет — подгоняются все.

Ещё там был один... орёл. Красавец. Глазом косил. Такой весь... только не клекотал. Марана выпросила. На эксперименты. Я ей говорил:

— Не увлекайся ты своей... евгеникой. Давай будем улучшать людей... культурно.

Она сразу шипеть начала:

— Что ты понимаешь! Да пошли все твои евгении, пофигении и просто гении...!

Три дня её видно не было. Потом приходит.

— Не рассчитала, бракованный попался. Вели закопать. Ошибку эксперимента.

Закопали. Отец Аггей и отпел благостно.

Аггей у нас очень хорошо отпевает. Практика. Ежедневно тренируется. Вот с кем у меня нет проблем — с Аггеем. Способствует словом божьим, врачует раны душевные и смазывает елеем истинно праведным. Молодец. Всех язычников, которых мы из каравана сняли — окрестил, всех утративших связь с храмом — воцерковил, даже пяток из правоверных — вохристианил. Был бы у нас профсоюз — ещё и взносы бы собрал.

Главное — при нём "солнечную лошадь" не вспоминать. А то он расстраивается и плачет.

Беда в том, что глупые люди пытаются его добротой воспользоваться:

— Воевода, вот добрая женщина. Восприняла она свет веры христовой от проповеди скромной моей. И возжелала спасти душу свою. Ныне просится она, чтобы перевели её с чистки рыбы от реки на кухню. Ибо тяжко ходить ей вверх, на крутой обрыв, к храму на богослужения.

Храм... какой у нас тут храм?! Балаган, в котором Аггей обретается. Но — чистенько, пристойненько. Конечно, алтаря нет — откуда я здесь частицу великомученика найду?! Только если сам из кого-нибудь сделаю. Пока так, часовенка.

С этой прихожанкой... А что по этому поводу думает "товарищ Терентий"?

А "товарищ Терентий" дёргает изуродованным лицом и думает, что дуру ленивую надо плетями вразумлять. А не — словом божьим.

Интересно: а нельзя ли совместить?

"Если скрестить ужа с ежом — получится метр колючей проволоки" — совейская народная мудрость. Ход моих ассоциаций понятен?

— Хорошо. "Добрую женщину" снимаем с чистки рыбы. И отправляем к Христодулу в обслугу. "На крутой обрыв" — ходить не надобно, там двенадцать вёрст и всё по ровному.

Мда... А Христодула я чуть не потерял. Как и Фрица с Горшеней. Печально было бы. И неудобно. Я своих ближников воспринимаю как части своего тела. Как пальцы. У него болит — и мне отдаёт. А уж ампутация...

Дело было так.

Только как-то разобрались с пришлыми, пропустили через парикмахерскую, клизму и баньку, приспособили к полезной деятельности. Уже снизу мешки с зерном таскают. Между прочим, вытащить пятипудовый мешок зерна на эту гору по мокрой после дождей тропке... Во, ещё один навернулся. Он, конечно, персиянин и "раб города"... Но "Фурункулёр" — аж горит.

Мать ити! Люди корячатся, пупки рвут, а я... не предусмотрел. Ведь могли бы "рвать" с большей эффективностью! Стыдно.

Выбрали мы место по "Гребешку", где посуше, для зерновых ям. Копаем.

* * *

Это обычный способ хранения зерна в Поочье. Севернее, где более сыро, строят наземные хранилища. Как я и докладывал выше о марийских дворах.

Копают эти ямы с особенностями: они должны быть грушевидной формы — расширяются книзу.

"Так хранили зерно в России на Смоленщине и южнее в черноземных районах до XVIII — XIX вв. Диаметр поздних ям достигал 1,5 м, глубина — до 4,5 м. Помещается около 40 тонн".

Здесь ошибка историка: рожь и пшеница имеют удельный вес 0.67 — 0.7, объём ямы — около 8 кубов. Влезает примерно, 5 тонн. Овса — раза в полтора меньше.

До засыпки зерна — стенки ямы тщательно прокалить, обмазать глиной и специально обжечь. Засыпанное зерно перекрыть соломой и тщательно забить землей или плотно закрыть досками и землей. От вредителей. Я — не про двуногих.

Зерно может храниться до 10 лет, но на посев уже через три года не годится. Всхожесть падает. Хотя известны и уникальные случаи: в Орловской губернии в 19 в. крестьяне нашли старую зерновую яму с рожью и "она совсем цела и невредима", а хозяев ямы не нашли — так давно она была заложена.

У меня 4 тысячи пудов — 64 тонны зерна. Таких больших ям, как в 19 в. надо... две — под овёс, одну — под пшеницу. И десять — под рожь. "Не храните все яйца в одной корзине" — давняя товарно-складская мудрость. А уж весь хлеб в одной яме... Да и не влезет.

Из всего потребного и вышеперечисленного у меня нет соломы. Ну и фиг с ней. И — глины. А вот это — принципиально. Про мышей в Пердуновке — я уже рассказывал. Есть и другие... "норокопатели", которые на наш хлебушек позарятся. Убил бы гадов! Но всех — не поймать. Нужен слой глины... сантиметров 10. По всей внутренней поверхности этих ям.

Считаем... два куба глины. С учётом потерь — 4. "Глина сухая, вынутая лопатой" -1.070 тонны. Почему такая же, но "вынутая экскаватором" на 20 кг тяжелее — не знаю. И задумываться не буду — экскаватора нет.

* * *

Дождик перестал — надо ловить момент. Просто по свойствам этой самой глины: "глина мокрая, вынутая лопатой" — уже 1600 кг. И это не предел — у экскаватора больше. А нам её таскать фиг знает откуда. Я и заслал Горшеню, Фрица и Христодула посмотреть срочно то самое глинище, о котором давеча рассказывал.

Сщас они сходят, место, откуда начинать — найдут, дорогу пометят, прикинут как там чего разместить...

Сначала мы на "Гребешке" вкапывались резвенько. Потом, когда дело пошло к расширению — пришлось работать осторожнее. Укрепляя стенки этих... "погребов". Вот только засыпанных мне здесь не хватает! Заживо погребённых.

Сижу я в яме, подчищаю дно, грущу в душе: грунт лёгкий, без обрешётки не держится. Значит, прокалить его не удастся — дерево сгорит и всё завалится. Вся надежда на глиняный слой. А как-то оно будет? А хватит ли? Может, толщину увеличить? Так ведь трескаться начнёт. Может, в два слоя...?

Вдруг сверху детский визг и плач:

— Убили! Зарезали!

Мда...

"Раз попадун задумал славу в один присест добыть в бою,

На эту славу, как на карту, решил поставить жизнь свою.

И вот, когда от нетерпенья уже кружилась голова,

Не то с небес, не то поближе раздались горькие слова:

"Видите ли, мой попадец, очаровательный попадец,

Все дело в том, что к сожаленью, сегодня к вам пришёл... факеншит".

Гурченко, помнится, так мило похожий текст исполняла. Вокал, знаете ли. А тут... сплошные визги и вопли.

Малёк из Фрицевых "геодезистов". Забеганный, испуганный, сопли текут, щека поцарапана, рубаха порвана...

— Уймись. Говори по делу.

"По делу" получается так: на глинище отправилась толпа человек в 10. Трое ближников и детвора из их подручных-посыльних. А кому идти?! Здоровые все землю копают, дерева роняют да мешки таскают! Больные-калечные... их за десять вёрст не пошлёшь. Был там один колченогий. Из подмастерьев Горшени. Толковый парень. Его и убили.

"Комиссия" местность осмотрела, раз шесть поспорила, наметила разметку, вбила колышки, пацанва начал грунт снимать...

Тут из кустов — крик. Вылетает этот колченогий. Со спущенными штанами. И с копьём в спине. И падает. Следом выскакивают какие-то... дикари лесные. С топорами, копьями и луками. Христодул, который ближе всех стоял, получает топором по голове. После чего вся команда, вереща и подвывая, кидается бежать. А нападающие лупят им вслед стрелами. Фрицу ляжку прострелили, ещё одному мальчонке — бок поцарапало.

Что Горшеня на своих больных ногах — впереди всех бежал и громче всех кричал — не вопрос. Он — трус-организатор. В смысле: через версту сумел народ собрать, оказать раненым первую помощь и послать ко мне гонца.

— Сколько воев в поход брать?

— Погоди, Чарджи.

Уже стоит рядом, уже в доспехе. Уже и Ивашко бежит, гурду на боку придерживает. Хорошие у меня мужики. Как пионеры — всегда готовы. А вот к чему "готовы"?

Сколько ворогов — неизвестно. В пределах десятка. Доспехов — не видели, длинных клинков, щитов — нет. По одежонке... не воины. Я уже говорил: воин одевает яркое, блестящее — врага пугать, свою кровь прятать. А тут... охотники? Разбойники? Шиши? Бродяги? Преследования — не было, окружения — не было, полноценного "первого удара" — не было. Стычка выглядит... непрофессионально.

— Чарджи. Остаёшься за главного. Ивашко, смешанный десяток, носилки, лекарку — к Фрицу. Отнести к Маране. Могута, возьми своих. Идёшь с Ивашкой. От места стычки пойдёшь по следу. В бой не вступать. Без крайней необходимости. Смотреть, слушать. Самород, уже прибежал?

— Я ж те говорю! Они ж все... Они всегда...

— Пойдёшь с Ивашкой. Осмотришь внимательно место. Я хочу знать — кто, сколько, почему. И — откуда.

— Эта... а ты?

— Глупые вопросы спрашиваешь. Мы тут с Суханом... малость побегаем.

Сухан рядом стоит, мисюрку мою с безрукавкой подаёт. Команду: "сброю — к бою" он по губам прочитал. Ещё когда малёк только рассказывать начал. Возле Курт приплясывает, хвостом как веником машет:

— Ну что, хозяин, давай побегаем, поиграем!

Глава 370

Бегу я себе по здешним лесам да оврагам, поскальзываюсь на глине и траве, получаю мокрыми ветками по лицу и думаю, уж в который раз в этой "Святой Руси":

— А не дурак ли я?

И сразу понимаю: да, дурак. Хренью занимаюсь, на мелочи размениваюсь. Бессмысленно рискую собственной бесценной головой в каких-то ничтожных стычках каких-то ничтожных людей. Да они вообще! Примитивные... предки. Да вокруг этой Стрелки тысячи лет тысячи таких стычек было! И ещё тысячи будут. И куда громче, важнее, кровавее. Судьбоноснее. А, между прочим, получить стрелу в глазик — смертельно. Причём — для всего человечества. Поскольку прогресса в моём лице... увы. П-ш-ш...

Да вот же поворот какой: мне на весь мир с его прогрессом... плевать колокольно. Мне — я сам интересен. Я себя люблю. Сильно. Больше жизни. Даже — собственной.

Парадокс. Многие вообще не понимают — об чём речь.

"Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн и бурной тьмы,

И в аравийском урагане,

И в дуновении Чумы".

Я насчёт "упоения"... без фанатизма. Я и другие способы знаю. "Упоение" можно и через магазин... Но жить без самоуважения...

Некоторые честно интересуются:

— А что это такое? С чем его едят и где купить?

Особо продвинутые — цитируют ветхозаветные истины.

"Живая собака лучше мёртвого льва" — при всём моём уважении к мудрости от Соломона... Я, конечно, дико извиняюсь, но всё же: "лучше" — для кого? Для владельца передвижного зоопарка? — Таки да. А вот для таксидермиста, например — таки нет. Кто-нибудь рассматривал эту дилемму с точки зрения самих животных? Если уж её постоянно используют про людей?

Лев, на мой взгляд, выберет смерть. Потому что в дворняжку он просто не влезет. Просто свихнётся мозгами. Я, например, и в человеческое-то тельце со скрипом влез. С потерей всего кожного покрова. Как вспомню — так вздрогну. Чуть не сбрендил.

Правильная формулировка вопроса: "Что лучше — мёртвый лев или взбесившийся пёс?".

Обязательно спрошу у Соломона. Если вляпнусь в соответствующую эпоху.

А пока Соломона нет... Факеншит уелбантуренный! Вляпнулся. Но не в эпоху. Да что ж так скользко-то?!... И — грязно.

"Нападуны" уходят по знакомому им лесу. Имея фору во времени. Когда Могута встанет на их след — часа три они выигрывают. Догнать их... тяжеловато будет. А догнать надо, потому что возмездие за нападение на моих людей должно быть неотвратимым. Всегда. По каждому эпизоду. Быстрое и исчерпывающее. Иначе — мы здесь не выживем.

Из трёх стратегий — откупиться, отдаться и отговориться — я выбираю четвёртую: вырезать. Остальные — пока по деталям не проходят.

Ивашко и его люди пойдут по горе, как шла "комиссия".

И я по горе бегу. Потому что слезать в овраги... очень не хочется. Тут и поверху... По этим... разъедрить... колдоё... неровностям местности. Ребятам надо время собраться. Хоть и быстро, но четверть часа они потеряют. И потом — тащиться будут. Тем более — толпой и с поноской. А я — бегаю быстро и долго. Норматив ка-ме-эса в полчаса на такую дистанцию... Ага, по пересечённой и в доспехе... Ну где-то как-то... Вытягиваю.

"Мышь генномодифицированная". Ну, псих я, псих! Уникальный.

Единственный, кто в селении сходный темп держит — Сухан. Потому что за мной бегает постоянно. Потому что мы с ним поход прошли. А остальные — домашние. Больше-меньше. Недавней, этого-двух-трёх месяцев, например, жёсткой подготовки-тренировки у них нет. Последнее время все бойцы мои таскали, копали, рубили... не бегали.