— В прошлом тоже воевали со всей Европой..., 'нашествие двунадесяти языков' выдержали, сейчас же, Сергей Миронович, — тем более: победим и всё разрушенное восстановим. А насчёт командования... сложный вопрос, но, думаю, военные всё правильно делают: на апрельских играх наше наступление Генштаб, как говорится, командирам и начальникам вплоть до дивизии всё разжевал и в рот положил, причём, насколько я знаю, ситуации разыгрывались в нескольких вариантах. Дивизионное начальство к середине мая завершило полковые штабные учения. Считаю, что на данный момент сделано всё возможное, чтобы предусмотреть любые неожиданности, с которыми может столкнуться командир, но, конечно, нет никакой гарантии, что их не будет. Дальнейшая учёба будет проходить уже на поле боя, а экзаменовать нашу армию противник. Есть так же надежда, что учёба эта будет проходить значительно быстрее, чем в мирное время. Ну а в вооружении мы германцам не только не уступаем, но кое в чём и превосходим. Нам есть чем удивить германцев в техническом плане, а как говорил Суворов: удивить — значит победить.
— Но если всё так, как ты говоришь,— Киров ищет глазами спички, не найдя их с огорчением прячет обратно в карман пачку 'Беломора',— зачем нам этот трюк с поддельной речью Гитлера? Зачем обманывать народ? Всё равно это со временем вылезет наружу.
— По большому счёту, Сергей Миронович, мы никого не обманываем. Сейчас, пожалуй, уже никто в мире не сомневается, что Гитлер готовится напасть на СССР. Эту операцию следует рассматривать как дезинформацию населения стран, оккупированных противником и противодействие вражеской агитации в странах наших союзников. Такие операции, по сути, ничем не отличаются от обычных военных операций.
— Растёшь, Алексей,— белозубая улыбка Кирова освещает комнату,— разагитировал старого агитатора. Поговорил с тобой и прямо легче на душе стало.
— Прошу прощения,— возвращаюсь к письменному столу и поднимаю трубку зазвонившего телефона,— Сергей Миронович, нас товарищ Сталин вызывает к себе.
'Болеет Хозяин, температура 38-39 градусов, не меньше,— определяю по вялому рукопожатию вождя,— как невовремя, в этом году уже во второй раз'...
— Проходите,— хрипит он,— махнув с сторону стола для заседаний, за которым уже сидят Молотов и Берия.
... 'Опять ангина, Оля говорит, что фолликулярная. Легко поддаётся лечению антибиотиком, но Сталин слушать ничего не хочет, обходится домашними средствами. Ой доиграется до артрита или заболевания почек'.
— Завтра по радио будет выступать товарищ Молотов,— вождь подливает в стакан нарзан, в котором плавают кусочки льда,— посмотрите правки, потом обсудим.
'Что тут у нас?-Подношу к глазам свой экземпляр светокопии текста выступления.
Перед первым абзацем текста идёт вставка от руки почерком Молотова:
'Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: Сегодня в 5 часов утра, не дожидаясь ответа на свой ультиматум, предъявленный нам вчера, без объявления войны германские войска напали на нашу страну. Атаковали наши границы и подвергли бомбёжке и артиллерийскому обстрелу города — Кишинёв, Львов, Брест, Каунас'.
Вставка от руки почерком Берии:
' ... и некоторые другие. Число убитых и раненых мирных жителей в результате этого нападения сейчас уточняется. Теперь, когда разбойничье нападение на Советский союз уже свершилось, Советским правительством отдан приказ нашим войскам — отбить это ничем не спровоцированное нападение и уничтожить войска агрессора, где бы они не находились'.
'Может быть стоит уточнить, что-то типа: 'на своей или вражеской территории''?
'... Это война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков'...
'Опять двадцать пять'...
' ... Советское Правительство выражает непоколебимую уверенность, что наши доблестные армия и флот, смелые соколы нашей авиации с честью выполнят долг перед родиной и советским народом, и нанесут сокрушительный ответный удар зарвавшемуся агрессору. Нам не в первый раз иметь дело с нападением на нашу страну, в свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной, которая закончилась крахом Наполеона в Париже. Так же будет и сейчас с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная армия и весь наш народ вновь поведут победоносную войну за родину, за честь и свободу. Правительство призывает вас, граждане и гражданки, ещё теснее сплотить ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего нашего великого вождя товарища Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами'.
— Хорошо написано,— отзывается Киров на вопросительный взгляд Сталина,— жаль только, что не ты, Коба, будешь с ним выступать. Неужели вся наша медицина не может вылечить кашель? Может быть уколами какими-нибудь...
'Только не надо на меня коситься, я предлагать ничего не буду, пусть всё решают врачи'.
— Мы сейчас говорим о тексте выступления,— едва слышно хрипит вождь, переводя на меня взгляд.
— Я считаю, что очень сильная концовка, товарищ Сталин,— пробую на слух последние фразы.— 'Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами'. Такие слова следует высечь в граните. А вот обращение не очень, что это — 'граждане и гражданки'?...
'Помнится Молотов даже сказал — грАжданки. Нет, обращение от 3 июля было сильнее'.
— ... Мне кажется, что надо не сразу чохом разделяя лиш по полу, а ко всем и к отдельно каждому обратиться — 'Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы и командиры нашей армии и флота'! А дальше, если тезисно, то: наша страна вступила в смертельную схватку с сильным и коварным врагом; лёгкой победы не будет, для её достижения мы должны напрячь все свои силы на фронте и в тылу. Мы должны организовать всестороннюю помощь Красной Армии, обеспечить всем необходимым, подчинив интересам этого дела всю свою работу. Все силы на разгром врага! И ещё, я против упоминаний о 'порабощённых' народов. Мы должны понимать, что началась война и перед нами стоит враг, который пришёл грабить и убивать...
— Я категорически против последнего тезиса,— Молотов стучит ребром ладонью по столешнице, едва не роняя пенсне,— очевидно, что для товарища Чаганова нет никакой разницы между угнетёнными и угнетателями, рабочими и буржуазией.
— Мы обращаемся к советскому народу, товарищ Молотов,— стараюсь не повысить голос я,— в этом обращении каждое слово должно бить точно в цель, а подобные отступления расхолаживают людей, дают ложную надежду.
— Эту выступление будут слушать во всём мире!— Лицо наркома покрывается красными пятнами.— Трудовой народ в Европе должен знать, как к нему относится советский народ. Без включения в речь тезиса о нашей солидарности с порабощёнными народами я выступать не буду!
'Это он зря так сказал',— замечаю, как мгновенно вспыхивают огнём глаза вождя.
Берлин, Вильгельмштрассе 101,
Главное Управление Имперской Безопасности.
17 мая 1941 года, 22:30.
— ... К сожалению, рейхсфюрер,— Мюллер опускает глаза,— беседы с генералами ничего не дали. Все они держатся твёрдо, повторяют как под копирку: 'Получил Директиву тогда-то', ' ознакомил с ней согласно лиц согласно списка', 'никого не подозреваю'. Исключение составляют лишь трое командующий группой армий 'Юг' фельдмаршал Рейхенау и командующий второй танковой группой генерал-полковник Гудериан и командующий 4-ой армией фельдмаршал фон Клюге. Первый — подозревает всех своих подчинённых, второй и третий— подозревают друг друга. Однако никаких конкретных фактов никто из них привести не может. Кроме того есть подозрение, что недавно назначенный на свой пост Рехенау просто не нашёл общего языка с подчинёнными, а двое последних — конфликтуют из-за разногласий по поводу военных планов, в составление которых они принимают участие. Похоже придётся привлечь больше людей для более глубокой проработки связей...
— Это не вариант, время не ждёт, фюрер дал нам только двое суток на поиск шпиона, который передал русским наш оперативный план.— Гейдрих вскакивает со стула и начинает нервно ходить взад-вперёд по кабинету.— У нас нет времени на выявление связей, мы должны выявить шпиона, и быстро освободить невиновных, на востоке их ждут войска.
— ... В таком случае, рейхсфюрер,— согласно кивает шеф гестапо,— можно будет ограничиться лишь разбором личных дел подозреваемых, , быстроотобрать среди них несколько наиболее перспективных и уже ими заняться на допросах вплотную. Прошу разрешения применить к ним третью степень устрашения.
Гейдрих замирает будто натолкнувшись на невидимую преграду, но через секунду кивает:
-Хорошо, но попробуйте начать с первой степени, без членовредительства. И чтобы всего не более двух-трёх человек. Действуйте, штандартенфюрер.
* * *
'Нет, пожалуй, заснуть не удастся,— командующий 49-м горным корпусом генерал Людвиг Кюблер рывком садится на кровати, ступает босыми ногами на холодный дощатый пол и в темноте тянется руками к мундиру, аккуратно повешенному на спинке, стоящего рядом стула.
Обстановка на границе за последние дни обострилась до крайности. С утра вчерашнего дня валом пошли сообщения, что русские отводят сапёрные части, работавшие на строительстве укреплений на границе в зоне ответственности корпуса от Ярослава до Перемышля, в тыл, а после обеда туда же потянулась и пограничная стража. Их место тут же заняли стрелковые части, но этим дело не ограничилось: с наступлением темноты посты наблюдения охранных дивизий на левом берегу реки Сан начали отчётливо фиксировать шумы танковых двигателей на шоссе со стороны Любачева и Яворова.
'А тут ещё вызов всего армейского командования в Берлин,— генерал в кромешной тьме наощупь быстро по-солдатски облачается в форму и, уже полностью одетый, щёлкает электрическим тумблером,— такое ощущение, что мы при планировании наших действий полностью исключаем возможность, что русские ударят первыми, ведь штаб армии находится в 50-и километрах от границы в Жешуве, мой штаб Ланьцуте— в 35-и, а 68-й дивизии в Пшеворске вообще в 12-ти. Последний, по-сути, это в пределах дальности стрельбы русских гаубиц, очень самонадеянно. Какой гений всё это запланировал'?...
— Господин генерал,— в комнату, едва не столкнувшись с Кюблером, влетает адъютант,— прошу прощения, вас срочно вызывают в штаб! Только что доставлен русский перебежчик. Ему стало известно, что русские собираются напасть на нас в 5 часов утра!
'Как чувствовал',— генерал рукой решительно отодвигает с пути адъютанта.
— Пусть представится кто он такой, номер части и так далее,— сходу бросает переводчику командующий корпусом, остановившись перед босым, дрожащим от холода увальнем лет двадцати в нижнем белье,— и дайте ему, наконец, какое-нибудь одеяло.
— Это рядовой Лисовец из 92-го полка 97-ой стрелковой дивизии, господин генерал,— отвечает переводчик, закончив тяжёлый, с многократными повторениями вопросов, разговор с перебежчиком.
— Почему так долго, он вас не понимает или вы его?— хмурится Кюблер.
— Виноват, господин генерал,— смущается переводчик,— пленный говорит на местном наречии, он несколько отличается...
— У него есть с собой какие-то документы?— нетерпеливо прерывает его он.
— Никак нет, господин генерал, нижние чины Красной Армии не имеют никаких документов, удостоверяющих их личность.
— Откуда ему стало известно о планах командования?
— Русский служил почтальоном во взводе подвижных средств связи при штабе полка, господин генерал. Вчера в полдень он слышал разговор двух офицеров о начале войны в сегодня в 5 часов утра, испугался, дождался ночи и в полночь переплыл реку. Русский утверждает, что пограничная стража отведена в тыл.
— Понятно, пусть им займутся в разведотделе,— разочарованно цыкает зубом Кюблер, поворачиваясь к двери и делая призывный знак начальнику штаба корпуса.— Что думаешь, Рудольф, перебежчик говорит правду?
— Я в этом уверен, Людвиг,— кивает тот, следом за командующим выходя на воздух во двор,— но это всего лишь слова. Не представляю, чем их можно подтвердить в донесении в штаб армии.
— Сделаем так, Рудольф. Звони в штаб армии, коротко докладывай о перебежчике и его показаниях. Проси разрешение на приведение войск корпуса в боевую готовность. Туда же в Жешув отсылаем этого русского, пусть они теперь с ним разбираются. Нам надо думать о том, что мы можем сами предпринять прямо сейчас, так как я уверен, что разрешения такого нам вот так сразу не дадут.
— Я тоже так думаю, Людвиг.— Начштаба ёжится от ночной прохлады.— Что предпринять? Начать минирование мостов через Сан у Ярослава, Родымно и Перемышля мы не в праве, да и не успеть даже если предположить невероятное, что нам это разрешат — до пяти осталось всего лишь два с половиной часа. Усилить войска, особенно на направлении Ярослав-Жешув, нам просто нечем. Теоретически это может сделать лишь 68-я дивизия, но она и так растянута по границе на сорок километров. 257-ая дивизия находится ещё южнее, а её участок ответственности даже больше, чем у 68-й. Резервы 17-й армии, две пехотные дивизии находятся в ста километрах западнее, наши две горные — у Кракова, а легкопехотная — западнее Вены.
— Поэтому,— согласно кивает головой Кюблер,— вместе с докладом наверх, и не дожидаясь ответа, немедленно поднимаем по тревоге все соединения корпуса. Основная задача — организация противотанковой обороны, в их зоне ответственности, на основных дорогах ведущих в наш тыл...
— Господа,— из темноты возникает раскрасневшееся лицо начальника связи корпуса полковника Лемана,— нарушена радиорелейная связь со штабом армии! Только что получена радиограмма от начальника связи Группы армий 'Юг' — в течение последнего часа диверсантами выведены из строя некоторые радиорелейные станции и ретрансляционные вышки на линиях Жешув — Тарнув — Бохня — Краков и Жешув — Кельце!...
— Боже правый,— тяжело выдыхает начальник штаба,— нас полностью отрезали от телефонной связи с Рейхом.
— ... Одновременной атаке,— жадно хватает воздух ртом Леман,— подверглись также линии Краков — Лодзь, Люблин — Радом — Лодзь и Варшава — Остров...
— ... А также Группами армий 'Центр' и 'Север' ...
— Постойте,— раздражённо прерывает подчинённых Кюблер,— полковник, вы сказали, что получили радиограмму из штаба армии, это значит, что радиосвязь работает?
— Так точно, господин генерал, со штабом армии работает..., но с перебоями. В течение последнего часа наши радисты наряду с обычными начали получать большое количество ложных радиограмм, которые не поддаются расшифровке. Причём они приходят по установленным радиоканалам от абонентов со знакомым почерком. Наши специалисты считают, что русские передают в эфир наши старые радиограммы, записанные на магнитофон. Мы пробуем переходить на запасные частоты, но, похоже, это не слишком помогает, так как передача ложных сообщений ведётся и на них тоже...
