Вирус разума

'На кудыкину гору мальчик бежал,

бежал, бежал да под горку упал,

под горку упал, ручки ножки сломал.

В небе над ним ангелок пролетал,

ангелок пролетал, горе увидал,

горе увидал, мальчика поднял.

Не рукой, не словом, не взглядом лечил,

силой волшебной его исцелил,

силой своею кровь остановил.

Сломанные косточки все соединил,

синяки и ссадины все удалил,

мальчик стал здоровее, чем был.

Вот теперь, как Аминь три раза скажу,

раны любые вмиг заживлю,

раны заживлю, боль заговорю.

Аминь. Аминь. Аминь'.

Дед учил, что слова тут не очень важны, а главное ритм и частота, с которой они произносятся. На этой частоте, кстати, все молитвы в мире поются не зависимо от языка и конфессий.

Он открыл глаза и увидел, что за ним наблюдают. Сквозь щель хижины светилась пара любопытных, явно детских глаз. Кирилл уставился на них и как мог приветливей улыбнулся. Глаза округлились и исчезли. С испуганным воплем, тут же подхваченным десятком других детских голосов, любопытный и видимо самый смелый пацан в деревне со всех ног бросился от хижины прочь. На шум вышел кто-то из взрослых, и раздалась громкая брань. Ребятишкам, судя по всему, было не велено беспокоить странного гостя, а может наоборот, боялись его, непонятно откуда взявшегося и абсолютно чужого в этом месте. Кирилла оставили в покое, и он забылся тяжелым, тревожным сном. Ему снилось, что он опять в пещере и его не то солью завалило, ни то слон на него наступил. Ему было жарко и душно. Он задыхался и умирал...

Проснувшись, Кирилл обнаружил себя мокрым от пота, жадно хватающим пересохшим ртом горячий влажный и тяжелый воздух. За стеной раздавались звуки живущей своей жизнью улицы, те самые, почти знакомые звуки родной российской деревни: где-то гомонили дети, на них беззлобно покрикивали взрослые, вот замычала корова, видимо приближалась пора дойки. Не хватало только лая собак и крика петуха для завершения картины полной деревенской идиллии. Впрочем, петух не заставил себя долго ждать и заквохтал взволнованно и призывно где-то совсем рядом, подзывая свой куриный гарем к найденным в старой навозной куче червякам.

— Деревня, она и в Африке деревня, — подумал Кирилл и попытался приподняться, опираясь на здоровую руку; это удалось ему, как ни странно, почти без боли. Приободрившись, он дотянулся до кувшина, тот оказался полным. В кольях дымились новые пучки травы.

— Значит, поспал я прилично, раз мне еду и 'фумитокс' успели поменять, — подумал Кирилл, с удовольствием отхлебывая молоко, заедая его лепешкой. Поев, он собрался уже было выбраться из хижины, как услышал за стеной шаги. Сэм в этот раз пришел не один, а с каким-то весьма колоритным мужиком. Тело его было полностью раскрашено красной и черной краской. Под краской просматривались замысловатые рисунки и шрамы. Лицо товарища, покрытое на половину красным, наполовину черным, украшала вставленная в нос кость, от которой к обоим ушам тянулась цепочка, вся унизанная то ли камешками, то ли раковинами. В нижнюю губу густо окрашенного желтым рта также было вставлено кольцо с болтающейся на нем костью. На голове имелась вычурная композиция из красно-черных перьев, пальмовых листьев, лоскутов ткани ярких расцветок, собранная в каком-то, видимо, одному хозяину ведомом порядке. Множество бус из мелких ракушек на шее, красно-белая манишка, какую надевают младенцам, когда их приучают есть ложкой, завершали наряд верхней половины туловища. На ногах — широкие штаны в горошек, напоминающие наши российские гипертрофированные семейные трусы. Обуви не было вообще, зато на щиколотках болтались те же бусы и колокольчики, звон которых Кирилл и услышал, когда эта экзотическая пара подходила к его лачуге. Заканчивал образ то ли посох, то ли ритуальное копье, из-за огромного количества украшений вряд ли пригодное к охоте или бою. Лицо пришедшего выражало жуткую смесь невероятного чувства собственного достоинства, хладнокровие наемного убийцы за секунду до выстрела и какого-то просто детского любопытства. Если первые две маски были, видимо, ему привычны, то любопытство, которое Кирилл справедливо отнес на свой счет, явно смущало владельца.

— Это наш омуроди — колдун, — произнес Сэм. Кирилл, не зная, как правильно себя вести, кивнул головой как можно более вежливо и дружелюбно. Надо признать, воинственный вид шамана несколько напрягал Кирилла и он чувствовал себя, что называется, 'не в своей тарелке'. Колдун в ответ на его кивок произнес достаточно длинную речь на своем языке. Кирилл впервые услышал местный язык не в виде закадрового шума, а так, напрямую. Язык был необычен. Он изобиловал высокими щелкающими звуками, как будто произносил их не человек, а птица. Кирилл даже подумал, что, возможно, тотемным животным этого племени является какой-нибудь орел или другая благородная птица.

— Он рад приветствовать великого колдуна и друга бога Адегбала на нашей земле, — перевел Сэм, — и просит разрешения называть тебя 'другом бога, летающим по небу'.

— Как, как? — переспросил Кирилл.

— Аббиду Ориша Мгона До, — повторил Сэм и добавил, — настоящее имя говорить не принято, чтобы его нельзя было использовать против хозяина. Поэтому все пользуются вторыми именами, или прозвищами.

— Хорошо, пусть называет меня Аббиду, так короче, и скажи ему спасибо за то, что спас меня, — Сэм перевел слова Кирилла важно кивающему колдуну, выслушал ответ и продолжил:

— Он говорит, что помочь такому великому колдуну для него почетно, тем более, что его об этом попросил Адегбала.

— Почему он упорно называет меня колдуном, да еще и великим?

— Он говорит, что, во-первых, сам Адегбала назвал тебя своим другом, во-вторых, он слышал, как ты читал заклинание и помогал 'ленаке' лечить тебя и, в-третьих, там, где тебя нашли, не было других твоих следов, кроме следов падения, значит, ты прилетел по воздуху. Только великий колдун может летать, как птица и дружить с Адегбала.

— Скажи ему, что туда, где он меня нашел, меня принес слон, поэтому нет моих следов. А слон меня вынес из соляной пещеры, потому что сам я оттуда выбраться не мог из-за сломанной ноги.

Колдун хитро, совсем как какой-нибудь рязанский мужичок, прищурил глаз и прочирикал что то, улыбаясь желтыми, наполовину сгнившими зубами.

— Он говорит, что он старый и мудрый колдун. Его так просто не обманешь. Он разговаривал со следами и знает, что тебя принес слон. Но в пещеру тебя тоже принес слон? Сам ты туда не входил. И слона этого он знает и не понимает, чего бы это он вдруг начал тебя на себе носить.

— Нет, в пещеру слон меня не заносил. Как я туда попал, я не могу объяснить, вы все равно не поймете, да я и сам до конца еще не уверен. А вынес он меня потому, что я его попросил.

— И после этого ты говоришь, что не колдун, — добавил Сэм от себя, и продолжил перевод, — он оценил твою скромность и как колдун понимает твое нежелание открывать свои секреты. Он только надеется, что другу Адегбала здесь понравится и он не захочет причинить вред нашему народу.

Кириллу осталось только развести руками и заверить колдуна в полном своем добродушии и лояльности к нему и его народу.

— В знак добрых намерений колдун предлагает Аббиду лучшую невесту племени в жены. Конечно, когда он окончательно поправится. Сын Аббиду и его молодой жены будет лучшей гарантией доброго отношения Адегбала к нашему племени.

Сказать, что Кирилл был ошарашен, — это не сказать ничего. Он только очень внимательно посмотрел в глаза Сэму и медленно с расстановкой произнес:

— Скажи ему, Сэм, что я очень благодарен, но дома меня ждет невеста, на которой я уже обещал жениться и как честный колдун я не могу не выполнить свое обещание.

Сэм что-то прощелкал своему спутнику, тот удовлетворенно кивнул и удалился. Перевод показался Кириллу каким-то подозрительно коротким и он спросил:

— Сэм, что ты ему сказал?

— Что ты согласен и благодаришь его.

— Ты что сдурел?! Не могу я жениться, да и не хочу!

— Она его дочь, и он не упустит шанса породниться с другом Адегбала. Так что отказываться нельзя. Смертельная обида, — произнес Сэм, глядя ему в глаза с такой детской непосредственностью, что Кирилл сразу поверил и обреченно опустил руки.

— Что, на лекарства может пустить?

— Может.

— И что делать? Ты же понимаешь, что это нереально.

— Понимаю. Что-нибудь придумаем. Не переживай, Кир. Все будет хорошо. Время у нас есть. Пока ты не поправишься, он к тебе с этим больше приставать не будет.

Ну что тут поделаешь. Оставался шанс, что Сэм, все-таки хлебнувший чуть-чуть цивилизации, сможет ему как-то помочь достойно выкрутиться из этого положения.

— Кстати, о 'поправишься', — пробормотал себе под нос Кирилл и поднялся на ноги, опираясь на плечо Сэма. Получилось вполне сносно, нога почти не болела и позволяла даже слегка на себя опираться, конечно, без фанатизма. Так что если соорудить костыль, то Кирилл мог вполне прилично передвигаться самостоятельно. Ему уже давно хотелось выйти на свежий воздух, да и с результатами принятия пищи надо было что-то делать.

— Слушай, Сэм, ты не мог бы подобрать мне какую-нибудь палку под костыль. Очень, знаешь ли, валяться надоело. Хочется побродить тут, осмотреться. Мне, кстати, как, выходить позволено?

— Разумеется, ты же не пленник, ты почетный гость. А насчет палки сейчас решим. Идти сможешь?

— Конечно, — они вышли из хижины. Яркое солнце резануло Кирилла по глазам и заставило зажмуриться. Однако через несколько мгновений он уже стоял, блаженно щурясь и оглядываясь вокруг. Поселение, в котором оказался Кирилл, представляло собой приличных размеров площадь, отвоеванную у леса, занятую десятком хижин, таких же, как и та, что была у Кирилла за спиной. Все они располагались по кругу, в центре которого находилась более крупная хижина, украшенная шкурами и перьями животных и принадлежавшая, видимо, вождю. Чуть в стороне от всех, но все равно, в рамках этого же круга, стояла еще одна хижина, также украшенная шкурами и перьями, но более мрачных оттенков. К тому же, на вершине хижины красовался череп с рогами, указывающий, что здесь живет колдун. Вся деревня, насколько Кирилл мог оценить, не сходя с места, была окружена довольно приличной высоты забором, сплетенным из веток и тонких стволов деревьев. Где-то за домами замычала корова, возможно, там находился загон для скота, но Кирилл этого уже не видел. Оглядываясь по сторонам, он не сразу заметил, что сам является объектом пристального интереса со стороны обитателей деревни. Казалось, что все члены племени, не занятые делом, высыпали на улицу поглазеть на пришельца. Дети, сбившись в стайку, со свойственной им непосредственностью разглядывали Кирилла, тыча в него пальцами и о чем-то споря, весьма активно жестикулируя. Немногие мужчины, как бы между делом, бросали любопытные взгляды исподтишка, надев маску серьезных, не отвлекающихся по пустякам людей. Сэм пихнул Кирилла локтем в бок и кивнул в сторону группы женщин, бросавших на них игривые взгляды и откровенно о чем-то пересмеивающихся. В центре этой группы стояла молодая девушка, практически раздетая, если не считать небольшого фартучка на бедрах и множества бус, монист и ожерелий на груди. Впрочем, вся эта красота не могла спрятать, да и не имела, видимо, такой задачи, две задорных девичьих грудки, весело торчащих в стороны, как вымя у молодой козы.

— Твоя невеста, — прошептал Сэм, кивнув на девушку еще раз.— Слушай, а может тебе и вправду жениться? Смотри, какая красавица!!! — Сэм, глумливо ухмыльнувшись, глянул на Кирилла.

— Да пошел ты, КВНщик хренов, — беззлобно и как-то даже обреченно проронил Кирилл. Сэм, однако, громко расхохотался, то ли своей шутке, то ли его ответу и что-то крикнул окружающим на своем 'птичьем', как назвал его для себя Кирилл, языке. Люди тут же, как ни в чем не бывало, занялись своими делами. И только ребятня, спрятавшись за хижину, по-прежнему, не спускала с них глаз.

— Сэм, а где тут туалет? — Кирилл, вдруг вспомнил, что уже бог знает сколько дней не посещал этого, так необходимого человеку заведения.

— Да где хочешь, — похоже, этот вопрос, вновь развеселил неугомонного Сэма. — Хочешь, прямо здесь это делай, а хочешь, за хижину зайди. В лес ходить не советую, мало ли на какую зверюгу нарвешься. В джунгли вообще одному лучше не ходить, да и с твоей ногой пока много не находишь. Сэм просто светился от удовольствия, разглядывая скисшую физиономию Кирилла.

— Ладно, не переживай, привыкнешь. Пойдем лучше к старику Мо, он тебе с костылем поможет.

Перейдя площадь мимо хижины вождя, они очутились около лачуги старика Мо. Это была именно лачуга, стены ее просвечивали, так что видно было находящегося внутри мужчину, который в этот момент закусывал лепешкой, прихлебывая из такой же фляги, что была у Кирилла. Вся хижина снаружи была увешана всевозможными деревянными фигурками и масками. Старик Мо, видимо, по здешним меркам считался деревянных дел мастером, благо материала под рукой — хоть отбавляй. А вот поправить дом, руки, наверное, не доходили. Да и чего ему собственно скрывать от сородичей. Личной жизни, судя по всему, у него уже не было, а тратить время на заделку щелей в тропическом климате смысла большого не имело. На голову не капает, и ладно. Примерно так размышлял Кирилл, ковыляя рядом с Сэмом. На подходе к хижине тот что-то прокричал, и старик, не выпуская из рук флягу и недоеденную лепешку, вышел наружу. Это был живой скелет, обтянутый пепельно-серой кожей, провисающей в местах, где некогда, были мышцы, дряблыми, морщинистыми лоскутами. Седые волосы торчали на голове спутавшимся ореолом, словно венчик у одуванчика. Неухоженная борода была выкрашена в белый цвет, видимо, в соответствии с местной модой. Кирилл видел такие бороды у нескольких местных мужчин. На впалой груди висело ожерелье, бусы которого были вырезаны из черного дерева. Короткий драный фартук едва прикрывал его бедра, а на ногах и руках побрякивали браслеты из того же дерева, что и ожерелье. Из фляги, да и от самого Мо откровенно несло брагой. Старикан был изрядно навеселе, и Кирилл подивился, как все-таки пьяницы всех времен и народов похожи друг на друга.

— Он, конечно, выпить любит, — опередил его вопрос Сэм, — но у него золотые руки, и ему многое в племени прощают. Никто лучше него не понимает душу дерева. Он с одного взгляда может определить, какая маска или фигурка скрыта вот в этом, например, куске дерева. — Сэм ткнул пальцем в деревяшку, валяющуюся около хижины. После того, как он объяснил старику цель визита, тот с невозмутимым видом осмотрел Кирилла белесыми, почти прозрачными глазами, достал кусок веревки и, измерив его от подмышки до земли, скрылся в хижине, так и не проронив ни слова.

— Отдыхай, пока. Вечером с охоты вернутся мужчины, и дед захочет с тобой поговорить, — с этими словами Сэм довел Кирилла до его домика и оставил одного. В хижине, пока они гуляли, кто-то уже успел поменять траву в курительницах и убрать кувшин с миской. Недлинный переход весьма утомил пока еще слабого Кирилла, и он с удовольствием растянулся на шкурах.