Зверь лютый. Книга 1. Вляп

Как хорошо на воле! Как пьяный. От неба чистого, синего, от травы молодой, зелёной, от простора двора от забора до забора, от воздуха весеннего, свежего. Мне — как вино.

В избе постоянно запахи разные: ладан, свечи сальные — восковые-то дороги, только для церквей да боярских теремов. Ещё всякие притирания да снадобья, ещё печка кислород выжигает. А тут..., а небо...!

Всё-таки, что у раба, что у зека — небо по дозволению. А тут слышно: птицы поют, телеги за заборами гремят, собаки лают... Сколько всего интересного, увлекательного... — жизнь живая!

Небо, воздух, жизнь — всё мне!

И всего-то делов — дал Хотенею чуток за попку подержаться.

Ягодицы как "ключи от неба"... Мои "золотые ключики". К волшебному театру за потайной дверкой. Театр называется "Русь Святая"... А я, очевидно, в роли Мальвины. Девочка с голубыми волосами. Точнее: с ультрафиолетовыми. Потому и не видно.

С подворья почти ничего, кроме неба, не видать, мы вообще по заднему двору по досточкам-мосточкам-тропиночкам гуляем. С Фатимой. У прислужниц моих чётко: одна меня выгуливает, другая дом сторожит. От следующего сглаза-наговора-выговора.

Меня замотали в тёплые тряпки, что правильно — свежо ещё. И сверху всё это чадрой и прикрыть. А вот это — неудобно. Не держится. Смотровая щель, которая сеткой из конского волоса закрыта, постоянно сползает, головой не покрутить.

Это не одежда, а какой-то инструмент! По воспитанию послушания и добронравия. Ни оглянуться, ни быстрым шагом.

Народ дворовый выглядывает, из всех дверей морды повысунулись: княжну персиянскую гулять вывели. Будто кобылку породистую.

Шажок мелкий, семенящий, ручки благопристойно под грудью сложить. Ага, ещё бы иметь — под чем складывать. Спинка прямая, головку чуть наклонить, глаз от земли не отрывать. Даром что мне из этой щели, как из-под конского хвоста, ничего не видно. Зато окружающие видят всё. А остальное додумают. Найдут ошибку в образе и — "победил колхозный строй" — все всё знать будут. Тогда Степанида своей властью... А от неё никакая попка не защита.

Фатима, вроде, довольна, сначала шипела, теперь успокоилась. Она служанка, я — типа, госпожа. Она сзади держится, но я дороги не знаю.

Чуть кто навстречу — сразу вперёд выдвигается. Секьюрити. Из-за её спины — и не видать, и не слыхать. Мне под чадрой платочек беленький повязали, "крестьянкой". Уши закрывает. Ничего не слышно. Какой-то мужик нас остановил, что-то Фатиме рассказывает. Потом поклонился и пошёл. Фатима ему в ответ головой поклон на "три четверти", а я как-то на зелёную травку загляделся. Как она меня потом чихвостила...!

— Ты почему не поклонился?! Ты здесь кто?! Мышь бесхвостая! А это — боярыни кравчий! На подворье — в первом пятаке!

Здесь так счёт ведут. Не пятёрками, а пятаками. Потом задумалась и говорит:

— А может — и правильно. Хотеней — боярыни любимый внук. А ты Хотенею — любимый наложник. Как боярыня помрёт — подворье Хотенею отойдёт. Со всеми слугами да холопами. Тогда и этот тебе будет в ножки кланяться. И ко мне — с уважением.

Оглянулась воровато — никто не слыхал, как она о хозяйкиной смерти судит, и добавила:

— Только если Хотеней от тебя отстанет, этот же кравчий тебя... и нас — прислужниц твоих... Все они... — в куски порвут, в грязь затопчут.

И добавила, пугаясь собственной смелости:

— Ты уж расстарайся. Господин.

Вот так!

Первый раз меня в этом мире назвали "господин". Учили-лечили, били-ругали. В холопы продали, ошейник одели. И вот... Дослужился.

Что ж, деваться некуда. Расстараюсь.

Причина смелости Фатимы прояснилась быстро — она во дворе услышала новость: Хотеней Ратиборович всех своих наложников гречникам продал. Лёд на Днепре сошёл, кто в Киеве зимовал — на юг собираются. Вот Хотеней им товар и сбросил. Хорошую цену взял. Да и товар хорош: чистенькие, сытые, работой не заморённые, к теремной службе, к усладе господской приученные.

Я как представил себе колонну из трёх десятков Хотенеевых наложников... локотки за спиной связаны, через ошейники — верёвка и... пошли детишки строем на экспорт.

"Я помню тот Ванинский порт

И крик пароходов угрюмый.

Как шли мы по трапу на борт

В холодные мрачные трюмы".

Бр-р...

Я всё понимаю. И лодия — не пароход, и Крым — не Колыма. У детей этих впереди сплошь курорты: Крым, Анталия, Корфу, Стамбул... Мои соотечественники немалые деньги платят, толпами туда отдыхать ездят. Но... одно дело на пару недель со своей семьёй, другое — одному и без возврата.

Разницу между туризмом и эмиграцией я ещё в той жизни хорошо прочувствовал. А когда ты не иммигрант, пусть и беженец, а вообще раб из варварской страны... Хотя...

Детишки ещё маленькие, на галеры да в каменоломни не годные. А там — айва с изюмом растёт. Будут где в прислуге. И будет какой-нибудь чёрный бородатый грек их раком ставить. По возникновению настроения. В промежутках между стрижкой овец и сбором винограда.

С другой стороны — куда Хотенею их девать? Назад по весям раздать? — Ага, их там сильно ждут, булок сдобных напекли. Которых сами отроду не едали. Там своих ртов голодных... А после такого специфического служения на боярском дворе. Наложники... Задразнят. Да и сами они... После боярского терема в полуземлянку смердячную, сырую, тёмную, вонючую...

На подворье оставить — кормить надо, надо у тех же смердов хлеб брать. У их же братьев и сестёр отнимать. А у смердов закрома не бездонные. Этих кормишь — других, хозяину для дела нужных, в дом не возьмёшь. Да и избалуются они от безделья. Сами друг на друга залезать начнут. Друг друга нагибать и верховенство своё доказывать. И вообще — безобразничать от скуки.

Так что, Хотеней мой всё правильно делает. Только мне как-то...

Было ещё одно "как-то".

Прежде я Хотенея обожал. Боготворил. Восторгался. Господин мой, свет мой, повелитель и владетель. Высшая сила, высшая мудрость. Единственный. А вот после того, как я ему навязался, поигрался и не дался... После того, как я увидел, что могу заставить его сидеть где хочу, дышать как хочу... На всякие дела важные ехать — не ехать...

Конечно, он для меня в этом мире по-прежнему — единственный. Я и живу-то только милостью его, он и красив, и силён, и вообще — муж добрый и ярый... Но... не "божество".

Интересно, я столько раз, в разных вариантах слышал, как мать или подруги поучали девушек:

"Ты ему только дай — он тебя и уважать потом не будет. Они все так: увиваются, слова говорят. А получат своё — смотреть не хотят".

Но всё — в эту сторону. А вот обратного, когда "я — дала, а он — упал".

Не у него "упал", а у неё. В её глазах... Как-то такого слышать не приходилось.

Третье "как-то" состояло в... нашем "однополом браке". Ещё пару-тройку десятилетий назад отношение к этому в моей России было абсолютно и однозначно отрицательным. Я так и вырос, говорить не о чём. Да и не интересно.

Потом как-то начало меняться. Успехи демократии и просвещения, "все люди братья", а некоторые "братья" ещё и "сестры"... Но меня это всё не... не колыхало. Что я, свежий дембель-десантник на празднике ВДВ?

Я люблю женщин. Мне это и интересно, и приятно. И пользуюсь взаимностью. Женщины — они такие... увлекательные. Обращать внимание на всяких гомо— зоо— некро— педо— и прочих филов... Да просто времени нет. В природе полно больных. Причиняющих вред — давить. Кого из остальных сажать, кого на парады выпускать — согласно закона, выражающего общественное представления. Мне это не интересно.

* * *

Все-таки евреи — молодцы. Установили когда-то что за мужеложство — смерть. Причём — обоим. И оба мира — и христианский, и мусульманский поставили раком. В смысле — наоборот. И никто старательно не вспоминает про то, что 300 спартанцев так хорошо дрались в Фермопилах не только потому, что сильно не любили персов, а ещё и потому, что их всех сильно любил царь Леонид. И они защищали своего любовника ценой собственной жизни. А знаменитая фаланга имени потрясателя вселенной Александра Македонского? Название этих воинов на греческом — "гетейрос". А слово "гетера" переводить не надо.

А Гай Юлий Цезарь? Галлию покорил, всех победил, Помпея Великого заставил самозарезаться.

Имеет, наконец, Гай свою долгожданную "гайку" — триумф в Риме.

Сам на колеснице едет, над ним венок золочённый держат. Вдоль дороги народ римский стоит-кричит-радуется. Сзади трофеи везут-гонят. Бедного Винценгеторикса — главного вождя галлов — на верёвке тащат. Он шесть лет этого дня ждал. В грязной вонючей тюрьме. Наконец-то его завтра зарежут.

А в конце всего этого шествия идут ГайЮлийЦезаревские ветераны.

Ну куда же ещё поставить боевых ветеранов после победы, как не в зад?

И поют свои ветеранские песни. Про то, как лысоватый, брюшковатый, пятидесятилетний Цезарь подставил свою тощую веснушчатую задницу Великому Помпею. И заработал этим так достаточно денег, что набрал четыре легиона, покорил Галлию, сбегал в Британию. И выразительно поимел самого Помпея путём вставления тем собственного меча в собственную же... ну, положим, грудь.

Это про него, про Гая Юлия Цезаря, в римском сенате кричали: "Муж всех жён и жена всех мужей".

А потом от личного имени этого персонажа с веснушчатыми ягодицами произвели и немецкое "кайзер", и русское "царь". И название летнего месяца.

Но это дела европейский. А как у нас тут, на "Святой Руси"? — Ну не было же у нас такого! Или было?

Есть довольно устойчивый показатель: 3-5%. Людей, генетически склонных к однополым сексуальным связям. В любых человеческих популяциях. Во все времена. Одна из множества патологий, свойственных виду хомосапиенсов. В том же ряду, что и шестой палец, "заячья губа", "волчья пасть", косоглазие, расщеплённый пенис или неправильный прикус. Биологический брачок-с.

Генов у человека много, ДНК — длинная. Где-нибудь да и засбоит при репликации.

Раз эти свойства общечеловеческое, то и в русском народе они должны быть. Или мы — не люди?

Дальше на все эти генетические патологии накладываются конкретные условия выживания особи. Окружающая среда, социальный и научно-технический...

— Вождь! У третьей жены родился ребёнок с косоглазием.

— Удавить.

— Почему?

— Потому что мы, наше племя, настоящие люди — не рыбоеды, не землеройки. Мы живём с охоты. Косоглазый — охотником быть не может, он в цель не попадёт. А кормить мужика даром... У нас и так дети с голоду мрут.

Потом племя переходит к земледелию, и убивать детей с такими отклонениями уже нет необходимости.

Я помню, как кричал в конце 20 века один хирург:

— Расщеплённый пенис — не смертельно! Мы можем это лечить! Не делайте из этого личную катастрофу! Не надо вешаться или стреляться! Не надо кидаться под поезда и на высоковольтные линии! Это дикость, это средневековье! Мы уже можем, мы готовы спасти сотню тысяч парней только в России!

Мда... В конце 20 века закончилось средневековье и по этой патологии. С помощью скальпеля и прочего научно-технического, лечебно-хирургического...

Есть биологические свойства человека. И есть социум. Который одни свойства считает хорошими, а другие плохими. Мода, стиль, следование идеалу... В русском языке часто говорят: "поветрие".

Волны разнообразных "поветрий" прокатываются по миру, люди, живущие в "ложбине" таких "волн" не понимают тех, кому выпало провести жизнь на "гребне".

Великий Леонардо да Винчи изображает Иоанна Крестителя, одного из самых "мужских" персонажей Библии, яростного проповедника моральной чистоты и обличителя разврата, в виде прекрасного юноши или юной женщины — по лицу не понять, с обнажёнными руками и плечами, вполне без бороды, но с томной многообещающей улыбкой и интересно поднятым пальцем.

Хорошо хоть — не средним.

"Что имеет исток в традиционной любви эпохи Возрождения к андрогинности и гомоэротизму".

Кто не помнит — эпоха Возрождения, как и эпоха Эллады — две основных пространственно-временных социальных общности, из которых выросла современная европейская культура. Сумма идей, представлений, технологий, которые, разрастаясь и видоизменяясь, привели в третьем тысячелетии к "золотому миллиарду" и "глобализации". Со всеми их недостатками и достижениями. Или как мы это оцениваем. Полёт в космос, атомные реакторы, мобильники, демократия, равенство, медицина, право собственности, книгопечатание, интернет...

Где-то среди основ — кокетливо поднятый пальчик неопределённый гендерной принадлежности.

Рассвет этого... всего, образ жизни древних греков, позволил остановить им персов в Фермопилах. А затем сформировать греко-македонскую армию Александра, разгромившую самую великую империю древности, и создать ещё более великую.

Возрождение позволило остановить экспансию ислама, перейти в контрнаступление, подчинить европейским государствам большую часть мира. Превратить этот гигантский полуостров — Европу — при всех его климатических и прочих естественных недостатках, в средоточие мировой мощи, культуры, прогресса.

Странно: неужели для научно-технического и социального прогресса, для обеспечения роста благосостояния и устойчивого процветания населения, для полётов космос и интернета, необходимым условием является "традиционная любовь к андрогинности и гомоэротизму"? Причём, "многовековая и общенародная"? Как в обе эти эпохи.

— Леонардо, а почему у тебя Креститель такой... гомоэротичный?

— Так принято. У нас всё такие. Или — хотят быть такими.

"Все хотят быть такими". Обезьянничание, стремление быть на кого-то похожим. Тогда ты — в стае, тогда ты — как все. Нормальный, свой.

Людовик Четырнадцатый был великим королём, "король-солнце". Вся благородная Франция стремилась следовать ему, подражать во всём. Пока король был молод — даже старики одевались по-молодёжному. Когда король состарился — даже юнцы стали одеваться по-стариковски.

Люди упорно пытаются надеть на себя чужую одежду, быть похожим на кого-то. Соответственно, не быть похожими на самих себя.

Так и в сексе. Здесь-то особенно: куча "горячих" норм, табу, стереотипов.

Что-то в одной культуре — норма. Настолько, что отсутствие вызывает удивление. Как удивлялись древние римляне, суровые легаты и трибуны легионов, покоривших Галлию и всякое прочее, тому, что в доме Юлия Цезаря не держали "мальчиков для развлечений".

— Во всех богатых домах есть. А у него... Проблемы со здоровьем?

То же самое в другой культуре — преступление. Вызывает отвращение вплоть до убийства из искреннего чувства справедливости.

В "Святой Руси" эту патологию, как и в моём 21 веке, не лечат. Не умеют ещё. Наоборот, она поддерживается частью социальной системы, традиций, культуры.

Кроме катастрофической демографии средневековья, о которой я уже говорил, есть и другие вещи. Более... социально-духовные.

Язычество где-то рядом. А во всех языческих системах секс — это божественно. Это дело богов и богинь. Которые реализуют все возможные для человеческого воображения варианты. Включая даже предметы неживой природы.