Гурда, Джинлей и Гвендолен хором объявили его клоуном и совершеннейшим ребенком. Лакшми заняла нейтральную позицию (она вообще была поразительно мягкой и доброй, скорее уж второй Катаклизм начнется, чем Лакшми начнет злословить о ком-то), а вот Тэфи, отчаянно краснея, доказывала, что чувство юмора, находчивость и легкий характер — качества не менее, а может, и более ценные, чем знатное происхождение или смазливая внешность.
Споры не утихали всю неделю. Парень даже не догадывался, какие дебаты вызвал одним своим существованием, и вряд ли мог предположить, с каким пристальным вниманием следили за ним девчонки в последние дни. Он был осмотрен, изучен, взвешен и найден легковесным. В конце концов под градом насмешек и подначек подружек Тэфи отступила и согласилась признать Фридмунда клоуном, не достойным женского внимания.
Альдис эти совещания смущали и злили одновременно. Они как бы лишний раз напоминали ей о дистанции между ней и остальными сверстницами. Девушка честно старалась перенимать ужимки и словечки, которыми пользовались подруги, когда говорили о мальчиках, но то, что у сокурсниц было естественным порывом и потребностью, у нее зачастую получилась вымученным и наигранным.
Кроме того, ее иногда просто коробило от невинного и бесстыдного цинизма, звучавшего в обсуждениях, когда разговор заходил о мальчиках. В голове не укладывалось, как можно сочетать такой взгляд на отношения между мужчиной и женщиной и мечту о трепетной, несколько слюнявой романтике.
Стоило Альдис увидеть Фридмунда, как ехидные слова Гурды и Гвендолен сами собой зазвучали в ушах. Оставалось только порадоваться, что конопатый не умеет читать мысли.
— Будешь работать с тем бритым. Назначаю тебя главной и ответственной за погрузку.
— Эй, почему это девчонка будет главной? Так нечестно, — заныл сокурсник. — И вообще, мне категорически противопоказано носить тяжелые вещи по состоянию здоровья. Честно-честно! Можете спросить у Хальберы.
— Они не тяжелые, — хмуро процедил бхат.
— Тем более! — возопил бритый клоун. — Таскать легкие тюки?! Разве это мужская работа?
Что собирался ответить комендант, осталось тайной, потому что в этот момент один из тащивших ящик матросов споткнулся и выпустил из рук стропу. Остальные трое не удержали тяжелый контейнер, и тот с треском опустился на камни.
Бхату сразу стало резко не до курсантов.
— А ну осторожней, вы, отродье павиана и каракатицы! Еще раз уроните — лично напихаю каждому полную задницу морских ежей! — возмущенно заорал он, срываясь на бег и потрясая кулаком. — Я сказал — нежно! Как маму родную! А ну подымай, аккуратно!
Альдис осталась с Фридмундом и горой тюков.
Она немного растерянно взглянула на "подчиненного".
— Привет, я — Альдис.
— Я — Фридмунд.
— Ну, давай, что ли, работать. — Девушка взялась за ближайший мешок. Он действительно оказался не тяжелым, хоть и объемным.
— Рабо-о-отать? — протянул сокурсник. — Давай лучше посмотрим, что там внутри.
Альдис проигнорировала это абсурдное предложение и потащила мешок к фуникулеру. Фридмунд тоже подхватил первый попавшийся тюк и двинулся за ней следом, продолжая подначивать:
— Испугалась? Страшно, что дяденька придет и накажет?
Она только фыркнула:
— Вот еще. Просто так делать неправильно.
— Мы же не воровать, только посмотреть! Тюк мог и на корабле порваться. А мы еще потом и доложим: так и так, в ходе разгрузки была обнаружена порча. Просим наказать виновных.
— Там все равно нет ничего интересного, — неуверенно ответила Альдис. Идея Фридмунда неожиданно показалась занятной.
— А ты откуда знаешь? — подозрительно вопросил сокурсник. — Ты тайный агент глубоко законспирированной организации? Или...
— Отстань! Вон уже фуникулер!
Большое колесо поскрипывало и неспешно вращалось, движимое энергией ветра. Один вагончик ушел в гору, другой пока не успел спуститься, и около машины никого не было.
Фридмунд расстроенно швырнул свой тюк на выложенную камнем площадку.
— Я все знаю! — Его палец обвинительно нацелился на девушку. — Ты уже открывала их без меня!
Альдис выразительно покрутила у виска:
— Ты чего? Сам подумай — когда бы я успела?
— Тогда давай заглянем. Представляешь, вдруг там результаты тайных экспериментов Храма?
Альдис ощупала свой тюк и тюк Фридмунда.
— Тряпки. А вот в этом что-то шуршит.
Парень скорчил изумленно-испуганную рожу:
— Шуршащие тряпки? И ты не хочешь это увидеть?
— Но нас накажут!
— Подумаешь, накажут! Нас уже наказали, и ничего страшного. А вдруг это новая разработка костюма для пилотов? С портативным почесывателем спины. — Он выразительно почесал себя между лопаток.
Альдис приняла последнюю попытку урезонить мечтателя:
— Скорее уж там нижнее белье Вальди.
При упоминании имени Хрульга парень резко помрачнел и злобно пнул тюк:
— Зачем ему столько?
— Запас на год. Пошли. Если не будем тратить время, успеем за час все перетаскать.
Фридмунд последовал за ней, но болтать не перестал.
— Но так же неинтересно, — канючил он всю дорогу обратно. — А вдруг там... существа какие-нибудь... шуршащие.
Альдис молчала.
— А вдруг там сокровища лепреконов. А вдруг там... вдруг там труп! Завернутый в тряпки.
Отсутствие ответных реплик совершенно не смущало этого болтуна. За две ходки от пристани к фуникулеру он успел выдвинуть более сотни версий о содержимом таинственных мешков.
На третьем круге она не выдержала и остановилась:
— Йотуны с тобой, давай посмотрим.
Парень издал победный клич и попытался на ходу порвать мешок.
— Дурак! Подожди до фуникулера — матросы увидят!
Фридмунд кивнул, воровато осмотрелся, но попыток своих не бросил, так что Альдис пришлось отобрать у него тюк. Теперь неутомимый осталоп крутился вокруг нее, дергая за мешки и пугливо оглядываясь по сторонам.
Выглядел он при этом настолько потешно, что сердиться было невозможно. Девушка даже мысленно решила, что в чем-то Тэфи была права. С Фридмундом хотя бы не скучно.
Стоило им зайти за ближайшую каменную гряду, как парень алчно накинулся на мешок. Альдис следила за его неумелыми попытками разорвать дерюгу с еле сдерживаемым нетерпением. Этот шут торраковый умудрился не на шутку раздразнить ее любопытство.
Сопротивление мешковины было недолгим. Ткань издала тихий треск и поползла под пальцами.
— Ну давай! Что там? — азартно выкрикнула Альдис.
Его лицо вытянулось:
— Ерунда какая-то.
В мешке были бумажные пакеты с сушеными водорослями фабричной упаковки. "Брандовур Лауфара" — крупнейшие плантации на теплом южном мелководье.
— Для кухни, наверное. — Разочарование оказалось неожиданно сильным. О Всеотец, зачем она вообще согласилась на эту идиотскую авантюру? Понятно ведь, что ничего интересного в этих мешках и быть не может — обычный хозяйственный груз.
Фридмунд прямо как будто заколдовал ее своей непробиваемой уверенностью.
— Это ничего не значит! — все с той же непоколебимой уверенностью заявил сокурсник, которого их находка отнюдь не смутила. — Надо проверить остальные тюки.
Он весь аж светился от жажды найти и раскрыть тайну.
Альдис ужаснулась:
— Ты что! С одним мешком мы еще как-то сможем оправдаться, а вот все... До конца года придется пристань подметать!
— Подметать? — неуверенно перепросил Фридмунд. — А учиться когда?
— Учиться вместо сна. — Девушка неумело попыталась пальцами стянуть нитки на месте разрыва.
— Это все вы виноваты! — Сокурсник обвиняющее ткнул пальцем в водоросли.
Водоросли в ответ предпочли промолчать.
— Слушай! — Парень уже загорелся новой идеей. — Вот если бы мы нашли что-то компрометирующее академию, то смогли бы шантажировать ее, и нас бы не заставляли подметать пристань!
— Меня в это не впутывай, — отрезала Альдис. Она все еще была зла на Фридмунда за его дурацкую идею.
Хотя, по большому счету, произошедшее целиком было ее виной.
— Да ладно! Давай найдем что-нибудь компрометирующее на Хрульга и эту вашу... — Фридмунд перешел на благоговейный шепот, — уничтожительницу волос!
— Я буду работать. — Альдис аккуратно подняла надорванный мешок.
Недовольный сокурсник потащился следом, бурча себе под нос:
— Эх, вот раньше были времена: трава зеленее, небо голубее, "валькирии" быстрее, свандки храбрее.
Альдис сердито сопела и тащила мешок. Она пообещала себе, что больше не поведется на гнусные провокации бритоголового.
— А сейчас? О Всеотец, за что? За что?! Неужели нации свандов грозит вымирание? Мидгард ждет жестокая судьба. И все из-за тебя, Альдис... Подумать только: из-за тебя падет Мидгард!
Девушка споткнулась и остановилась. Пару секунд она боролась с невыносимым желанием ляпнуть гадость, но осторожность победила.
Фридмунд было умолк, но на обратном пути снова начал:
— Слушай, а давай специй Хрульгу в еду подсыпем! И побольше!
— Может, хватит придуриваться? — беспомощно спросила Альдис. Она решительно не представляла, что делать с этим бритоголовым чудовищем.
Бритоголовое чудовище скорчило оскорбленную мину:
— Я придуриваюсь?
— Ну не я же! Знаешь, один мудрый человек сказал: "Если у тебя есть фонтан — заткни его, дай отдохнуть и фонтану". Мне кажется, это про тебя.
Удивительно, но призыв с цитатой из Казимира Виргасского возымел действие, и неугомонный Фридмунд на некоторое время действительно заткнулся.
Через пять рейдов до канатки он, очевидно, решил, что его фонтан достаточно отдохнул, нагнал девушку и фамильярно хлопнул ее по плечу:
— Понимаешь, все время быть серьезным — скучно.
— Тебе ведь нравится всех раздражать? — спросила курсантка.
Он не ответил. Просто смерил ее внимательным, испытующим взглядом и задумчиво протянул:
— А я тебя где-то уже видел. Интересно, где? Я же вроде только в душевые третьекурсниц подглядывал...
Альдис нахмурилась. На провокацию про душевые она не обратила внимания — понятно, что рыжий брешет. А вот по поводу встречи... Она готова была поклясться, что до Виндерхейма не сталкивалась с конопатым оболтусом, но какие только шутки не любит шутить судьба...
— Не помню, чтобы мы встречались. Я с севера Вастхайма. Фискобарн и Акулья бухта. Ты там был?
— Не... А! Вспомнил! Ты та девчонка, которая Хельгу помогала в пещере.
Имя Хельга воскресило в памяти прошлую ночь, костер, блики факелов на золотой маске, капли крови стекают в темную деревянную чашу. И еще — невыносимую горечь униженного разочарования после пещеры. Это имя смердело, как протухшая акулья туша. От одного упоминания о нем к горлу подкатывала тошнота. Больше всего на свете Альдис хотела бы забыть о существовании Хельга, уравнять его с нулем по своей личной шкале. Так же, как она смогла сделать это с эрлой Ауд и Томико.
Но с Хельгом так не получалось. Хельг был ниже, гораздо ниже той же Томико, и эта низость делала его очень важной и значимой фигурой в мире Альдис.
— Это он мне помогал, — процедила девушка. — И я обязательно поблагодарю его за эту помощь.
Она обругала себя сразу же, как произнесла эти слова. Разбрасываться пустыми угрозами — как это мелко. Как это мелко вообще — ненавидеть против воли. Особенно того, кому плевать на твою ненависть.
Сейчас Альдис неожиданно очень хорошо поняла Томико и эрлу Ауд.
— Я ему передам, что ты хочешь его поблагодарить, — жизнерадостно пообещал Фридмунд.
"Проклятье, он ведь действительно передаст!"
— Не надо. Я хочу сделать сюрприз.
О Всеотец! Эта фраза прозвучала еще многозначительней предыдущей!
Во время очередного рейса с мешком к канатной дороге курсантку неожиданно окликнул матрос-гальт:
— Эй, девочка! Ты... э-э-э... знаешь, где живет сержант Сигрид Кнутсдоттир?
В отличие от большинства моряков, предпочитавших короткие стрижки, он носил две косы, заплетенные на висках и стянутые шнурком к затылку. Традиционная гальтская прическа удивительно гармонировала с его сухим обветренным лицом, изборожденным резкими морщинами. Для полноты образа не хватало только плаща из шкур и крылатого шлема.
Это был один из тех матросов, которые перетаскивали тяжелые ящики вместо турсов. Он словно специально немного отстал от товарищей, чтобы без помех поговорить с курсантами.
Альдис коротко кивнула.
— Отлично, — обрадовался гальт. — Не могла бы ты... э-э-э... передать письмо? — Он полез за пазуху и извлек мятый, видавший виды конверт.
Девушка нахмурилась, но снова кивнула. Гальт широко улыбнулся, демонстрируя два золотых зуба:
— Вот спасибо, милая. Никак нет... э-э-э... времени по... э-э-э... острову бегать, искать. Только, — он перешел на доверительный шепот, — передай лично в руки... э-э-э... чтоб быстрее.
В его речи звучали забавные паузы, точно он сдерживался, чтобы не приправить свои слова обильной нецензурщиной, подобно рыбакам Акульей бухты.
— Я передам, — пообещала Альдис. — Сигрид — мой ротный командир.
Матрос сунул ей в руки конверт и, прихрамывая, побежал догонять товарищей.
Стоило ему удалиться на достаточное расстояние, как молчавший на протяжении всего разговора Фридмунд снова напомнил о своем существовании.
— Сейчас вскроем или сначала спрячемся? — небрежно поинтересовался мальчишка.
— Ты что? Совсем с ума сошел? — Альдис, как могла, разгладила конверт и спрятала его во внутренний карман форменной куртки. — Я доставлю его после того, как мы закончим с мешками.
— А тебе это не кажется подозрительным?
— Нет, — отрезала девушка. — Сигрид имеет право получать письма.
— Ага. Через матросов, — сплюнул юноша. — Не через официальную почту.
— А тебе не кажется, что это не наше дело, — в тон ему ответила Альдис. — Наше дело сейчас мешки таскать, ага.
В доказательство своих слов, она закинула свой тюк и тюк сокурсника на площадку перед канаткой и пошла за следующей партией.
Но Фридмунд не привык так просто отступать.
— А вдруг она врагам чертежи турсов толкает? Или черным колдунам волосы поставляет?
— Это Сигрид-то? Ха!
— Ты просто не понимаешь! Послушай... — Фонтан Фридмунда заработал в полную силу. Сокурсник разливался соловьем, в красках живописуя историю черных колдунов, которые пересидели Катаклизм и теперь собираются тайно править миром. Для этого им нужны волосы молодых и симпатичных юношей (на этих словах он приосанился) и девушек — тут парень выразительно покосился на стрижку Альдис. — Но если волосы в один прекрасный день не будут получены, то власть черных колдунов падет и тогда...
— И что тогда? — поинтересовалась курсантка, невольно увлеченная полетом его фантазии.
— Тогда власть захватят белые колдуны, — уверенно ляпнул Фридмунд. — Только им будут нужны ногти, а не волосы.
— Похоже, что моя... одна моя родственница — агент белых колдунов. У нее был просто бзик на этой почве, честное слово! Вечно: "Дитя, посмотри на свои ногти!" — Девушка скорчила чопорную рожу и постаралась вложить в свой голос побольше праведного негодования.
