Подаренная сказка. Богиня

Герцог резко обернулся, но наваждение прошло, комната вновь пугала своей пустотой, лишь едва заметный шлейф из мельчайших серебряных крупинок мерцал в воздухе, вырисовывая контуры ласковой и такой знакомой улыбки...

Гроза бесновалась не только над небольшой поляной, все еще помнившей, свершившееся на ней. Еще одна грозы принесенная неведомо откуда опустилась на столицу. Ясное небо наполовину закрыли лиловые тучи, беспрестанно полыхающие зарницами, и тут же обрушились на город потоками слепого дождя.

Храм первых рухнул с первым раскатом грома, мгновение и он обратился в пыль, еще мгновение и упавшая с небес очищающая вода растворила в себе эту пыль, понесла ручьями по водостокам мостовых, ушла вместе с ними под землю. Город еще был спокоен. Жители слышали всего лишь гром, и они, едва приметив стремительно нарастающие тучи, спешили скрыться домой, и уже из окон жилищ покрытых надежной крышей любоваться на природную феерию.

Недавно взошедшее солнце с радостью приняло грозовой вызов и тысячей его неугомонных лучей заискрилось в падающих с неба капельках воды, встало радугой на самой границе. Дети не удержались, с веселым гомоном кинулись на улицу, радуясь теплому яркому дождику, светящимся в вышине тучам, прекрасному новому миру. Дети всегда чувствую острее взрослых, наверное, потому что они открыты всему, жизнь еще не успела загнать их в раковины моллюсков, укрыть толстым непробиваемым наростом.

Дождь кончится, как только исполнит возложенное на него дело, как только омоет новорожденный город, мир... Вот тогда вновь появятся на улицах жители, присоединяться к своим неугомонным чадам родители. Они выйдут на свежий совсем по-летнему теплый воздух, в город сверкающий непривычной чистотой, город заботливо очищенный природой от последних последствий зимы, от всего мусора, что успел скопиться в эту пору. Они будут веселы, радостны, как в первый день весны, никто не устоит перед праздником, дарованным самой природой. Но они уже не увидят своей нежно улыбающейся сереброволосой королевы, в легком нежно-голубом платье стоящей под струями дождя в том месте, где почти восемь лет назад ее жизнь соединили с судьбой этого мира.

Они придут сюда позже, не сразу поняв, что же не так, в чем переменился вид такого привычного до мелочей города. Их наверняка испугает исчезновения храма и новость необъяснимой тревогой, болезненным испугом разбежится по миру. Люди, да и не только они слишком привыкли жить уверенные в завтрашнем дне, в том, что у них есть наследие созидателей, которое сохранит от больших бед, а к маленьким все уже давно привычны. Это очень тяжело отказаться от привычки, признать прежнее благо за зло, для этого должно пройти много времени, смениться ни одно поколение, поблекнуть память предков. Но это все будет, это неизменное течение жизни, старое уходит, отмирает, рано или поздно уступая дорогу новому. И через это тоже надо пройти. Эллис не боялась последствий, не спешила явить себя и успокоить подданных. Всему свое время, а люди должны быть готовы к ее словам, они должны принять неизбежное. Да и не думала королева раскрывать все свои знания, не хотела порочить имена созидателей. Просто их цели разошлись с целями мира и не в том их вина.

Глава пятнадцатая.

Эссси вновь шел по коридору с сереброволосой девушкой. Он еще не до конца понял, что произошло, но теперь он знал, просто знал — все будет хорошо. Лекси ждет мать, а значит, она вернется, Эллис не сможет нарушить обещания, данного сыну.

Отмытый ребенок сейчас сладко спал в своей постели, а отцу вдруг захотелось сюда, в венец его зодчего мастерства. На сердце царило умиротворение, и он шел, улыбаясь, весело подмигивая неугомонной девчонке, что опять оказалась всего на несколько шагов, но впереди. Она улыбалась ему в ответ, смеялась, даже попробовала идти задом наперед, смотря лишь на него, но запуталась в платье. Эссси едва не забыв, где находится, чуть не бросился к ней в попытке помочь. Но королева лишь рассмеялась и, ловко вскочив на ноги, поманила растерявшегося от такой прыти дракона. Глупая улыбка заиграла на его устах. Такого вытворять не могла даже созданная им мозаика, а значит, одна сероглазая прохвостка уже знает его секрет и даже успела приложить к его совершенству свою руку.

Пахнуло грозовой свежестью, сладковатым запахом прелой листвы, дымом костра, и горчаще-свежим ароматом моря, а еще арабелью, редким горным цветком, туманящим любые чувства. Для кого-то это могло быть давно, для него же случилось совсем недавно.

Весна, на своем исходе, почти передавшая все права лету. Даже здесь в горах стояло уютное тепло. И арабель зацвела, бурно, безумно, пьяняще. Небольшая долина, и серебристо-белоснежные, маленькие как снежинки цветы. Он не смог пролететь мимо. А попав в коварный плен горнего блаженства, не смог уйти, пока не вспомнил о ней. Она стала арабелью, а чарующий запах ею. Он не помнил, как приземлился на дворцовом пляже, как под покровом наступающих сумерек скользил в густых зарослях парка, пока не увидел в одной из галерей ее, пока до нее не долетел запах арабели. Он напомнил ей о чем-то из прошлой жизни и глаза загорелись сиянием звезд, как полугодом ранее на пляже. Уже тогда в нее хотелось просто верить...

Сапфировый дракон почти бегом ворвался в просторную залу с фонтанчиками и подушечками. Она стояла почти в самом центре, заинтересованно разглядывая свои изображения, мелькающие на стенах и сводах. Серебряные кружева ее платья, казалось, жили своей жизнью, как на ветру колышась вокруг гибкого стана. Волосы ее вновь поражали густотой и длинной, невиданной ранее длинной почти до колен. Распущенные, они мягкими волнами падали на плечи, скатывались по спине и легонько покачивали у самых кончиков. А руки ее держали ветку арабели.

Эллис повернулась резко, взметнув вверх окружающее ее серебро волос и тканей. Она улыбалась, улыбалась довольным прищуром глаз, напоминая большую дикую кошку, вдруг получившую невиданное прежде лакомство, и решившую что домашнее тепло и уют вполне по ней, ведь если надоест, то всегда можно уйти.

— У тебя тут красиво, — как-то по-новому мелодично прозвучал под сводами ее веселый голос.

— Эллис, я...

— Тсссс..., — оборвала она его, приложив палец к своим губам. — Не нужно слов, я все знаю. Знаю тебя от момента зачатия, каждый миг твоей жизни, знаю и помню все и всех....

Эллис взглянула на него глазами полными знания и понимания. И слова застряли в горле дракона. Королева на мгновение отвела взор в сторону, и вдруг тело ее подернулось дымкой, потекли черты, неуловимо изменяясь.

Перед ним стояла все та же сереброволосая королева и в то же время не она. Это был ангел. Невероятно прекрасная, идеальная Эллис, слепящая взор. Эссси словно во сне видел, как за ее спиной легким маревом колышутся призрачные крылья. И тут его накрыло волной узнавания. Перед ним парила совсем чуть-чуть приподнявшись над полом отнюдь не избранница Первых. Нет, перед ним теперь сияла очаровательная в своей ангельской невинности королева Аэльрин. Та единственная, которой некогда принадлежало его сердце полностью и без остатка. Та единственная, что понимала его совсем еще молодого правителя как никто другой, та, что умела чувствовать и слышать. Трогательная, нежная, беззащитная, и в то же время сильная, стойкая, всегда уверенная в себе, она была рождена королевой.

Они были похожи столь же, сколько и различны. Сестры. Не по праву рождения, по велению души. Яркие, необычные, знающие все и немного больше. Они всегда уверенно шли по жизни. Одна рожденная принцессой, другая простой девушкой, но обе ставшие королевами. Не теми королевами, в которых превращаются глупенькие девчонки, надев царственный венец, а теми, что рождаются в долге и умирают за любовь. Такие похожие как снаружи, так и внутри. Отражения в зеркалах. Омут печали в глазах. Сила и страх во снах.

Его тянуло к ней вдвойне. Как он раньше не понял, что всегда искал в одной другую, находил и тут же терял, потому, что нельзя удержать запечатанную память чувств. Проверял стойкость, искушал, испытывал и боялся, невероятно, до боли в сердце боялся выиграть. Он хотел вновь оказаться с той, что когда-то любил, с той ради которой едва не отказался от всего, той, что, сгорая в ответной любви, оборвала свою жизнь в надежде спасти от необдуманных поступков любимого. Потому что знала.... А он хотел и боялся вновь встретиться с ней лицом к лицу, раскрыть запертую в сердце дверь. Он собирался уйти, но она не могла уйти с ним, не могла подарить надежду и разбить жизнь. Она всегда знала чуточку больше, хоть и была в глазах многих непростительно молода.

— Она передает тебе привет, — неведомые ей прежде слова ангельского языка шепотом весеннего ветра слетели с губ. — Не грусти, не вспоминай с болью, и не запечатывай память, никогда не допускай забвения тех, кто остается жить в твоем сердце. Она ведь до сих пор все чувствует и понимает. И она рада, что встретила тебя тогда, благодарна за ту сказку, ту жизнь, что ты ей подарил, за то чувство полета, ту свободу, которым ты ее научил. Эссси любовь не может быть мраком тучи, не ты ли учил этому юную королеву, с вечной улыбкой на губах смотрящую на искрящиеся в лучах ласкового солнца снежные пики гор. Не ты ли ей говорил, что ваша любовь всегда будет чиста и прекрасна как их сверкающий свет.

— Аэльрин...

— Нет, Эллис, — нежно улыбнулась, вновь ставшая прежней королева. И легкими шагами преодолев разделяющее их пространство, она коснулась рукой его извечно обнаженного торса, там, где громко стучало сердце. Хрупкая ветка арабели выпала из руки, и достигнув пола, разбилась тысячей хрустальных брызг, музыкой весны, ароматом счастья разливаясь по комнате. — Не грусти, твоя память о ней должна быть светла. И не стоит ее запирать в далеких глубинах. Она ведь достойна большего, и ты все еще можешь подарить ей жизнь.

— Спасибо, — сквозь слезы улыбнулся новый старейший дракон этого мира, опять не понимая, что происходит, чувствуя себя маленьким ничего не знающим ребенком. Да и как можно сравниться со знаниями целого мира, а Эллис теперь, несомненно, их часть, она ушла, стала им и смогла вернуться. Его юная Королева.

— Расскажешь что случилось, — дракон опустился на парапет ближайшего фонтанчика. Водяные брызги с радостью обрушились на долгожданную жертву, заискривширь на сапфировых волосах, темно синем одеянии, и как всегда полуобнаженном торсе. Королева села на гору подушек и ткани у его ног, с любопытством подняла вверх непривычно ярко-серые глаза. И его рука то ли против воли, то ли как раз по ее велению, опустилась на мягкий, похожий на пух волос и принялась гладить по голове сидящую у его ног девушку.

— Да, но не сейчас, — с рокочущими нотками в голосе, ответила она, немного помедлив, наслаждаясь лаской. — Это очень длинная история, которая началась далеко отсюда и во времени и в пространстве. Я обязательно расскажу эту сказку, потом, когда придет время.

— Ты скоро уйдешь? — с надеждой в голосе спросил дракон любимую, теперь, несомненно, любимую и самую дорогую ему женщину, ту, что подарила ему сына.

— И да, и нет, — с легкой грустью улыбнулась она ему в ответ. Ее взгляд устремился под своды комнаты, на сереброволосую девушку с маленьким ребенком. — Мне дали в награду силу, а эта сила способна даровать мне и новое тело и время, дожить оборванную прежде срока жизнь.

— Значит, ты свободна от мира?

Тихо, в этой зале очень тихо, лишь редкие слова неощутимым эхом все еще звучат под его сводами. Перекликаются, расходятся, меняются, отдаляясь и приближаясь. Журчит в фонтанчиках вода, но ее тоже не слышно, ее звуки тоже забрало эхо, забрало и унесло вверх, к прекрасным картинам, что подвластные руке нового дирижера, каждый раз послушно замирают, позволяют рассмотреть себя во всей красе. Тихо, в этой зале всегда должно быть тихо, потому, что она создана для раздумий и тишины.

— Нет, я стала его частью, я получила все его знания, этого уже не изменить.... Теперь мне будет очень сложно жить среди людей, я слишком другая, но я должна, — твердо закончила все еще королева, что-то уловив во вспыхнувших сапфировых глазах.

— Почему? — не вопрос лишь его тень, не звук, лишь его эхо. Ей не нужны вопросы, чтобы дать ответы, ей не нужны голоса и звуки, чтобы услышать.

— Потому, что та моя жизнь принадлежала людям, моему королевству, моим подданным, моему мужу, моим не родившимся детям. Тебя не должно было быть в той жизни, Риш... — она назвала его другим, уже почти забытым именем, назвала повелителем, надеясь на его понимание и не оставляя выбора. — Нас связал мир, чтобы провести меня нужным путем, чтобы я умерла в назначенный срок, чтобы стала частью его, не утратив себя, и подарила ему свободу.

— Как? — раскат грома в голосе, блеск молний в глазах. Грозы нетерпеливы, но всегда послушны воле ветра.

"Не время" — прошептали глаза, на склонившейся голове. Она замолчала, вновь переведя взгляд на мозаику свода. Он все понимал. Он все понял, но признать... не мог, не хотел, не желал.

— Почему ты не хочешь остаться со мной, ведь ты мать моего сына, ты теперь можешь быть драконом, и я люблю тебя, моя королева, — не вопрошая, ровным печальным голосом прошептал дракон, пристально всматриваясь в неизменное лицо девушки, маской застывшее перед ним. Она и раньше не спешила демонстрировать свои чувства, а сейчас, казалось, и вовсе ими не обладала.

— Ты не прав, я не дракон и не человек, более, я вообще ничто, лишь память о себе самой прежней и дарованная миром в благодарность сила. И я не знаю, сколько еще сохраниться моя личность, прежде чем окончательно раствориться в мире.

— Тогда почему ты возвращаешься к нему, а не ко мне? — ревность и боль Эссси, понимание Риша.

— Так надо Эссси, нельзя оборвать династию, нельзя оставлять поверивший в меня народ в смятении и неверии. У меня там долг.

Статуя, умеющая говорить статуя. Эллис казалась дракону неживой, нереальной, особенно когда так, не отрываясь, смотрела ввысь. Она стала совсем другой, совсем чужой, она была права, но он упрямо продолжал бороться. Он не мог иначе.

— Долг превыше любви?

— Долг превыше магии любви. Наши с тобой чувства, как и мои с Ксаниэлем имеют далеко не естественное происхождение.

Она улыбнулась, впервые улыбнулась с начала этого разговора. Улыбнулась как-то нерешительно, словно за пару десяток их разговора успела разучиться это делать. Насмешка скользнула в нечеловеческих глаза.

— Разве?

— Наш первый танец, ты его помнишь?

— Конечно.

— А свои чувства?

— Конечно! К чему ты? Да я немного использовал магию, но влиял лишь на тебя...

— А мир на нас обоих, — она улыбнулась вновь, на этот раз широко, задорно и снисходительно. Резко поднялась на ноги, пара шагов в сторону, на небольшой чистый от подушек кусочек пола, и изящные танцевальные па. Она крутанулась, скрылась за взлетевшими вверх волосами и заговорила вновь. — Тебя зацепило послание, адресованное мне. Ветер перемен, что я принесла в этот мир. Оно причудливо переплелось с твоей магией и крепче любых уз связало сердца, непонятно, противоречиво, наверное, даже жестоко.