Но первоначальный запрос на вертолет был отклонен. Не все выше в командной цепочке разделяли отчаянную срочность ситуации, и Седрику сообщили, что вертолеты не могут быть выделены.

Патруль аргентинцев поднялся на вершину высоты над позицией Джона и Роя. Вот тогда-то Джон их и увидел. Он нырнул обратно в НП, крича Рою:

— Черт возьми, Фонз, мы окружены!

Рой едва успел осознать то, что он услышал, когда металлический предмет отскочил от камней между ними. Оба бросились на землю, когда граната взорвалась в ослепительной вспышке черного дыма, оглушительного звука и горячих осколков металла.

Чудесным образом, они оба остались невредимы, и вбитый порядок действий одержал победу над шоком от взрыва. Рой срочно вызвал помощь по рации, но ответа не последовало. Снова сбой связи. Джон уже стрелял, когда Рой вырвался из частичного прикрытия, создаваемого камнями. Быстро двигаясь, используя прикрывающий огонь своего босса, чтобы сделать первый рывок вверх по склону, затем он опустился на одно колено и начал стрелять, инстинктивно зная, что позади него Джон начнет двигаться, повторяя отработанную тысячи раз на стрельбищах последовательность стрельбы и маневра.

Джон снова начал стрелять, что стало для Роя сигналом к очередному рывку. Стреляя на ходу из подствольного гранатомета М203, он как одержимый бросился на противника. Первая ответная реакция, заключавшаяся в том, чтобы ошеломить противника, сработала, ярость атаки Джона и Роя вынудила их залечь. Но численное превосходство патруля аргентинцев начало сказываться, когда они оправились от первоначального шока от яростной наступательной реакции Джона и Роя и начали отстреливаться от двух отчаянных бойцов SAS, которые вели перестрелку с ними на открытом месте.

Когда позади него стрелял Джон, Рой снова сделал свой следующий рывок вперед. Он снова опустился на одно колено и начал стрелять, чтобы прикрыть следующий ход Джона.

Но Джон не сдвинулся; вместо этого он крикнул:

— Фонз, я ранен. Отрывайся.

С этими словами он снова начал стрелять, пытаясь прикрыть отчаянную попытку Роя вырваться на свободу.

Рой начал двигаться, когда пуля вскользь попала ему по руке, заставив крутануться винтовку, а сила удара сбила его с ног. Другие выстрелы аргентинцев удерживали его на месте. Когда его «Армалайт» оказалась вне пределов досягаемости, он был прижат к земле. Когда вокруг него пули вспарывали землю, он поискал Джона, и заметил его неподвижно лежащим дальше по склону позади него. Его разум лихорадочно работал. Он заорал на нападавших во весь голос:

— Сто-о-о-оп! Прекратить огонь!

Внезапно командный голос, ясный и полный власти, заставил аргентинцев прекратить огонь. Рой неподвижно лежал в отчаянии, когда два солдата противника вышли из укрытий, чтобы снять с него снаряжение и забрать в плен. Другие двинулись к Джону, и немедленно начали оказывать первую помощь, когда было уже слишком поздно. К тому времени, как они добрались туда, он уже истек кровью.

Глава 39

Когда пришел кодированный сигнал, я понял, что дело плохо. К тому времени, как мы получили сообщение, командир эскадрона выяснил, что Джон был убит, а Рой попал в плен. Это была шокирующая новость, но нам все еще предстояла работа, и события в Порт-Ховарде имели для нас серьезные последствия. Как связист патруля, Рой должен был иметь все одноразовые коды для шифрования наших сигналов, и следовало предположить, что теперь они попали к противнику и были раскрыты.

Система одноразового кодирования основана на длинной последовательности случайных букв или цифр, которые создают бессмысленное зашифрованное сообщение. Это может быть расшифровано принимающим радистом, только в том случае, если получатель имеет блок кодов, идентичный тому который использовался отправителем. Это был неразрушимый код, но громоздкая система, особенно при отправке и получении сообщений азбукой Морзе. Я приготовился принять важную передачу, поскольку новые коды передавались по рации. Это началось с первой из серий точек и тире, которые начали передаваться позже той же ночью.

Связь периодически прерывалась, и мне постоянно приходилось просить связистов в штабе эскадрона повторить передачу.

— Привет, Ноль Альфа, это Четыре Два, повторите все еще раз после…

Потом все начиналось снова. Я не мог кодировать в перчатках, поэтому отупляющую работу пришлось делать с замерзающими пальцами под прикрытием пончо при свете ручного красного фонарика. На расшифровку и создание нового одноразового блокнота ушло три с половиной часа. Но мои неудобства бледнели по сравнению с тем, что Рою пришлось пережить в Порт-Ховарде.

После того, как его схватили, Роя отвели в поселок, где ему завязали глаза и связали за спиной руки. Сначала он думал, что его могут расстрелять, вместо этого он был посажен в яму пресса для овечьей шерсти, размером метр на два, в большом сарае для стрижки возле пристани поселка. Провонявший овечьим навозом и бараньим жиром, лишенный всякого света, он превратился во временную темницу, в которую был брошен дожидаться своей участи Рой.

Пока Роя уводили в качестве пленного, в оперативном зале на борту «Фирлесса» шла борьба за выделение «Си Кинга» для группы быстрого реагирования. Запрос Седрика о вертолете был отклонен на том основании, что все вертолеты были необходимы для подготовки к последнему наступлению на Стэнли и бедственное положение наших товарищей осталось без внимания. Пилоты 846-й эскадрильи хотели выполнить это задание, но командующий десантной группой был неумолим; все вертолеты были необходимы для поддержки боев, разворачивающихся вокруг Стэнли на востоке. Потребовалось личное появление Майка Роуза и его вмешательство, чтобы заставить образумиться старшего морского офицера, и было решено отправить вертолет, чтобы предпринять отчаянную попытку спасти патруль в Порт-Ховарде.

«Си Кинг» летел быстро и низко, перебрасывая парней из 17-го отряда через Фолклендский пролив. Седрик и Дэнни Уэст пошли с ними, но для Джона и Роя было уже слишком поздно. Группе быстрого реагирования удалось подобрать Джимми и его напарника, после того, как те вплавь преодолели несколько сотен метров по ледяным внутренним водам, чтобы успешно спастись и добраться до места эвакуации вертолетом. Но когда контакт закончился, Седрик мало что мог сделать, кроме как вернуться в Сан-Карлос с тяжелым сердцем, зная что он потерял двух человек из своего эскадрона.

Неудача в Порт-Ховарде также означала, что мы должны были рассмотреть жизнеспособность нашей собственной позиции. Если аргентинцы обнаружили один НП в тылу своих войск, они будут искать остальные. Мы обнаружили увеличение частоты и численности патрулей, высланных из Фокс-Бей, что увеличило риск быть обнаруженными. Мы начали наблюдать, как группы из двенадцати солдат через равные промежутки времени покидают поселок, иногда пешком, иногда их везли дальше и высаживали на автомобиле. Они рассыпались веером в вытянутую линию, осторожно продвигаясь вперед и осматривая землю в поисках любых признаков наблюдательного пункта. Но перенос НП с наступлением ночи был сопряжен с таким же риском, как и пребывание на месте. Поэтому мы грызли ногти и задерживали дыхание каждый раз, когда появлялся патруль.

Шли дни, и голод стал таким же нашим врагом, как и аргентинцы. Смерть Джона и пленение Роя произошли 10 июня. За день до этого мы последний раз ели сублимированное куриное филе. Отправленные на выход 4 июня, на ожидаемый срок менее недели, мы взяли еды на шесть дней, включая один аварийный рацион, который мы несли в наших разгрузках. После шестого дня мы отчаянно рылись нашем снаряжении, в поисках случайно завалявшегося на дне рюкзака чайного пакетика, или кусочка шоколада, забытого и заплесневевшего в подсумке. Каждая находка отмечалась с нескрываемым ликованием, но вскоре мы подчистили каждый предмет от всего съедобного. Голод терзал наши животы, а головы болели от недостатка пищи. От пронизывающего холода было хуже вдвойне. Ветер был убийственно холодным, и хотя это место обеспечивало укрытие, наши руки и ноги ужасно страдали от многочасового бездействия.

Единственным утешением от нехватки пищи было то, что она уменьшала потребность в дефекации. Если нам нужно было отлить, мы могли откатиться в сторону и справить нужду, оставаясь скрытыми. Если мы хотели облегчиться, мы ждали темноты, вылезали из укрытия и заворачивали отходы в пластиковый пакет, прежде чем закопать. Но однажды мне понадобилось отойти по нужде, и я не мог дождаться заката. Я был на часах, когда почувствовал слабость в кишечнике. Бинси лежал лицом ко мне, его лицо было в нескольких дюймах от моего, когда он дремал.

— Эй, Бинси, — прошептал я, — проснись, мне нужна услуга.

Бинси очнулся от сна.

— Да, Всплеск, в чем дело? — в его голосе еще слышались сонные нотки.

— Мне посрать нужно.

— Да? И что?

— Мне нужно это сделать сейчас.

— Да? И что?

— Ну, мне было интересно, дружище, не сможешь ли ты подержать пакет.

Бинси даже на мгновение не задумался над этим.

— Ты должно быть шутишь, черт возьми! — прошипел он в ответ.

— Если ты думаешь, что я собираюсь держать пакет между твоими шахтерскими ягодицами, пока ты откладываешь в него Ричарда Третьего, то можешь подумать еще раз, дружище.

— Но дружище, я в отчаянии.

— Тогда, дружище, либо тебе придется наложить в штаны, либо вылезти наружу и проверить, может ли человек посрать в положении лежа.

Я выбрал второй вариант и могу поручиться, что человеческие существа не созданы для того, чтобы облегчаться, лежа плашмя на земле и пытаясь оставаться скрытыми в зарослях травы высотой в несколько дюймов.

По крайней мере, это ненадолго отвлекло меня от того, насколько я был голоден. Но вскоре боли вернулись. Я запретил себе зацикливаться на своих часах и желать, чтобы стрелки двигались быстрее. Оставаться бодрым, даже на холоде, стало непросто. Ночью я напрягал глаза, которые, казалось, были набиты песком, вглядываясь в темноту, чтобы обнаружить любые признаки движения и приближения противника. Усталость сыграла злую шутку с моим разумом, и странные очертания внезапно вырисовывались в ночи, пока я галлюцинировал и боролся с соблазном сна.

С каждым днем мы становились все более уставшим. Единственным утешением было то, что аргентинцы в Фокс-Бей тоже страдали. Большинство из них жили в траншеях: через телескоп «Свифт» мы могли видеть, как они вылезают из своих затопленных ячеек. Используя свои пончо, чтобы укрыться от холода, они бродили по поселку, как бесформенные несчастные фигуры. С тех пор, как мы установили за поселком наблюдение, мы не видели ничего, что можно было бы идентифицировать как пополнение припасов. Вместо этого мы наблюдали, как патрули каждый день выходили и убивали все больше овец, которых затем варили и раздавали им из полевой кухни.

В Порт-Ховарде было не лучше. Оставшись без пайков и питаясь субпродуктами от местных жителей, аргентинцы были близки к голодовке. Рой томился в своей норе в земле. Периодически его охранники наклонялись, чтобы схватить его и вытащить из овчарни, прежде чем потащить по деревянным тротуарам, усыпанным грязью и обрезками шерсти, в соседнюю ниссеновскую хижину для допроса. (Хижина Ниссена — сборное полукруглое строение с каркасом из гофрированной стали, прим. перев.) Его захватчики подозревали, что он из сил специального назначения, и хотели знать, из какой он части и что он делал на хребте.

Тренировки Роя хорошо подготовили его к начальной фазе допроса, которому его подвергли аргентинцы и он упрямо придерживался «Большой четверки».

Первый офицер, который допрашивал Роя, неоднократно спрашивал его:

— Кто ты такой и что вы делали с капитано, которого мы убили? Вы из спецназа, не так ли? SAS, да?

— Сэр, я не могу ответить на этот вопрос.

— В чем заключается ваше задание?

— Сэр, я не могу ответить на этот вопрос, — повторял Рой.

И так оно и продолжалось. Несмотря на грубое обращение, особенно со стороны рядовых, когда рядом не было офицеров, Рой не был избит. Затем тон допросов изменился, когда захватившие Роя обнаружили, что он и Джон носили аргентинское военное снаряжение, которое они подобрали на Южной Георгии.

Роя снова вытащили из его норы, раздели до пояса и привязали к стулу в ниссеновской хижине. Другой офицер показал ему аргентинский 9-мм пистолет Браунинга, который они нашли у Джона. Они подтвердили происхождение пистолета по зарегистрированному серийному номеру оружия.

— Что ваш капитан делал с этим пистолетом? Где он его взял? Вы — спецназ.

Каждый раз ответ был один и тот же:

— Сэр, я не могу ответить на этот вопрсо.

С каждым разом аргентинский капитан становился все злее и начинал кричать на Роя, несколько раз клацал затвором и, придерживая пальцем, спускал курок оружия, требуя объяснить откуда оно взялось. Рой был на опасной территории, не будучи уверенным, пытался ли его тюремщик просто подшутить над ним, или у него были более зловещие намерения. Рой считал патроны, когда они вылетали из оружия и падали на земляной пол. Его дознаватель становился все более нервным каждый раз, когда затвор пистолета скользил вперед и досылал очередной патрон из магазина.

Рой знал, что в нем может поместиться до двенадцати 9-мм патронов и задавался вопросом, не собирается ли невменяемый офицер застрелить его последним патроном. Он сосчитал до девяти, наблюдая, как латунный цилиндрик с блестящим верхом вращается в воздухе. Как раз перед тем, как он приземлился в пыль, раздался мощный грохот, и взрывная волна сотрясла металлические стены хижины, сотрясая ее конструкцию и выбивая стекла.

Снаряд Королевского военно-морского флота не долетел до намеченной цели — аргентинских окопов на холме над поселком. Он приземлился в центре Порт-Ховарда, где уничтожил местный продовольственный склад, и резко прервал допрос Роя, когда его инквизитор побежал в укрытие. Небольшая ошибка корабельной артиллерии могла предотвратить безвременную кончину, поскольку охрана бесцеремонно затолкала Роя обратно в дыру в сарае для стрижки овец, в то время как более меткие снаряды летели со стороны моря и разрывались на возвышенности над поселком.

За исключением первой ночи, когда мы зашли слишком близко к поселку, военно-морской флот не обстреливал Фокс-Бей. Мы также не видели никого из местных жителей, которые жили в поселке. Их было меньше по сравнению с Порт-Ховардом, и они привыкли жить в подвале в доме управляющего, что обеспечивало определенную безопасность от ударов «Хариерров» и обстрелов с моря. Из того, что мы смогли разобрать, между так называемыми освободителями и освобожденными было мало взаимодействия. Наше наблюдение за первыми позволяло предположить, что аргентинцы даже возможно и не считали себя таковыми. После нескольких месяцев воздействия непогоды и лишений их уныние заставило меня задуматься, насколько усердно они будут готовы сражаться, чтобы защитить Стэнли. Но наверняка мы не знали.