Подаренная сказка. Богиня

— А твой муж?

— Брачные браслеты, и почти тот же самый эффект — гарантия счастья супругов. Мы не могли, не полюбить друг друга, нося их. Первые учли все и даже больше. Все ради их цели. Все ради подаренной сказки. Но это уже все та же другая история, что я непременно расскажу, позже.

— Значит, ты не любила...

— Любила, — легкие шаги по каменному полу, по ткани, подушечкам. А рука касается камня стен, скользит по мозаике. Она не отстает, идет в ногу с собой, кажущейся теперь отражением, ей не нужно спешить, чтобы коснуться своей руки созданной мастером и крепко сжать, было бы желание. — Хотя единственное настоящее чувство, то, которое родилось бы само в моем сердце, я так и не узнала. Оно затерялось за яркостью навязанных извне и так и не разгорелось жарким пламенем там в глубине. А он, он тоже преодолел себя, свои чувства. Мы с ним, наверное, могли бы полюбить друг друга сейчас, когда все свободны, но упущенного не вернуть, все проходит Эссси. Да и я уже не способна на привычные вам всем чувства.

— А как же твой сын? — он поднялся, быстро догнал все еще шедшую вдоль стен его королеву, возможно, немного грубо схватил за плечи, повернул к себе, всматриваясь в необычные глаза, ища там хоть какие-то отголоски чувств. Она улыбнулась, потому что он держался, не отводил взгляда от глаз, заглянуть в которые слишком опасно для многих.

— Ты сам сказал, он мой сын. Он ждет меня, я обещала вернуться, и я его не брошу.

Она прикрыла глаза, на какое-то мгновение, но этого хватило, чтобы прогнать из взгляда серебро. На Эссси вновь смотрели привычные серо-голубые глаза его королевы. Она не хотела рисковать ясностью его разума, хотя подобное давалось ей все еще тяжело. Но она сильная, она привыкнет, иначе не исполнить взятый на себя долг.

— Для меня сейчас нет расстояний и преград. А Ксаниэль все уже знает, он все понял и принял, он сильно подрос за это время, и я должна помочь ему закончить начатое, он все еще нуждается во мне. Он примет Лекси, тебе с сыном всегда будет открыта дверь во дворец.

— Ты жестока...

— Тебе так только кажется, Эссси. Ты сам создал любовь, потому что сердце не может жить без любви, но сейчас твоя любовь изменилась, слишком сильно изменилась. Мне никогда не стать прежней, никогда не скинуть груза новых знаний. Ты просто еще не понял, ты еще не знаешь меня новую. Но узнаешь. Вот тогда и посмотрим, что именно нам будет уготовано этой жизнью. Что для нас бессмертных срок в какую-то сотню лет, а может и меньше. Я уйду, как только пойму, что там справятся и без меня. Вот тогда я смогу быть и драконом.

— Но ты же говорила, что не знаешь, сколько тебе отпущено? — удивление и радость, весенним дождиком заливающая его радость. И лишь потом понимание, осознание всего сказанного и несказанного. Она права он — Риш, и должен им оставаться всегда и во всем, как она королева и остается такой, даже став богиней.

— Да, я не знаю, сколько мне отпущено тысячетелетий, — невинно хлопая глазками, улыбнулась теперь окончательно прежняя королева, вот только печать знания спрятать не так-то просто.

— Кто ты теперь? — неожиданно для себя спросил повелитель, крепко сжав тоненькую женскую ладошку и внимательно заглядывая в глаза, вновь наполнившиеся расплавленным серебром огромнейших знаний. Он уже знал ответ, знал еще до того как задал вопрос, но продолжал ждать его подтверждения от нее.

— Богиня.

— Только ты, чтобы победить долгоживущих и выйти из игры, могла стать богиней! Моя серебряная богиня!..

Она стояла на далеко выступающем в море мысе. Где-то там за спиной высилась громадина маяка, скрывая ее фигурку от случайных наблюдателей. Он заботливо указывал путь в фарватер бухты большим и малым кораблям, бережно вел их в спокойную заводь, спасая от бесчисленных штормов, гуляющих по этим просторам.

У ее ног с ревом пенились волны, заглушая все прочие звуки. Ветер вздымал свободные полы камзола — одежды еще неведомого в этом мире покроя. Он так и норовил скинуть кого-нибудь с мыса в неспокойное море, отдать бренное тело на волю волнам и острым пикам камней. Но она словно не замечала этих порывов, с непривычным трепетом всматриваясь в серую даль. Она еще не поняла, что ищет там, в далеком штормовом море, на что надеется...

Ветер нес волны и очередную грозу, сестру-близнеца той, что отгремела за перевалами совсем недавно. Он вспенивал барашками гребни волн, и стадо прекрасных белых единорогов рвалось прочь из захватившей их стихии, но никак не могло вырваться. Они шли единым непоколебимым строем, пока не напарывались на раскинувшиеся перед мысом рифы, и авангардом торчащие из воды острые макушки камней разрезали этот строй. Они порождали сумятицу, сталкивали волны, заставляя одну захлестнуть другую, а те немногие что, сохранив всю свою мощь, добирались до мыса, в бессильной злобе врезались в непреступный камень. Волны хотели идти дальше, не встречать преград на своем пути, заботливо перегонять по просторам стада своих единорогов. Веками они точили камень, тысячелетиями стремились отвоевать у скал еще один небольшой кусочек простора.

Соленые брызги упали на лицо, но тут же высохли под палящим солнцем, еще не скрытым тучами. Шторм шел по линии горизонта, лишь свои отголоски, посылая в сторону берега. Берега, на котором стоял невиданный прежде в этих местах флибустьер. Легкая белоснежная рубашка, вздувающаяся поймав неугомонный ветер, черная бандана, надетая поверх нее треуголка, удлиненный против традиционного темный камзол, кожаные штаны, заправленные в высокие сапоги. Ее необычный волос, убранный в хвост лентой, тщательно скрывала одежда. Не хватало только сабли и пистоля, но пороха в этом мире так и не изобретут...

Увидев море, она не удержалась, поддалась настроению и желанию, которое теперь слишком редкий гость в ее жизни. И то, что прежде здесь не знали таких одеяний, ничего не значило. Пиратка смотрела в морскую даль и улыбалась.

Камни, камни и еще раз камни. Бесчисленные, хаотичные нагромождения камней и едва приметная петляющая среди них тропинка, что вела на мыс к маяку. Ей почти не пользовались — давно, очень давно, с тех пор как благодаря магии отпала необходимость в постоянном смотрителе. А это случилось еще до великой битвы человеческих магов, почти накануне, по меркам любого из долгожителей. Эта тропинка была старше его, эльфа, которому без малого более двух с половиной тысяч лет от роду. И он до сих пор не понимал, зачем его понесло на мыс, пользующийся в городе дурной славой, зачем он терпеливо шагая среди камней, вслушивался в столь близкий рокот прибоя.

Три дня назад он прибыл в город, ближайший от выхода из гномьего туннеля город, который являлся еще и негласной столицей вольных земель. Просторный, он широкой полосой растянулся вдоль всего края очень удобной бухты, почти вплотную подступая к сторожащему ее вход мысу. Сейчас в бухте было не протолкнуться от заполнивших ее кораблей и лодок всех мастей, опасливо укрывшихся под ее защитой от блуждающего у горизонта шторма.

Город, представляющий собой один сплошной порт, сейчас кишел не только наемниками и торговцами, но и великим множеством сошедших на берег моряков. Эльф почти сотню лет, проживший в северном форте, был привычен к подобным скоплениям людей. Но последнее время ему хотелось покоя, а не сотен криков, желающих смочить свои глотки, мужчин и женщин, не пьяной матросской ругани, не громкой, ритмичной, но отнюдь не мелодичной музыки, и не разухабистых танцев пышнотелых девиц. И он решил прогуляться. Только вот вечное веселье настигало его даже среди самых пустых и маленьких улочек города, и он пошел на мыс. Не мог он веселиться, как и прежде, со всеми, пока оставалась неясной судьба его королевы. Девочка шла побеждать, он видел это в ее глазах, но разве смерть когда-нибудь интересовалась желаниями и стремлениями тех, кого забирает. Да и выиграв, она все равно вернется другим человеком, и человеком ли....

Он ждал ее, ждал в этом городе, несмотря на то, что почти не верил, несмотря на то, что ничего не обещал, несмотря на то, что она сказала, что найдет его, где бы он ни был. Когда-то он не смог защитить своего короля и теперь очень боялся того, что не смог защитить и королеву. Ему стоило схватить глупую девчонку, связать по рукам и ногам, никуда не пускать или же самому отправиться за ее сыном, позвать ее куда более могущественных друзей. Но она ушла, и он ее отпустил, отправившись выполнять ничего не значащую просьбу. Теперь ему оставалось только ждать.

На ней даже не было костюма из уже ставшей легендарной ткани дроу, Ален обнаружил его в гостинице, собирая вещи в ее, так и не разграбленной, комнате. Тот зиял постепенно срастающимися прорехами, полученными еще во время ее боя с нанятыми разбойниками. Даже такой хоть что-то значащей против физических атак защиты она не имела. Впрочем, именно тогда он понял, почему Эларильен так рьяно пыталась отказаться от кольчуги в форте.

Подъем закончился, прервав плавно текущие размышления. Резкий порыв ветра кинул в лицо брызги, прежде подхваченные над врезавшейся в камень волной. Ему показалось, как что-то на миг мелькнуло, там за возвышающейся серой башней маяка.

Он шел сквозь ветер, постоянно меняющий направление, но отнюдь не силу порыва. Тут на оконечности мыса он лютовал в полную силу, словно затеяв вокруг маяка один из тех сумасшедших танцев, в котором кружились люди внизу. И в борьбе с танцующим ветром он не сразу заметил фигуру человека в непривычной одежде, застывшего на самом краю, над пропастью ревущих волн.

Ветер стих мгновенно. Виконт Герт замер в нерешительности, пытаясь понять, не сон ли все происходящее с ним. Она повернулась на каблуках, и множество мелких камушек полетели вниз во все еще бушующую пучину моря. Она повернулась и улыбнулась, довольно сверкая светло-голубыми, чуть более сероватыми, чем обычно глазами.

Миг, такой короткий и такой длинный, что порой вмещает целую жизнь...

Она повисла на его шее, уткнулась лицом в плечо. А он сжал ее крепко-крепко, как своевольную дочь, что нагулявшись, вернулась к отцу. Его Эларильен, его и ничья больше. Его девочка — то ли дочь, то ли младшая сестренка, та которую нужно защищать, порой даже от самой себя. Она не выпустила слез, и не дрожала в его объятиях, она всегда была такой сильной...

— Малышка, как я рада, — прошептал над самым ее ухом эльф, а она в ответ лишь потерлась носом о плечо.

— Это все так странно, — прошептала она, оторвавшись от уютного плеча, и заглядывая в глаза полные сияющей теплоты, отцовской любви.... Еще совсем недавно ее сердце сжала бы предательская боль, она бы разревелась от счастья и от грусти, от воспоминаний о прошлом и от надежд на будущее. Еще совсем недавно носитель таких направленных на нее чувств ни за что не смог бы вернуться в свой родной северный форт. Она бы не отпустила его. Сейчас же решать только ему. Ни былые чувства, ни былая память больше не трогают ее, но время рассказать об этом еще не пришлом. Она стояла и улыбалась, не позволяя поймать свой предательский взгляд, скрыть что-то от такого старого эльфа очень не просто.

— Ты смогла? — в нерешительности спросил Ален, словно почувствовав отголоски ее мыслей.

— Да, я все смогла и даже чуточку больше, — ее голос был полон неприкрытой радости. — Как тебе мой костюмчик?

— Хм, странновато, на мой взгляд, но, насколько я знаю вполне в духе королевы, — провокация, ничем не прикрытая провокация, что заставляет ее лишь шире улыбаться. Ее эльфу нужно еще больше подтверждений, ведь это так тяжело поверить в одночасье свалившееся счастье.

— Не сомневайся, я все еще твоя королева, даже страшным долгожительницам и долгожителям не забрать у меня этого титула.

— Расскажешь?

— Нет, Ален, то, что произошло мое и только мое, и я хочу, чтобы оно навсегда осталось в прошлом. Я жива, мой сын спасен, враги получили по заслугам, и очень скоро я возвращаюсь во дворец. Ничего не было, я, как и планировала, навестила вольные города, дождалась мужа и вернулась домой.

— Я понимаю, — непривычно легко согласился эльф, и сгреб девушку в охапку, закружил ее под звонкий совместный смех. Все еще безудержно и беспричинно смеясь, они свалились на землю.

Небо синело в вышине. Яркое солнце разбрасывало во все стороны свои лучи. Успевший нагреться в них камень, припекал даже сквозь одежду. Притихшие вслед за ветром волны продолжали настойчиво биться о камень. А птицы, почувствовав свободу от капризной стихии, озаряя побережье множеством криков, взмыли вверх, готовясь выйти на свой птичий промысел. Шторм уходил за горизонт.

— Как же я люблю море, — уже успокоившаяся девушка, приняла сидячее положение, вновь устремившись взглядом куда-то за горизонт.

— Только не говори, что собралась еще и на корабле поплавать.

— Нет, это еще успеется, хотя чего не хватает, на мой взгляд, Внутреннему морю, так это буйства стихий. Кстати Ваэлитта, тебе еще не надоело за нами подглядывать.

Ален удивился, очень удивился и столь некстати прозвучавшим словам, и имени названному королевой, ведь для нее она была Хранительницей, и самой Ваэлитте, появившейся именно там, куда был устремлен настойчивый взгляд Эллис.

— Рада видеть тебя в здравии, королева. И тебя Аленеранаталь я тоже очень рада видеть.

— Ну, так обнимитесь, — подталкивая эльфа в спину, воскликнула Эллис, поймав понимающий взгляд хранительницы. Во время их жаркого поцелуя, она тщательно изображала из себя маленькую девочку, ну очень старающуюся не подсматривать, за чем-то странным занимающимися взрослыми. Эллис ковырялась носком сапога в нанесенной на скалы земле, опустив очи к долу, пока воздух не взорвался новым приступом смеха, и она, подхватив его порыв, тоже засмеялась.

Ветер перемен, получив долгожданную свободу, еще пару раз облетев воссоединившуюся пару, устремился прочь. Мир ждал его, и наконец, дождался, и он как мог, спешил на зов.

— Ты его отпустила? — спросила, тут же став серьезной, Хранительница, игнорируя удивление ничего не понимающего Алена.

— Да, время пришло, и я надеюсь на вас, — с искренней радостью улыбнулась королева, слушая мелодию все еще звучащего в сердце "ветра перемен".

— Вы о чем? — требовательно спросил эльф, всем видом показывая, что этого вопроса без ответа он не оставит.

— О переменах, что на крыльях ветра теперь гуляют по миру, — успокаивающе ответила Ваэлитта. — Это было ее предназначение, ее путь. Эллис принесла в этот мир перемены, но какими они будут решать теперь нам и только нам.

— Ты хочешь... — Ален недоговорил, недоверчива переводя взор с одной женщины на другую.

— Время Мириалиреаля подходит к концу, и нам с тобой надо подготовить наш народ к грядущим переменам. Через сотню лет Ликсинальен войдет в силу и будет в своем праве. Но Мир должен уступить ему добровольно, иначе новой эпохе не быть.

— Да помогут вам боги, — неожиданно для эльфа пожелала Эллис, получив в ответ полный благодарности взгляд Хранительницы.

— А ты? — королева успела прищурить глаза за мгновение, до того как Ален вновь обратил на нее свое пристальное внимание. Контроль давался слишком тяжело, но вновь стать человеком того стоило, и все же пришла пора прощаться.