— Знаешь, я жутко не любил разные сочинения и экзамены, — сказал Зимников, странным дерганым жестом облокачиваясь на столбик, отмечающий поворот маленькой — едва по пояс — траншеи. Таланов понял, что на самом деле комбриг покачнулся и едва не упал от усталости, схватившись за первое, что попалось под руку. Но Виктор промолчал, сделав вид, что не заметил.
— А кто их любит? — заметил майор.
— Не в том дело. Мне всегда казалось, что это несправедливо. Сначала ты днями, а то и неделями готовишься, собираешь материал, а затем — считанные минуты и все.
— Это к тому, что мы тренировались несколько месяцев... — Таланов не закончил.
— Да, — ответил Зимников, и майор был готов поклясться, что в словах комбрига прозвучала толика отчаяния. — Сколько трудов, и за день боя, считай, разгром.
— Мы еще не разбиты, — терпеливо сказал Таланов.
— Близко к тому. Бронетехника выбита, ракеты почти расстреляны. Против пехоты мы еще устоим, но танки путем уже не остановим. Завтра будет мясорубка, в которой бригада закончится.
Таланов пожал плечами, спорить или соглашаться со сказанным не было смысла. Вместо этого он предложил:
— Остались еще мы с противотанкистами. На день хватит. А там, думаю, подмога подойдет. Не может же командование не понимать, что только мы стоим между...
Он не закончил, потому что опять-таки все было понятно без слов.
— Нет, дружище, у тебя другая стезя, — с неожиданной жесткостью проговорил Зимников. Майор недоуменно приподнял бровь.
— Мы еще можем продержаться. Разбить не сможем, но задержать — вполне, — негромко изложил полковник. — И к нам уже идет помощь. Это значит, что те, — он махнул рукой в сторону расположения штурмдивизии. — Должны действовать быстро, очень быстро.
— Чего ждешь? — спросил Таланов. — Массированная химатака?
— Чего угодно, — в тон ему отозвался Зимников. — Вплоть до атомного удара.
— Думаешь? — упавшим голосом уточнил майор. Ему почему-то вдруг захотелось присесть.
— Я не думаю, я просчитываю. Тот, кто командует "ягерами" — игрок, азартный, но до поры осторожный. Я это чувствую в его действиях — может выжидать, как змея в норе, может бросать части очертя голову, напролом, когда думает, что оправдано. И у него мало времени, нашу оборону нужно смести, пока не подошли подкрепления. Поэтому сейчас он должен обрывать телефон командования, запрашивая все возможные меры усиления. Химия, фторовая бомбардировка, термобарические заряды... атом. Что угодно.
Воцарилось молчание. В темноте возникла узкая полоска света — кто-то немного отодвинул полог, прикрывавший вход в штабную землянку.
— Петр Захарович, Ванситтарт на проводе, — сказал связист. — Не сверхсрочно, но важно.
— Сейчас буду, — ответил Зимников, и свет исчез.
— Значит так, к делу, — быстро заговорил полковник, излагая уже обдуманное решение. — Сейчас черкну бумажонку, передам тебе танкоистребителей.
— Он подполковник, выше меня по званию, — вставил Таланов.
— Я же сказал, черкну бумажонку, — с нетерпеливым раздражением ответил Петр Захарович. — Отойдете в тыл.
— Ого, — только и смог проговорить Виктор.
— Да, — подтвердил комбриг. — Будешь не просто за резерв, а как крайняя засечная линия. Если мы отхватим какой-нибудь особенной пакости и не удержимся, дальше твоя забота.
Таланову очень захотелось сесть прямо на край траншеи, но он сдержался. В темноте было трудно рассмотреть выражение лица комбрига, но судя по тону, Петр Захарович улыбался, с грустью и малой толикой безнадежности.
— Как — не могу сказать, потому что не знаю, что будет дальше, — сказал Зимников. — Может быть, я дую на воду, и ничего не случится. Может быть, ничего особенного не будет, и я — старый нервный дурак, который дробит соединение на части перед решающим боем. Но я верю в хитрожопость того, кто сидит на той стороне, он меня не разочарует. Если что — решай по своему усмотрению. Обороняйся, контратакуй, или отступай к восьмому и там держись за землю зубами. Как решишь и как сможешь.
— Понял, — пустым, невыразительным голосом отозвался Таланов. — Сделаем.
Мимо прошел патруль, свет фонаря с фильтром скользнул по лицу майора, придав ему мертвенно-синюшный цвет, как у настоящего покойника.
— Да уж сделай милость, — посоветовал Зимников. — А теперь пошли обратно. Напишу приказ для подполковника Лежебокова и посмотрим, что у англичан.
— Как англы? — спросил Виктор, меняя тему.
— Невероятно, — честно ответил Зимников, отрываясь, наконец, от своего опорного столбика. Металлические суставы искусственных кистей пощелкивали в темноте. — Батальон держал центр до упора. Выбит на две трети. Этот Ванситтарт — прекрасный командир, может быть его жертва и не напрасна...
— Жертва? — не понял майор.
— Забудь. Это наше с ним, личное.
Офицеры проследовали к землянке. Под ногами тихо шуршала сухая земля.
— Дождика бы, — невпопад протянул Таланов.
— А, забыл! — отозвался Зимников, тщательно закрывая за собой проход, чтобы ни один лучик не выскользнул наружу. — Наш старый добрый знакомый объявился. Считай, вся старая компания в сборе.
Он порылся в кармане и достал смятый блокнотный листок с короткой надписью, сделанной хорошо знакомым почерком, узнаваемым даже в неярком электрическом свете переносных ламп.
"Захарыч! Твои орлы медсанбат развернули по-гвардейски — в 20 км от фронта. Пока с ними посижу, присмотрю. Будет время — заходи, чаю попьем. АБП"
Глава 25
Томас вздохнул и скрестил пальцы, прячась за неосознанным жестом от необходимости принимать, пожалуй, самое неоднозначное и суровое решение в жизни. Командир панцерпионеров сидел напротив, похожий на статую из черного металла — ни единого движения, ни единой складки на идеально чистой и выглаженной форме. Тупоносые ботинки сверкали даже в свете единственной лампы, которую оставил включенной Фрикке.
— Мне предстоит нелегкое решение, — произнес, наконец, Томас, проговаривая вслух гнетущие мысли. Он помолчал пару мгновений, ожидая возможной реакции, но собеседник остался недвижим и молчалив.
— Я мог бы просто приказать, воспользовавшись... заемным авторитетом и положением, — продолжил Фрикке. — Однако в данном случае, я считаю, что мое указание не должно быть приказом... Я выше по званию, но есть то, что уравнивает нас — кровь, расовая идентичность и...
Не закончив фразу, Томас провел ребром ладони по основанию черепа, там, где — он, конечно, не видел, но знал это — под короткими волосами скрывалась тонкая полоска шрама. Собеседник зеркально повторил его жест и впервые заговорил:
— Я постараюсь ... подняться до вашего уровня.
Томас кивнул, одобряя такт и корректность панцерпионера.
— Передо мной несколько возможностей решения поставленной задачи, — Фрикке слегка качнул головой в сторону стола, на котором лежал вскрытый контейнер с последним приказом. — Проблема состоит в том, что она должна быть выполнена в немыслимо сжатые сроки. И это отсекает все так называемые "правильные", уставные действия.
"Черный" медленно кивнул, показывая, что понимает смысл сказанного.
— После использования... специального оружия, — Томас поймал себя на том, что ему очень не хочется употреблять слово "атомный", от этого нежелания веяло чем-то архаично-тотемным, суеверным, но он решил, что сейчас не время переламывать себя.
— После все решит быстрый бросок механизированных подразделений. Можно сказать, это будет бросок копья, проведенный в прыжке. Полагаю, очевидно, что этим копьем станут лучшие воины моей дивизии. То есть вы.
"Брат" вновь кивнул, его лицо ничего не выражало, и только синие глаза сверкнули в отсвете лампы, словно чистейшие озера.
Томас немного помолчал, собирая мысли вместе. Ситуация была для него непривычна — нобиль привык или безусловно приказывать, или так же безусловно подчиняться. Здесь же следовало придти к некоему компромиссу, причем не в силу каких-то формальных обязательств, а как равный с равным.
— Я намерен приказать вам совершить стремительный прорыв через эпицентр атомного взрыва, — коротко и решительно проговорил Фрикке, отчетливо выговаривая каждую букву.
На этот раз панцерпионер не сумел сохранить прежнюю бесстрастность. Он кашлянул, чуть нахмурив брови, двинул челюстью, так, что очертания лица некрасиво сместились, нарушая идеальную симметрию. Томас с любопытством естествоиспытателя наблюдал за тем, как естественная и понятная растерянность, овладевшая на мгновение пионером, стремительно вытесняется здравым рассудком и пониманием. Минуло буквально несколько секунд, и лицо "брата" вновь приняло прежний бесстрастный вид, лишь чуть изломленная черта нахмуренных бровей указывала на напряженную работу мысли.
— Я планирую это действие именно исходя из его кажущейся абсурдности, — продолжил Томас. — Обход района атомного удара — напрашивающееся решение, которое придет в голову всем, и нашему противнику — в первую очередь. А разведка доставляет весьма смутные, но угрожающие сведения о перемещениях имперских войск. Стремительный рывок кратчайшим путем, там, где пройти невозможно, с выходом прямо к цели — это то, к чему наш враг будет заведомо не готов.
— Разумно, — вымолвил пионер, его глаза заледенели, словно замерзли, но губы раздвинулись в странной механической усмешке — как будто остальные мышцы лица вообще не участвовали. — Жестко, абсурдно... но именно поэтому — разумно. Практичная безжалостность к своим воинам, в которую ущербный противник не поверит до последнего момента.
— Практичная безжалостность... да, это правильное определение, — согласился Фрикке. Он перевел дух, готовясь перейти к самому главному.
— И теперь я спрошу. Не как у подчиненного. Как у воина, соратника и брата по крови. Вы сможете это сделать? С учетом того, что после собственно... взрыва, связь скорее всего будет прервана, и вы станете действовать полностью автономно.
Пионер склонил голову, сцепил пальцы на колене правой ноги, закинутой поверх левой.
— В общем — да, — ответил он, спустя почти минуту неподвижного размышления. — Наша тяжелая техника защищена, пехота в более легких машинах и транспортерах будет в специальном снаряжении. Если пойти через двадцать минут, как только хоть немного осядет пыль, в бронетранспортерах будет относительно безопасно. Насколько я понимаю механизм воздействия поражающих факторов убероружия. Впрочем, о них никто пока толком ничего не знает, даже наши врачи.
— Поэтому вы здесь. И наш разговор... является разговором. А не приказом, — честно сказал Томас. — Я считаю, что эта задача вам по силам. Вы пройдете сквозь ад, сохранив боеспособность, и сметете, наконец, этот гнилой зуб.
Нобиль махнул рукой в сторону карты, где квадрат с цифрой "8" был жирно и размашисто обведен красным карандашом.
— Сможете?
— Да, — сказал панцерпионер, и короткое слово отозвалось в ушах Фрикке, словно раскат грома. — Я ценю ваш подход и ... отношение. Мы выполним задачу, не как подчиненные, а как собратья, по зову долга.
— Ступайте и готовьтесь, — сурово указал Томас. — Мои связисты уже тянут проводные линии. Как только определится место взрыва, вам немедленно сообщат. Дальше — все в ваших руках.
— Нобиль, — неожиданно обратился панцерпионер.
— Да?
— Идемте с нами, — предложил пионер. — Оставьте ваш сброд, он справится как-нибудь сам. Возглавьте атаку вместе со мной, сквозь огонь и смерть — к победе. Вы достойны того, чтобы ваше имя стояло в ряду тех, кто равен вам, а не среди ... обезьян. Не спорю, вы прекрасно их выдрессировали, но это не то общество, с которым уходят в историю и бессмертие.
Фрикке молчал. Долго. Может быть минуту, может быть и дольше. Никогда искушение не было столь велико, никогда голос демонов тщеславия не звучал так сладко и соблазнительно.
— Нет, — сказал он, наконец, твердо, решительно, сжигая незримые мосты. — Это невозможно. Ваш прорыв к терминалу не завершит операцию, дивизии предстоит еще много работы. И кто-то должен ее исполнить. Необходимо сковать вражеские подкрепления, не дать подтянуться к терминалу и вновь ввести его в строй, подготовить помощь для вас. Слишком много того, что я не могу поручить штабу и заместителю.
— Я засвидетельствую вашу самоотверженность, — отозвался пионер, склоняя голову перед тем, кто смог добровольно принести в жертву гордость и зов крови ради общего дела.
— Ступайте и будьте наготове, — напутствовал его Томас.
* * *
На втором оборонительном рубеже, превратившемся теперь в передовую, было жарко, даже душно. Раздражал вездесущий запах горелой синтетики и дыма. Зимников подумал, что теперь он может различать подбитую имперскую и вражескую технику по запаху сгоревшего топлива.
— Что вы хотели? — очень сухо спросил он Ванситтарта. — Что такого случилось, что потребовало моего непременного присутствия? Надеюсь, вы не собираетесь попробовать захватить меня в плен и перебежать обратно?
Шутка получилась откровенно грубой и неудачной, но у полковника уже не оставалось сил для вежливого и корректного общения.
— Господин полковник... — я не хотел, чтобы об этом... по телефону... — тихо сказал Джеймс, и Петр Захарович обратил внимание на перекошенное лицо англичанина, похожее на грязно-белое пятно в колеблющемся свете фонарика. У Ванситтарта подрагивали губы, а во взгляде отсвечивало легкое безумие. От прежнего образа утонченного, ироничного аристократа не осталось и следа.
— Джеймс. Я понимаю, вы устали... — Зимников попробовал быть тактичнее с человеком, который весь день отбивался от превосходящих сил врага и уже проводил к хирургу или на тот свет едва ли не половину тех, с кем совершил невероятный побег в Россию.
По всему переднему краю противника дружно взлетела серия белых ракет, сразу вслед за ней, почти без перерыва — серия красных.
"Что это значит?" — подумал полковник.
— Вот, опять... слушайте... — англичанин поднял руку, отвлекая Зимникова от насущных мыслей.
В ночном воздухе звуки разносились далеко и, несмотря на расстояние между противниками, захлебывающийся, полный муки вопль, был слышен очень хорошо. Кто-то на вражеской стороне кричал от невыносимой боли, крик все не заканчивался, словно у несчастного были безразмерные легкие.
Полковник не произнес ни слова, только судорожно заскрипели металлические суставы, отзываясь на неконтролируемые нервные сигналы. Ему показалось, что вдали видны даже отблески большого костра, от которого доносятся ужасные звуки.
— Развлекаются, — прошептал Джеймс. — Специально...
— Я думал, для вас это не в новинку, — мертвым голосом произнес Зимников.
— Именно, — пробормотал Джеймс. — Поэтому меня там больше нет, среди ... них.
Англичанин вскинул голову и твердо потребовал:
— У меня остались только легкие минометы и ракеты, не достать, да еще ваш запрет на использование вне боя. Но у вас ведь есть звуковая разведка и осталась артиллерия. Накройте их!
— Нет, — ответил Зимников, тяжело перекатывая желваки на челюстях.
— Что?.. — не понял Ванситтарт, думая, что ослышался.
