К солнцевороту они со сватами попали на торжище в Хейфьолле. Вдруг на его плечо опустилась тяжелая рука. Сполох развернулся и увидел Тьора в меховой безрукавке, с каменным тяжелым амулетом на кожаном ремешке.

На радостях Сполох с Тьором даже обнялись.

— Мать на торги послала, — рассказывал великан. — А Винфред захотела увидеть родню. Семья ее тут, — он помахал рукой кому-то в стайке женщин с длинными косами, и от них отделилась сама Винфред.

Она подошла, смущенно улыбаясь. За год Винфред пополнела и стала еще более внушительной.

— А Гвендис-то двойню родила! — невпопад сказал Сполох. — Ну и зима была! — он разом выложил все события нынешней осени и зимы. — А вы как зимовали?

— Я ткала... — улыбнулась Винфред.

— Глянь, как Винфред ткет, — похвастался Тьор, указав на ее платье. — Лучше всех наших женщин.

По дороге Сполоха застало лето. После долгого пути по выжженной солнцем степи впереди показалось облачко пыли: как вихрь, с кличем навстречу принесся всадник. Сполох и его сваты остановились: это была сама Эрхе с развевающимися за спиной косами. Она чуть повзрослела за год, скулы заострились, и лицо уже было не таким детским и круглым.

— Ты словно ждала, что мы сейчас приедем?!.. — изумился Сполох.

Эрхе сжала лошади бока и подъехала совсем близко к нему, так, что могла бы даже уткнуться лбом ему в плечо. Сполох тоже наклонился к ней, и их головы сблизилась.

— Всю осень, зиму и весну ждала. Весной в степь уходила на целую луну, жила там с ковыльницами, весне радовалась и со степью прощалась. Знала: скоро уеду. Пол-луны назад степь мне сказала — ты едешь. Выкуп везешь! — Эрхе улыбнулась. — Я сразу тебе навстречу поскакала. Семь дней скакала...

Бабка Эрхе за год постарела, стала еще более морщинистой и темнолицей.

— Выкуп хороший, — покивала она головой, окинула взглядом сватов Сполоха, разодетых в меха и дорогие ткани. — И род твой хороший: богатый, и много молодых мужчин.

Сполоху тоже поднесли подарки: шапку, кушак и тисненый кожаный сагадак, как у кочевника.

Наконец наступили последние дни долгих свадебных приготовлений. Бабка велела начать забивать скот для угощения. Поставили котлы, раскопали канавы для огнища. Вскоре Эрхе с другими девушками стойбища уехала далеко в раздол на "девичьи игры", которые длились всю ночь, а наутро начался пир.

После пира Эрхе вынес на руках из юрты тот самый кочевник, которого позапрошлым летом вылечила Гвендис — бабка назначила своего взрослого внука для проведения обряда. Эрхе посадили на гнедую лошадь, и девушка попрощалась со своим племенем навсегда.

Сваты ускакали вперед, чтобы дать молодым ехать рядом. Они уже не могли дождаться, когда вернутся в назад Козий Ручей. Наступила ночь, теплый ветер приносил запах нагретых за день степных трав. В ковылях засверкали глаза ковыльниц, застрекотали кузнечики. Эрхе подняла к полной луне лицо.

— Степь провожает меня...

Чтобы покончить вражду со старшим братом, Гойдемир разослал глашатаев с вестью, что ждет его возвращения и встретит с почестями. Даргородцы передавали эту весть из уст в уста и недоверчиво качали головами. Им мало верилось, что возвращение Веледара не будет для них накладно. Но предивная хозяйка Ярвенна наставляла народ чтить семейные узы. Вот почему, хоть и с недоверчивым смешком, многие одобряли Гойдемира. Раз он любимец Ярвенны, то, и впрямь, ему не подобает искать смерти брата...

Гойдемир с нетерпением ждал, покуда до Веледара дойдет его предложение мира.

Наконец выпал снег, и остывающий от смуты Даргород притих. В конце зимы полагалось быть даргородским игрищам в честь Ярвенны. Они не проводились с тех самых пор, как простонародью было запрещено устраивать сборища в ее честь. Гойдемир спустя ни много ни мало двенадцать лет собирался возродить этот обычай.

Тем временем Гойдемир сходил с матерью на могилу отца. Даргородских князей испокон веков погребали во дворе собора Ярвенны Устроительницы на площади: ничем не огороженное, просто засаженное кустами небольшое кладбище. Мать подвела Гойдемира к надгробью в виде большого гладкого камня.

Волх подал князю чашу с прозрачным хлебным вином, а княгине, налив поменьше, подала Вольха. Ладислава попросила Ярвенну, чтобы провела князя Войсвета сквозь тьму и холод и осветила ему путь. Гойдемир выпил вино, и Волх сунул ему в руку небольшой ломоть хлеба с солью — тоже как полагается.

-Оставайся, Волх, ты при мне, а Вольха при матери, — поднял на него взгляд Гойдемир.

Тот блеснул короткой усмешкой:

-Останусь, князь. Буду тебе всегда стремя держать.

Они выходили с кладбища, когда дорогу Гойдемиру преградил какой-то хмурый парень в волчьем полушубке. Волх даже загородил собой князя и его мать:

-Тебе чего? Ступай!

-Тебе весточка от брата, княжич, — смело ответил парень, глядя мимо Волха на Гойдемира и нарочно не назвав его князем.

-Как ответ дать? — спросил вестника Гойдемир.

Тот отмахнулся:

-А никак, княжич. Читай, сам увидишь, — и поспешно нырнул в заснеженные кусты вокруг кладбища.

Воротившись с могилы, Гойдемир заглянул на женскую половину.

Гвендис, сидя кровати, держала у себя на коленях маленького Деслава, а Белогост лежал на одеяле, и мать водила у него перед глазами ярко раскрашенной деревянной игрушкой. Оба ребенка следили глазами за игрушкой и смеялись. Мать только что покормила мальчиков и теперь забавляла их.

Гойдемир ничего не сказал жене о послании от брата, но, вернувшись к себе в покой, теперь обжитой и обихоженный, первым делом взялся за чтение.

Веледар предлагал встретиться в дни игрищ на закате в соборном храме на площади. Гойдемир обрадовался: в храме да еще рядом с могилами родичей — это хороший знак. Веледар приедет на игрища, когда Даргород будет кипеть народом, и ему легче затеряться в толпе.

Веледар писал: со мной, мол, будет охрана, и с тобой пусть будет, но не больше дюжины, и охрана чтобы не входила в храм, а ждала у красного крыльца.

Письмо обнадежило Гойдемира, несмотря на то что брат упрямо величал себя князем. Веледар, стало быть, доверяет ему: не ждет, что в назначенный час его встретит засада. Теперь оставалось лишь дожидаться срока.

И вот холод и мрак зимы, через который, по поверью даргородцев, вела их хозяйка Ярвенна, начал утрачивать силу. Подошла пора шумных игрищ, что венчались воинскими потехами и боем двух сильнейших мечеборцев. Этот самый тяжелый на игрищах бой в обычаях Даргорода означал гибель зимы, начало нового года.

Ристалище было огорожено цепями. Для князя и его жены вынесли высокие дубовые кресла. Гвендис сидела, закутав ноги медвежьей полстью. Гойдемир встал под гомон толпы. Только что поединок завершился. Одолевший своего соперника статный парень стащил с головы шлем, изо рта у него вырывались облака пара, и борода покрывалась инеем прямо на глазах. Это был Волх. Он заслужил немалую славу и богатую награду из казны. Щедрый подарок победителю знаменовал благоденствие в новом году.

Наконец завершилась и вечерняя служба в храме. Гойдемир сказал священнику, чтобы он сам и другие служители шли себе по домам, а ему еще нужно помолиться. Священник удивился: с чего бы князю молиться одному в огромном городском соборе? Но это не шло вразрез ни с какими обычаями. Священник, нерешительно позванивая связкой ключей, только попросил князя позвать его, когда будет уходить: надо же на ночь запереть храм. Гойдемир остался стоять на красном крыльце вместе с дюжиной дружинников.

За оградой храма послышался стук копыт. У Гойдемира так же неровно застучало сердце. Он заранее обещал матери, что сегодня вернется домой вместе с братом, и попросил Гвендис к их приходу накрыть стол, пусть даже и в неурочный час.

Веледар с горсткой верных людей въехал в храмовый двор. На этот раз ему не было нужды прикидываться, что он не узнает Гойдемира. Веледар тяжело спешился, как будто на плечи ему давил груз. Братья поздоровались. Гойдемир горько усмехнулся краешком губ, а Веледар отвел глаза.

Окна храма были закрыты ставнями, но оставались на ночь зажженные лампады у алтаря и у образов Ярвенны. Белокаменный пол гулко звучал под сапогами вошедших. Стены были расписаны фресками: они изображали явление Ярвенны Деславу — основателю Даргорода.

-Ну, что, Гойдемир? — первым начал старший брат. — Как нынче мечеборцы бились?

-Хорошо, — проговорил Гойдемир: он не ожидал такого начала.

-Так давай, брат, и мы с тобой прославим весну, проводим зиму, — ладонь Веледара легла на рукоять меча.

Гойдемир отступил на шаг:

-Ты что, шутишь?

Веледар, подходя ближе, вынул из ножен клинок. Гойдемир отошел еще на несколько шагов, не касаясь собственного меча.

-Погоди, брат! Давай сперва поговорим!

-Ты думаешь, я разговаривать с тобой пришел? — бросил Веледар, наступая.

Гойдемир не давал ему подойти вплотную: пятился, не сводя с него глаз и изредка бросая взгляд себе за плечо, чтобы не споткнуться.

-Как же ты выйдешь отсюда, если меня убьешь?

Отойдя к самой стене, Гойдемир, изловчившись, полукругом обошел Веледара и снова оказался на открытом месте.

-К тебе, может, память еще не совсем вернулась? Забыл про черное крыльцо? — отвечал старший брат, ускоряя шаги.

Гойдемир тоже ускорил шаг, оглядываясь назад все чаще.

-А твои челядинцы у входа?

-Что им на роду написано — то и будет, — отрезал Веледар.

-Разве можно в храме меч обнажать?

— Я знаю: ты избранник лжебогини Ярвенны. Но и на нее есть управа! Между нами, брат, будет божий суд. Над всеми один господин — Вседержитель, и твоя Ярвенна — не больше как его служанка... Да что это такое, я устал уже за тобой гоняться! — наконец вырвалось у Веледара.

Гойдемир не успел ускользнуть и выхватил меч. Железная с кованым орнаментом дверь не пропускала никаких звуков.

Никто из двоих не уступал в поединке другому. Вдобавок, хоть и после долгой разлуки, братья слишком хорошо понимали друг друга. Веледар нанес удар сверху вниз, но Гойдемир отбил. Веледар быстро отступил. Гойдемир ринулся вперед, прикидываясь, что бьет. Брат не обманулся, не стал отражать удар, уклонился и сам ударил. Гойдемир тоже успел увернуться так, что остался цел.

"Кулак, княжич, — палица простого человека. Это ты всегда при мече. А мы и с голыми руками..." — пришел Гойдемиру на ум дребезжащий голос деда-знахаря. Он пропустил мимо себя братов меч, и, когда промахнувшийся Веледар оказался вплотную, коленом ударил его подвздох, захватив плечо и не давая отстраниться.

Веледар выронил клинок и захрипел, не разгибаясь. Гойдемир слегка оттолкнул его и отступил сам.

-Ну, вот тебе и суд, Веледар, — сказал он. — Отдышишься — подбери свой меч да уезжай. Больше не становись у меня на пути, потому что мы с тобой на твой лад судились — и я все равно выиграл...

Но Веледар то ли уже успел отдышаться, то ли до сих пор притворялся. Выпрямивщись, он наотмашь ударил Гойдемира и сбил его с ног. Тот растянулся навзничь и тоже выпустил меч из руки. Веледар подобрал свой клинок и подошел, отводя для замаха руку.

-Стой, брат! — Гойдемир заслонился — Я матери сказал, что иду повидаться с тобой. Она будет знать, что это ты меня убил.

-Мать тебе всегда была потатчицей, — оскалился Веледар. — Ты меня, Гойдемир, бабьими слезами не остановишь.

-Ты мне хоть напоследок скажи, чем я тебе так ненавистен? Уж не ты ли мне в чем-то завидуешь? — снова заговорил Гойдемир. — В чем? Я морской соленой воды досыта нахлебался, чего только не перенес, пока не помнил себя. Я в таком страшном месте побывал, что тебе и во сне не снилось, и вернулся, как Белогост из Подземья. Что мать меня больше любила?..

-Нет, не мать... — сквозь зубы сказал Веледар. — В том, брат, что Даргород тебя любил!

-Ах, вон что!.. — вырвалось у Гойдемира.

Старший брат стоял над ним, Гойдемир сидел на полу, опираясь на руку.

-Дай мне хоть помолиться перед смертью, — сказал наконец он.

-Ну... молись покороче.

Гойдемир поднялся и, перейдя к алтарю, встал на колени. Но ему не шла на ум никакая молитва.

Вот так и не сумел за себя постоять! Опять не хватило последнего шага, последнего удара. Веледар-то умеет идти до конца... А Гвендис точно предчувствовала что-то... Гойдемир ей сказал: "Вели нам с братом, когда вернемся, подать чего-нибудь на стол", а она как-то по-особенному поцеловала его на прощанье, словно на дальнюю дорогу.

Веледар нетерпеливо раздумывал: не рубануть ли сейчас по опущенной голове? Надо бы поспешить, а так, может, и лучше: легкая смерть, брат не увидит меча. И потом бежать через черное крыльцо: в условленном месте ожидает верный стремянный с лошадьми. Без Гойдемира даргородцы призовут на княжение старуху-мать, или начнется новая смута, или венец достанется одному из родившихся недавно младенцев. Но это все слабость или раздор, и истинный государь Веледар скоро вновь вернет себе утраченный престол.

Он снова до хруста сжал зубы, подумав о любви Даргорода, которая всю жизнь помимо него, без честного дележа доставалась одному только младшему брату, бездельнику, ловившему перепелок в полях. Право, некогда больше дожидаться, а то Гойдемир будет до утра молиться ...

Но из алтаря полился свет, и в полутемном храме сделалось ясно, как днем. Гойдемир ощутил, как на голову ему легла легкая ладонь. Перед ним стояла сама дивная хозяйка Ярвенна.

Светлые волосы, расчесанные на прямой пробор, были убраны в длинную косу, к венцу крепились крупные височные кольца, спускавшиеся до самых плеч.

Веладар, недавно назвавший хозяйку лжебогиней, теперь стоял ни жив ни мертв.

— Гойдемир мне угоден, — произнесла Ярвенна. — Такого князя я и желаю даргородской земле! И ты мог быть мне угоден, Веладар, но не захотел. Я оставлю тебе жизнь, однако не вздумай больше покушаться на жизнь брата. Прощаю тебя до первой вины. Убирайся и не показывайся в моей вотчине. Если снова будешь замышлять зло, над тобой сбудется мое проклятье. Теперь покинь мой храм и отправляйся в изгнание.

Побледневший как полотно, Веледар покорно повернулся и молча вышел прочь, не смея оглянуться туда, где стояла у алтаря "пресветлая хозяйка".

Ярвенна обернулась к Гойдемиру.

-Встань, даргородский заступник. Не печалься, что тебе не дано без колебаний проливать кровь. Многое на свете идет своим чередом, и пролитая с самым разумным расчетом кровь в конце концов часто оказывается напрасной.

Подчиняясь ее жесту, Гойдемир медленно встал на ноги.

— Благослови, хозяйка... — только и нашелся он, что сказать.

Ярвенна окинула взглядом храм, шагнула к угасавшему светильнику и поправила его.