У сумрака зелёные глаза

В её голосе и взгляде было столько озабоченности и искреннего беспокойства за меня, что это подействовало сильнее любых объятий и поцелуев.

— Ладно, — сказала я, беря с тарелки блинчик с начинкой. — Всё, уже ем, только не волнуйся. Мммм... С мясом? Вкусно!

Аида села в кресло и с грустноватым ласковым теплом в глазах смотрела, как я ем. Она не улыбалась, пряча клыки, но её полный нежности взгляд с лихвой компенсировал суровость губ. Я протянула ей тарелку.

— Хочешь?

Она отрицательно качнула головой.

— Ты что же, теперь совсем не можешь есть по-человечески? — спросила я расстроенно.

— Почему не могу? Могу, только аппетита на обычную еду нет, — ответила Аида.

— А как часто тебе нужна кровь? — полюбопытствовала я осторожно.

— Пару раз в неделю.

Спрашивать больше ни о чём не хотелось, на глаза наворачивались слёзы. Она пошла на это ради меня... из-за меня. Это я во всём виновата. Лучше бы я сгорела на костре в пятнадцатом веке, тогда не было бы первопричины... Всё сложилось бы иначе. Отодвинув поднос, я уткнулась в подушку. Слёзы просачивались сквозь зажмуренные веки.

— Алёна... Ну, что такое, зайка? — Пальцы Аиды заскользили по моим волосам, она огорчённо склонилась надо мной.

— Это я во всём виновата, — выговорила я сдавленно.

У Аиды вырвался усталый и расстроенный вздох.

— Этого я и боялась, — сказала она. — Того, что ты, вспомнив всё, снова начнёшь заниматься самобичеванием. Ну, как мне ещё доказать, что прошлое не имеет для меня значения, и что я тебя люблю — такую, какая ты есть сейчас? У меня осталась только моя жизнь... И я отдам её за тебя без колебаний.

— Я не приму такой жертвы, — всхлипнула я ещё горше. — Лучше уж мне...

Палец Аиды прижал мне губы.

— Так, стоп. Прекращай это всё. Я читала твоё письмо... И поговорила с отцом. Он вспомнил эту историю. Обращаюсь к тебе сейчас как граф: любезнейший Тьерри, вызываю вас на поединок. Оружие — губы, форма боя — поцелуй взасос. Кто хоть на секунду оторвётся — проиграл!

— А что будет с проигравшим? — спросила я, вытирая слёзы.

— Его будут сегодня ночью очень... очень... — Аида дохнула мне в губы, — очень крепко любить.

— Тогда сразу признаю себя побеждённой, — сказала я, обнимая её за шею.

Впрочем, сдалась я не сразу, и поцелуй получился головокружительно долгим. По привычке запуская пальцы в волосы Аиды, я вдруг поняла, что скучаю по ёжику на её затылке — по тому, как он нежно щекотал мне ладонь. Это заводило меня даже сильнее, чем метёлка длинных волос по лицу. Когда я сказала об этом, Аида усмехнулась:

— Ну вот, а помнишь, как ты страдала по моим волосам, когда я подстригалась? Прямо до слёз!

— Я сама не ожидала, что мне понравится гладить этот ёжичек, — смущённо сказала я.

— Да не проблема, — ответила Аида. — Для тебя — что угодно, моя принцесса. Даже если скажешь налысо — обреюсь без разговоров, лишь бы тебе нравилось.

— Не, совсем налысо не надо... Только ёжик на затылке, — попросила я.

— Будет сделано, — сказала Аида, снова накрывая мои губы поцелуем.

Остаток дня мне было предписано провести в постели: Аида опасалась, как бы мой не привыкший к быстрой регенерации организм не хлопнулся в обморок. Но всё время лежать было скучно, и я уговорила её отпустить меня на прогулку по саду. Вообще-то, изначально я хотела к озеру, но Аида даже не стала это обсуждать, сказав, что это — слишком далеко.

— Какое там — далеко! Пятьдесят метров всего! — воскликнула я.

— Нет, Алёнушка, — сказала Аида ласково, но твёрдо. — Вот когда ты полностью придёшь в норму, тогда — куда угодно.

Пришлось довольствоваться садом. Там тоже было неплохо — по-осеннему светло, тихо, уединённо и красиво. Его наполнял грустный пронзительный аромат опавшей листвы, влажной земли, подгнившего яблока-падалицы. Аида не отходила от меня ни на шаг, обнимая за плечи, но была чересчур серьёзна.

— Аида, я понимаю, ты не хочешь пугать меня клыками, — сказала я. — Но эта постная физиономия мне скоро надоест. Улыбнись хоть чуть-чуть! Кстати, как же ты со своими пациентами общаешься?

— Есть разные психические приёмы, способы отвлечения и перемещения фокуса внимания, — ответила она. — Люди их просто не замечают. А с тобой я не хочу прибегать ни к каким хитростям и приёмам. Я не хочу, чтобы ты меня боялась.

— Аида, как я могу тебя бояться, когда я люблю тебя больше всех на свете? — вздохнула я, прильнув к ней. — А когда я думаю, что ты сделала это ради меня... Это мне как упрёк.

— Всё, всё, Алёнушка. Не надо. — Аида прижала меня к себе и поцеловала в лоб. — Никаких упрёков. Всё хорошо. Ты — моё счастье.

На малине ещё висели последние ягодки: это был особый сорт, плодоносящий до глубокой осени. Я рвала мягкие прохладные ягоды губами и протягивала Аиде, а она с поцелуем брала их.

— А что с лордом Неметом? — спросила я.

— Мёртв, — ответила Аида кратко.

Мне опять стало не по себе.

— Ты его убила? — прошептала я.

— Да, — сказала она холодно, с сухим безжалостным блеском в глазах. — Новым лордом стал его младший брат Раймунд, но он слабее и трусливее его. Кроме того, он был только рад завладеть имуществом и титулом брата, а на наши распри и месть ему плевать с высокой колокольни... Не надо об этом, малыш. Не лучшая тема для разговора. — И, меняя тему и тон, Аида проговорила ласково: — Смотри-ка, какая вон там большая ягодка! Прямо в рот к тебе просится, сорви её скорее.

Я потянулась за ягодкой, опираясь на железную трубу — ограду малиновых кустов, но земля вдруг поплыла у меня из-под ног, а небо закачалось, звеня колоколами. Холод и пустота раскрыли мне свои объятия, но Аида была быстрее. Секунда — и она уже несла меня к дому на руках.

— Так и знала, что этим кончится, — проворчала она. — Надо было оставаться в постели.

— Аида, нет, — просила я расстроенно. — Всё уже прошло! На свежем воздухе мне лучше... Не хочу в дом...

Кто бы меня слушал! Уложив меня в постель, Аида запретила мне даже заикаться о прогулках — по крайней мере, сегодня и завтра. Она дала мне какое-то снадобье своего собственного приготовления, от которого я отяжелела и провалилась в глухой, шершавый и жаркий, как кусок чёрного фетра, сон без сновидений.

Проснулась я, когда было уже темно. Во рту пересохло, и я, спросонок ударяясь обо все косяки, поплелась на кухню. Тут же, как будто материализовавшись из воздуха, передо мной возникла Аида с сердито поблёскивающими изумрудами глаз.

— И куда это мы лыжи навострили, мм? — спросила она грозно.

— Аида, я пить хочу, — жалобно промямлила я. — И в душ...

Мне был подан стакан холодного кефира, а потом под тёплыми струями воды руки Аиды нежно растирали меня мочалкой. Слегка покалывая меня клыками, она присасывалась жгучими поцелуями к моей коже — на их месте оставались розовые пятнышки. Вдруг — боль... Алая полоска царапины на моём плече и — жутко расширившиеся зрачки Аиды: из зелёных её глаза стали почти чёрными. Её губы были запачканы моей кровью, а во рту в волчьем оскале торчали огромные клыки. Заледенев, я вжалась в стенку душевой кабинки и зажмурилась... Сердце пронзила раскалённая игла.

Дрожащие пальцы осторожно касались моих щёк.

— Алёнка... Алёнушка. Не бойся... Не бойся, малыш. Я нечаянно... Случайно оцарапала. Всё... Всё. Я ухожу. Ухожу, моя родная.

Схватив большое полотенце, Аида выскочила из ванной, а я медленно соскользнула по стенке на корточки. Паралич ужаса отступал.

Только минут через десять я боязливо вылезла из ванной, завернувшись в махровый халат. Нет, я не сомневалась, что она оцарапала меня клыками нечаянно. Я не была уверена, что она сможет сдержаться в следующий раз.

Но даже если она не сможет, мне всё равно не жить без неё. Ни дня, ни часа, ни минуты. Лучше умереть в её объятиях, чем доживать остаток жизни в разлуке с ней.

— Я скорее убью себя, чем причиню тебе вред, — раздался грустный голос Аиды.

Я оглянулась, но не увидела её — только почувствовала прохладное движение воздуха кожей, словно мимо меня кто-то прошёл.

— Аида... Ты где? — позвала я.

Снова голос из ниоткуда:

— Тебе лучше держаться от меня подальше, моя принцесса. Я никогда не трону тебя... Но я не хочу, чтобы ты жила с постоянным опасением за своё здоровье и жизнь.

Я бросилась на голос, который раздался как будто из соседней комнаты, но там никого не оказалось. И опять — холодное веяние в воздухе.

— Аида! Куда я пойду? — со слезами воскликнула я. Горло отчаянно сжималось, в нём стоял солёный ком. — У меня больше нет дома!

— А где ты жила с двадцать девятого августа? — отозвался голос невидимой Аиды. — Эта квартира — твоя. Я тебе её дарю. Если будут проблемы с работой — я помогу. А не хочешь работать — не надо, я тебя обеспечу, ты не будешь ни в чём нуждаться.

— Аида, прекрати играть в прятки! — закричала я, бросаясь из комнаты в комнату. — Я никуда от тебя не уйду! Тебе придётся вышвырнуть меня! — Забравшись с ногами в кресло, я разревелась в голос. — Вот так и буду... сидеть! И попробуй, вышвырни меня на улицу! Как... Как котёнка... за шкирку...

Раскачиваясь из стороны в сторону, я скулила — протяжно, жалобно и прерывисто, как раненый щенок. Соль слёз щипала веки и щёки, голос охрип, а душа разрывалась на мелкие клочья... Лучше умереть, чем — без неё...

Руки Аиды обняли меня. Она была уже одета — в белые джинсы и белый свитер с тёплой высокой горловиной. Вынув меня из кресла, как ребёнка, она сама села в него, а меня усадила на колени и прижала к себе.

— Алёнка... Ну что ты... Не надо так. Я сверх-эмпат, ты забыла? Ты же меня на части рвёшь, понимаешь ты?..

Её голос дрожал, а по щекам скатились две крупные слезы. Я никогда не видела её плачущей, и это так сильно на меня подействовало, что я стиснула зубы и просто задавила в себе рыдание, уткнувшись в мягкую горловину свитера Аиды.

— Я не могу и не буду жить без тебя, — сквозь сжатые зубы простонала я. — Я не боюсь... Я тебе верю. Даже если ты меня чуть-чуть укусишь... ты же не будешь меня выпивать досуха, да?

— Глупенькая ты моя. — Губы Аиды щекотали моё ухо, а объятия становились всё крепче. — И я не могу без тебя. Умру от тоски.

— Значит, остаётся только одно — быть вместе, — выдохнула я, тоже вцепившись в неё, как в спасательный круг.

— Не знаю, Алёнка. Не знаю... Если я трону тебя хоть пальцем, пусть Кельц с ребятами убьют меня без жалости, — сказала Аида жёстко. — Убить меня можно, изрубив на куски... А потом их сжечь... Только так.

Я содрогнулась.

— Аида, не надо...

Её рука гладила меня по волосам.

— Хоть ты и не любишь оружие, принцесса, но я научу тебя стрелять. Придётся, милая... Чтобы меня остановить, надо стрелять в голову. Во все остальные части тела — бесполезно.

— Аида, нет!!! — вскричала я и снова зарыдала. — Прекрати, прекрати! Не хочу слышать!

— Живя с чудовищем, надо знать, как от него обороняться, — устало и грустно улыбнулась Аида, вытирая мне слёзы. — Конечно, это не значит, что я на тебя нападу... Я этого не сделаю. Но если я почувствую, что не могу сдержать жажду, я сама пущу себе пулю в череп. Это меня, по крайней мере, вырубит на какое-то время. Ну... Ну. — Успокаивая меня, она несколько раз поцеловала мои дрожащие и солёные от слёз губы. — Но чтобы не было срывов, просто питаться надо регулярно, вот и всё. Это — лучший способ предохранения. Что я и постараюсь делать. — Она вздохнула и поднялась из кресла со мной на руках. — Ну, всё, малыш, хватит с тебя стрессов на сегодня. Пойдём-ка баиньки.

Я снова была уложена в постель и тепло укрыта одеялом. Проветривая душную комнату, Аида стояла у открытой створки окна в темноте и подставляла под струю воздуха лоб. Снова действовало снотворное снадобье, погружая меня в забытье...

— А как насчёт твоей крови? — спросила я, уже почти засыпая. — Чтобы мне не болеть и не стареть...

— Это можно, — улыбнулась во мраке Аида. — Но при одном условии.

— Каком?

— Если ты станешь моей женой.

— У нас это не узаконено...

— Просто дадим друг другу клятву и наденем кольца. Двух свидетелей будет достаточно.

— Ну, тогда я согласна.

Мои губы накрыл поцелуй, но я уже совершенно засыпала. Не было сил даже думать, кого позвать в свидетели... Не девчонок, это точно. Им я не решусь открыться. Ладно, пусть об этом думает Аида.

И Аида придумала. Для этого пришлось поехать в Румынию, где я наяву увидела ту поляну, которая мне снилась, только трава на ней порыжела и выцвела, а кустарник и деревья по склонам гор горели багряным, янтарным и золотым цветом вперемешку с вечнозелёными нарядами стройных елей.

— Господи, какая же красота, — сказала я, вдыхая прохладный и чистый воздух, пронизанный свежестью и осенней печалью.

С наступлением темноты на поляне запылал костёр, стреляя рыжими искрами в звёздное небо и бросая оранжевый отблеск на лица наших свидетелей — Кельца и Габриеля Стоящего Медведя. Это было похоже на индейскую свадьбу: природа, ночное небо, костёр... ну, и настоящий индеец в придачу. Только лиц мы себе не раскрашивали и не устраивали плясок вокруг огня. Команда охотников стояла чуть поодаль: тем, кому любопытно, мы присутствовать не запрещали. На базе их ждало поставленное Аидой угощение с выпивкой — в честь торжества.

— Клянусь любить и беречь тебя в горе и в радости, в болезни и в здравии, — сказала Аида, держа меня за руки. — Хотя насчёт болезней — это, я думаю, мы устраним. Ну, и пункт насчёт смерти тоже опустим по той же причине.

— И я тоже клянусь... быть твоей и больше ничьей, — сказала я.

Кольцо прохладно скользнуло мне на палец. В свете костра оно сияло мягким золотым блеском. Такое же украсило руку Аиды. Не стесняясь множеством пар наблюдающих глаз, Аида поцеловала меня в губы ласково и крепко — под салют выстрелов, потревоживший ночной покой гор.

— Что ж, поздравляю тебя, братишка, — сказал Змей.

Аида засмеялась, пожимая его протянутую руку.

Охотники с весёлыми возгласами и свистом отправились пировать, а мы остались у костра вдвоём. Он горел для нас, и мы грелись его теплом, а наши тени на траве слились в одну.