— А мне кажется, господин генерал,— с трудом сдерживается Черчилль,— что вас должна волновать лишь западная интерпретация этой формулы. Сейчас же вы должны действовать, а не теоретизировать. Действовать в интересах западной коалиции, в которой на данный момент находится также и Россия. Сейчас же наш интерес заключается в том, чтобы нанести возможно больший ущерб сильнейшей стороне, а именно Германии. На данном этапе речь идёт пока лишь о помощи русским разведывательными сведениями о германской армии и отдельных диверсионных выступлениях против неё на территории Польши...
— Но позвольте, господин премьер,— вскакивает со стула Сикорский,— русские удерживают в своём плену польских офицеров, бросают в застенки наших товарищей по 'Союзу вооружённой борьбы'...
— Все эти проблемы, генерал,— бубнит, не вынимая сигары изо рта Черчилль,— могут быть решены лишь в рамках вашего пакта с Советами и никак иначе. Могу сообщить вам, что правительство Его Величества провели консультации с советской стороной на предмет освобождения тех военнослужащих польской армии и членов их семей, которые оказались интернированы на территории Советского союза в результате войны 1939 года. В случае заключения советского-польского пакта о военной помощи русские готовы благожелательно рассмотреть вопрос о передаче этих лиц правительству Великобритании...
— А что будет с теми поляками, которые находятся в застенках НКВД?
Черчилль подходит к Сикорскому и протягивает руку, показывая, что аудиенция окончена:
— Жду от вас успешного завершения переговоров с русскими в течение ближайших дней, генерал.
* * *
— Ваше Высокопревосходительство,— у генерал-полковника Хенрика Верта, неотрывно смотрящего на спину регента Хорти, на мгновение от волнения перехватывает дыхание,— я по-прежнему твёрдо убеждён, что мы не можем бездействовать во время германо-русской войны. Мы должны принять участие в этой войне: ибо этого требуют обеспечения территориальной целостности страны, нашего государственного, общественного и экономического строя. Эти интересы требуют ослабления русского соседа и отдаления его от наших границ. К этому обязывает нас наше мировоззрение и наша антибольшевистская позиция, ибо политически мы окончательно связали с себя с державами оси и от этого зависит приращение территории Венгрии. Поэтому я предлагаю немедля, не дожидаясь окончания весеннего сева, объявить мобилизацию с целью полного обеспечения обороны страны необходимым количеством частей; привести в боевую готовность военно-воздушные силы и силы противовоздушной обороны; привести в боевую готовность и довести до штатной численности мобильный корпус, 1-й, 6-ой, 7-ой и 8-ой пехотные корпуса и наиболее важные части, находящиеся в ведении Главного командования. Эти силы нам понадобятся в первую очередь для прикрытия слабо обеспеченного участка границы в Прикарпатье, где находятся лишь две егерские и одна горнострелковая бригада.
— Что ж,— Хорти отворачивается от окна кабинета, за которым открывается прекрасный вид с высоты на Дунай и Пешт, в сторону Верта и стоящего рядом с ним премьер-министра Бардоши,— пожалуй, сейчас я готов поддержать предложение начальника Генерального штаба о мобилизации. Тем более, что сама мобилизация и развёртывание войск в создавшейся ситуации не означает нашего вступления в войну. На мой взгляд наш Генеральный штаб находится в плену своих довоенных планов, которые, как известно, устаревают после первого выстрела. В связи с начавшимися боевыми действиями в Румынии и юге бывшей Польши вы, генерал, должны учитывать также возможность открытия боевых действий в Северной Трансильвании, что безусловно потребует от нас значительного усиления находящихся там войск. Причём чисто теоретически не исключён такой вариант, что противостоять наши войска в Северной Трансильвании будут не русским, а румынской армии. В этих условиях, несмотря на то что я готов подписаться под всеми доводами, что вы привели здесь, генерал, вступать в войну на чьей бы то ни было стороне было бы верхом безрассудства. Необходимо дождаться момента когда ситуация проясниться и, возможно, прозондировать позицию русских в отношении Венгрии по дипломатическим каналам. Вы согласны со мной, господа?
Глава 14.
Москва, Кремль, кабинет Сталина.
25 мая 1941 года, 20:30.
Вождь, попыхивая трубкой, отходит к дальнему концу стола для заседаний и останавливается напротив Вышинского:
— Где сейчас находятся германские дипломатические работники?
— Сотрудники германского посольства в Москве и Генерального консульства в Ленинграде сосредоточены в Костроме, товарищ Сталин, а сотрудники консульств во Владивостоке и Батуми — неподалёку от этих городов. Все они помещены в добротных специально подобранных нами помещениях под охраной НКВД. Немецко-подданные, которые не являются сотрудниками, интернированы и изолированы органами, их местоположение НКИД неизвестно.
Осторожно опускаю глаза на наручные часы:
'Чёрт, времени совершенно нет, ну зачем Хозяин меня к себе привозил'?
— Почему не вместе?— Хмурится вождь.
— Мы получили такое предписание из наркомата внутренних дел.
— Дело в том, товарищ Сталин,— быстро отвечает Берия,— что во второй группе 'несотрудников' находится некто Зонненберг, представитель крупной германской химической компании. Мои подчинённые выяснили, что никакой он не химик, а под этой фамилией скрывается Вальтер Шелленберг — руководитель отдела внешней разведки Имперской службы безопасности. Это редкая удача, в наши сети впервые попала столь крупная рыба. Не слышали эту фамилию?..
Берия с опаской косится на меня.
'Да без проблем — пусть будут 'ваши подчинённые'',— с улыбкой пожимаю плечами я.
— ... Поэтому мы германцев и разделили на две категории,— веселее продолжает нарком,— ведь среди наших в Германии остались только сотрудники диппредставительства...
— Зонненберг имеет дипломатический паспорт,— вклинивается в речь Берии Вышинский,— в котором на границе была поставлена въездная виза.
— Нам это известно,— холодно отвечает нарком,— но нам необходимо время, чтобы поработать с объектом. Наша официальная позиция такая — при его задержании паспорта с ним не было, в квартире он также не найден. Кстати, при допросе с помощью спецсредств у Шелленберга удалось выяснить, что целью его посещения нашей страны была подготовка покушения на товарища Чаганова.
— Работайте спокойно, товарищ Берия,— кивает Сталин, принимая решение,— необходимо размотать все ниточки этого дела. А вы, товарищ Чаганов, поживите пока идёт расследование в Кремле, вам будет подготовлена квартира на первом этаже рядом с моей. Что же касается обмена этого Шелленберга, то, товарищ Вышинский, исходите из того, что отдать его германцам всё же придётся. Однако не просто отдать, а поменять на действительно крупную фигуру в германском руководстве. Я считаю, что ей должен стать Эрнст Тельман. Все свободны, товарищи.
'Последнюю фразу вождь уже произносит с трудом, едва подавив кашель... Ангина — дело серьёзное'.
* * *
— Собери, пожалуйста, наши вещи, самое необходимое...
— Ну уж нет,— взвивается Оля,— в Кремле я жить не стану. Я лучше в 'Лаборатории' перекантуюсь, пока Абакумов будет боевиков Шелленберга по Москве искать. Да здесь хуже, чем в тюрьме, нет, такого режима я не вынесу.
— Выходит, ты меня одного хочешь оставить в тюрьме?— Игриво прихватываю супругу за талию и прижимаю к себе.— Свободы захотелось? Смотри, а то ведь товарищ Сталин может мне и другую жену назначить, как, говоришь, звали ту, ну которую ты мне...
— Понравилась?— Резко освобождается она из моих объятий. Злость, ревность, испуг, страх, любовь со скоростью калейдоскопа сменяют друг друга в её глазах. Олины руки удавкой обвивают мою шею.
— Прости, прости, я — дура, дура,— её зубы и губы терзают мочку моего уха.
Я подхватываю её на руки и делаю шаг в сторону комнаты отдыха.
— У тебя в приёмной полно людей,— шепчет она.
— Подождут,— рычу я, ногой открывая дверь.
* * *
— А ты тут не плохо устроился, Чаганов,— супруга с вафельным полотенцем на голове выскальзывает из душа,— пожалуй я подумаю над твоим предложением. Если, конечно, спальня в нашей новой квартире не будет примыкать к кабинету Хозяина.
— Блин,— судорожно подношу часы глазам и бегу в кабинет к телефону,— Поскрёбышев, наверное, уже звонил, а мы тут не слышали...
— Заседание Бюро Совнаркома переносится на полчаса, товарищ Чаганов,— отвечает помощник заведующего Секретариата вождя,— ваш референт должен был вас предупредить.
— У нас есть полчаса,— натыкаюсь в дверях на полностью одетую супругу.
— Отлично,— строго кивает она,— кратко расскажи, как идут дела на фронте?
— Ну и переходы у тебя,— мотаю я головой из стороны в сторону, опускаясь на стул,— какие новости, ну если кратко, то 'идут ожесточённые бои', как сообщает Совинформбюро... Оля делает каменное лицо.
— ... Многое мне непонятно,— продолжаю я со вздохом,— но складывается такое ощущение, что обстановка не такая радужная, какой она представлялась нашему военному руководству в первые пару дней начала войны. Немцы не побежали, упёрлись, быстро создали круговую оборону в местах своей дислокации и вокруг складов снабжения. Обнадёживает то, что наши танковые дивизии, бывшие мехкорпуса, Западного и Юго-Западного фронтов за неделю, обходя узлы сопротивления противника, практически на всём протяжении своего фронта вышли к Висле. Исключение составляет лишь районы Варшавы у Праги и Кракова, до которых осталось 30-40 километров. Наши стрелковые корпуса, которые значительно отстали от мехкорпусов, атакуют противника, иногда удачно там, где ими руководят грамотные и энергичные командующие, при этом сами несут большие потери. Ещё один позитивный момент, что нашим десантникам удалось уничтожить на аэродромах большое количество немецких самолётов, в первую очередь бомбардировщиков: последних — около ста штук, главным образом на аэродроме под Люблиным. Наш удар по срезанию Сувалкского выступа закончился ничем, немцы легко отбили атаки двух наших корпусов Западного и Северо-Западного фронтов. Как ты знаешь, единственный крупный стратегический успех у нас сейчас в Румынии. После четырёхдневных упорных боев удалось захватить Плоешти и окрестности, которые стойко обороняли зенитчики Люфтваффе. Их 'ахт-ахт' пожгли много наших танков, но в итоге 152-миллиметровые гаубицы двух наших танковых дивизий сказали своё решающее слово. На севере под Ботошанами и Яссами частями 18-ой и 9-ой армий удалось окружить две дивизии 30-го армейского корпуса 11-ой немецкой армии...
— Армия Леонида Ильича отличилась?— чуть улыбнулась Оля.
— ... Точно. Но, по-моему, нам в этом румыны сильно подсобили, так как именно они там прикрывали фланги немцев — три горные бригады на севере и одна кавалерийская на юге. По началу эти бригады как-то ещё сопротивлялись, но когда 20-го мая Антонеску и немецкий посол из Бухареста сбежали в Болгарию, воткнули штыки в землю.
— Я не поняла, Михай взял власть или нет?
— Официально об этом не объявляли, видимо ждут, когда ситуация стабилизируется, но вчера через посла в Москве передали, будто бы Михай отдал приказ румынским войскам возвращаться в казармы, мобилизация отменяется...
— 'Ни мира, ни войны, войну прекращаем, армию демобилизуем',— кивает Оля.
— ... Типа того. Сталин ответил, что мы воюем против немцев, а не румын. Наши войска в Бухарест не вводили, сейчас они уже в Тимишоаре и Араде на границе с Югославией.
— Оружие сербам собираемся передавать?— Оживляется супруга.
— Не знаю, Оля. Берзин сообщает, что по сведениям агентурной разведки немцы сейчас в Югославии сколачивают сильную группировку, пытаются подключить к нападению на Румынию венгров и болгар, но Хорти и царь Борис пока упираются, тоже видно ждут, чем закончатся боевые действия в Польше.
— Когда немцы сумеют подготовить деблокирующий удар в Польше, что считают военные?
— Есть разные мнения, от недели до следующей весны, но точных сведений ни у кого нет,— поднимаюсь я со стула.
— А у Тимошенко как дела?— тоже встаёт Оля.
— Никак, там в Заполярье на суше до конца июня воевать нельзя. Всё, мне пора. Давай не дури, быстро домой за вещами. Сталин просто так ничего не делает. Сказал, что будем жить в Кремле, то так тому и быть.
* * *
— Докладывать будет начальник Главного штаба ВВС генерал-майор Никишов, товарищ маршал,— часто мигающий красными от недосыпания глазами Голованов хрипло отвечает сидящему во главе длинного стола Будённому.
— Не надо вставать, товарищ Никишов,— за спиной генерала останавливается вождь с дымящейся трубкой в руке,— говорите с места.
— С-слушаюсь, товарищ Сталин...,— кивает тот, не оборачиваясь и проводя рукой по бритой голове.
'Волнуется.— Украдкой оглядываю собравшихся.— Сегодня впервые заседание Ставки проходит в кабинете вождя, поэтому многие чувствуют себя не в своей тарелке'.
— ... Прежде чем докладывать о предстоящих планах действия ВВС, позвольте мне кратко остановиться на итогах недели, прошедшей с начала войны. Неблагоприятные природные условия, а именно — огромный циклон, охвативший почти всю восточную, северную и часть западной и южной Европы, практически полностью парализовали действия нашей авиации и авиации противника. Исключение составила лишь погода на южном театре военных действий, который разделён отрогами Карпатских гор на две части — украинскую и бессарабскую. Именно в Бессарабии хорошую погоду определил Средиземноморской антициклон и именно на нём развернулись основные события. Согласно нашим предвоенным представлениям, закреплённым в 'Плане действий ВВС Южного фронта' состав противостоящей авиационной группировки противника был определён следующим образом — '... На территории Румынии имеется 1000-1200 румынских самолётов... Кроме того, там дислоцируется 6-й Воздушный флот ВВС Германии, состоящий из 2-х дивизий по 5 эскадр в каждой, то есть по расчётам — ещё до 960-и германских самолётов. При этом собственные силы Южного фронта составляли около 900 самолётов ВВС округа, 400 самолётов Черноморского флота и ещё до 300 бомбардировщиков авиакорпуса ДБА, который мог быть привлечён к боевым действиям на этом ТВД'. Таким образом выходило, что противник имел значительное численное превосходство. Чтобы нивелировать это превосходство, предлагалось нанести 'существенный урон авиации противника мощным внезапным ударом нашей авиации, а также ударом воздушно-десантного корпуса фронта по его аэродромам, а также путём нанесения максимальных потерь противнику в воздушных боях с задачей с первого же дня завоевать господство в воздухе'. Как всем нам известно, ВВС Южного фронта с успехом справилась с этой задачей, однако надо признать, что основной вклад в нашу победу в воздухе внесли танковые дивизии, которые своими стремительными ударами порализовали основные аэродромы противника. При этом по итогам боёв из показаний пленных, взятых на аэродромах вблизи Констанцы, Бузэу и Бухареста, а также по данным объективного контроля, выяснилась одна неприятная деталь — мы многократно завышали численность авиации противника. На самом деле 'Миссия Люфтваффе в Румынии' состояла из одного 4-го авиакорпуса 4 Воздушного флота в составе 4-х авиагрупп. А всего в составе авиакорпуса находилось лишь 274 самолёта — 163 истребителя и 111 бомбардировщиков. ВВС же Румынии представляет собой сборную солянку из 400 безнадёжно устаревших самолётов бывших в употреблении, купленных в разное время...
