Ветер и крылья - 3

— Да, отец...

— А еще — у меня к тебе будет просьба.

— Какая?

— Адриенна СибЛевран.

— И?

— Мы говорили о семнадцати годах. Но ради такого... осенью ей будет шестнадцать. Вы можете заключить брак сейчас, а консумировать его потом.

— Я и так сдержу свое слово.

Филиппо Третий не улыбнулся. Хотя и очень хотелось.

Слово-слово... а где же дело? Ты же, сынок, словно флюгер, тобой эданна Ческа вертит, как подолом юбки! Сам не заметишь, как с прямого пути свернешь. И тогда Эрвлинов уже ничто не спасет. Вряд ли представится еще один такой случай...

Нет уж.

Пока Филиппо жив, он все сам проконтролирует.

— Знаю. Это чтобы я умер спокойно.

Сын заскрипел зубами, но спорить не стал.

— Я... хорошо. Осенью?

— Да.

— Так тому и быть. С твоего позволения, отец. Мне надо это обдумать...

Филиппо Третий кивнул и будущий Филиппо Четвертый покинул королевский кабинет. Увы, последующий действия его показали, что отец преотлично знает своего сына. Обдумывать ситуацию Филиппо направился к эданне Ческе.

* * *

— НЕНАВИЖУ!!!

Бутылка ударилась в стену, разлетелась на осколки, заляпала дорогую обивку вином. Алым, словно кровь.

Бабах!!!

И снова — БАХ!!!

Три бутылки легли в одно и то же место, глазомер у принца был хороший. А напиться не выходило. Вино лилось, как вода.

Оказывается, и так бывает.

Когда умирает отец.

Когда все плохо. Очень плохо...

Когда ничего нельзя исправить. Просто — ничего.

— Кого, любовь моя?

Естественно, не прадеда-подлеца. Не себя-дурака, нет... такие никогда не бывают виноватыми. Поэтому Филиппо выбрал самый лучший вариант.

— Адриенну СибЛевран! Мою невесту, мать ее... гадюку в перьях!

— Почему в перьях? — удивилась Ческа.

— Потому что летает, — вино все же брало свое. И Филиппо нес откровенную чушь, которая казалась ему жутко глубокомысленной.

— Адриенна летает? — удивилась Ческа.

— Нет. Она не летает... она просто приедет.

— К-куда?

— С-сюда, — как ему показалось очень смешно спародировал любовницу принц. — К-ко мне!

И прибавил несколько соленых морских словечек.

— Зачем?

— Жениться буду, — мрачно влил в себя остатки шестой бутылки Филиппо. — Отец сказал... дану Алессандру жалко.

— Бедненький мой... ты так страдаешь!

— Я... да, я страдаю!

Филиппо в этом и не сомневался. А что — у него нет повода для страдания?! Да у него вся жизнь — одно сплошное страдание! Поворачиваться не успеваешь!

На любимой женщине жениться нельзя, с проклятием разбирайся, корона, вот еще...

Ладно. Корона — это хорошо. И трон тоже. Но ведь остальное-то вообще жуть жуткая.... И в церковь с этим не пойдешь!

Предки, вот, попробовали, теперь расхлебываем всем потомством. Интересно, правда, кем стали потомки принцессы?

Хотя — нет. Не интересно. И не важно, и не нужно... к чему? Они от своей крови отказались, и ничего им не надо. И они никому не нужны... в глубине души принц очень завидовал той девушке.

Это надо иметь мужество... он бы не смог. Уйти из рода, отказаться, вот так поступить... неприятно осознавать, что у нее мужества намного больше. Ведь наверняка... зная отца, Филиппо ушел бы с пустыми руками, в неизвестность... если он правильно понял, та принцесса уходила к любимому человеку. Но это как же доверять надо!

А вот он никому довериться не может, даже любимой женщине.

Нельзяяааааааа...

Это ее попросту сломает. Или его сломает, или их отношения... власть в качестве клейстера Филиппо недооценивал, а Ческа не спешила его просвещать. Ни к чему.

Ну почему вот так!? Так несправедливо, жестоко, горько, омерзительно!?

Почему!?

За что!?

Как же он сейчас ненавидел — всех!

Сибеллинов, СибЛевранов... просто — всех! Что б вы, сволочи, попередохли! Мучительно! Как Алессандра! Она-то точно ни в чем не повинна, а вот...

Как же больно.

Как тоскливо...

Эданна Ческа сапоги с любовника лично стягивать не стала. Позвала лакеев, те и перетащили его высочество на кровать, и сапоги сняли, и часть одежды. Ческа укрыла его одеялом, морщась от запаха вина,, и улеглась рядом.

А что поделать?

Надо вытирать сопли, утешать... вот зачем ей еще один ребенок? Ей-ей, иногда и этого не знаешь, куда бы засунуть... и Адриенна СибЛевран.

Вот не было печали...

Ческа и своему отражению не созналась бы, но девушку она боялась. Только вот и у нее тоже выбора не было.

Глава 12

Мия (Лоренцо)

Динч волновалась.

Лоренцо... ее личный персональный Ангел — пропал. О его выступлении на Арене она была наслышана, а вот потом...

Потом он ушел — и пропал. То есть никто не знал, ни где он, ни что с ним...

Никто.

Ничего.

Бема-фрайя тоже не знала, и откровенно бесилась. Но если с Зеки-фрая можно было что-то спросить, он-то старался поддерживать хорошие отношения с жителями Ваффы, особенно с теми, от которых многое зависело, то Кемаль-бей...

Динч знала, что он в бешенстве.

Что он проиграл рабу. Причем проиграл и его свободу, и свободу своих жертв...

Что Ангел выстоял три боя на Арене.

Три. Боя. Подряд!

Это может понять только тот, кто сталкивался с подобным. Даже один бой — уже тяжело, особенно если противник...

Собака, лев, берсерк...

Кому-то и одного льва хватило бы. Да и собака не самый легкий противник, особенно такая, бойцовская.

Так что к Кемаль-бею никто с расспросами не лез — себе дороже. А вот куда делся Ангел?

Вроде как последний бой он выстоял, он победил, а потом... потом Кемаль-бей приказал его убить.

И Ангел убил два десятка его людей, а потом сам ушел с Арены. На своих ногах.

Ваффа гудела.

Ваффа шумела.

Ангел прочно стал героем Ваффы и если бы захотел, смог претендовать на звание почетного гражданина... ладно, такого здесь не было, но что-то близкое по смыслу — вполне. Гладиаторов ценили, любили, изображали на вазах и даже на стенах домов... а уж таких гладиаторов!

Но Ангел не находился, и Динч нервничала.

Допустим, с ним что-то случилось... его ранили, он где-то отлеживается, он умирает, он мечется в горячке... а она даже помочь никак не сможет!

Вообще никак!

Вот ведь где ужас!

Почему ужас, почему ее трогает судьба гладиатора, почему она переживает? Динч не хотела себе отвечать и на половину этих вопросов.

Ни к чему.

Если признаваться самой себе, она прекрасно могла и уехать одна, и договориться с кем-то... выкупиться у Бемы-фрайя... или не выкупиться, а просто сбежать.

Динч и это могла.

Она была некрасива, но ума ее это не лишало, даже наоборот. Она много чего видела, слышала, запоминала, она преотлично могла справиться и без Лоренцо.

Да, ей пришлось бы сложнее.

Да, она бы дольше возилась. Но — могла.

А почему она решилась заговорить с Ангелом, то есть с даном Феретти? Да потому, что мужчина показался ей умным, серьезным, потому что... Динч не хотела признаваться даже самой себе, но она ведь женщина!

Она самая обыкновенная женщина, и ничто женское ей не чуждо!

Пусть слуги-мужчины смеются за ее спиной, называя ее страшилкой и 'стерлядью', пусть на нее никто не обращает внимания — зачем, если есть множество хорошеньких, молоденьких, кокетливых, пусть служанки хихикают в кулачок, называя ее 'наша рыбина' и намекая на ее холодную кровь.

Пусть!

Динч, то есть ньора Дженнара Маньяни, и так все отлично знала! И в себе не сомневалась! Она достойна лучшего! Спутаться с грязным стражником или другим рабом? Признать, что она такая же, как и все?!

Да вы что — издеваетесь?! Это она-то!?

Она!?

Никогда она себя так не уронит! И с надеждой на свободу тоже прощаться не будет. Вот, эти дурехи с кухни... ну что с них взять? Сегодня глазки строят, завтра с мужиками обжимаются, послезавтра с пузом. И все. Прощай, свобода. Куда ж ты побежишь-то, дуреха, с ребенком, да еще если у того отец есть...

Тоже, свои сложности.

Если рабыня рожает ребенка от свободного человека, тот его может признать и забрать, выплатив определенную, хотя и небольшую сумму хозяйке. Может и рабыню выкупить. Только вот случалось такое раза два за все время, пока Динч жила в Ваффе.

Два. Раза.

А рожали-то бабы намного чаще...

Потом же... потом эти дети тоже становились рабами. Их можно было продать, отдать, подарить, можно вообще взять и выкинуть в мусорную кучу, если хозяйке приспичит! Ладно, Бема-фрайя так не делала, но это же не из-за доброты, просто раб — ценное имущество, и если оно размножается самостоятельно... это хорошо! Пусть плодятся! Ей прибыток будет.

Заботиться о детях рабов тоже особенно не заботились.

А зачем?

Выживут? Хорошо! Нет? Ну и так тоже неплохо, подумаешь, проблема...

И что, вот такое — для себя? Для своего ребенка?

Перебьетесь! Всей Ваффой!

Так что Динч заговорила с Ангелом не просто так. Ей хотелось и отплатить Беме-фрайя, уведя у нее любовника, и доказать всем, что она чего-то да стОит... пусть даже никто в доме об этом не узнает — неважно!

Для триумфа не надо орать о нем на площади. Вот совершенно ни к чему! Достаточно того, что она будет обо всем знать. А другим?

А зачем это кому-то еще?

Успех, равно как и счастье, любят тишину. Кричи о себе меньше — будешь целее. Это Динч отлично знала еще от отца. Молчи, дурак, умнее будешь. Молчи, умный, не промахнешься...

Ну и конечно, были прочие соображения. Арайя — мужское государство. При необходимости, Динч могла загримироваться под мужчину, хотя и молодого, но зачем? Проще изображать семейную пару. Так, к примеру... а там — кто знает?

Да, и такие планы у нее тоже были. Динч планировала наперед.

Она возвращается домой. А дальше — что?!

Вот куда она пойдет после рабства, кому она будет нужна? Она-то знает ответ. В монастырь.

В лучшем случае. Если семья ей приданое для монастыря даст. А если нет... на панель и в канаву. Ладно, не все так страшно, ремесло у нее в руках есть, прокормится, но зачем же такие трудности себе создавать? Лучше она попробует нечто другое...

Определенный опыт у Динч есть, а мальчик юный, практически неопытный, судя по рассказам Бемы-фрайя... ну и почему не приехать в Эрвлин уже эданной Феретти? Почему — нет?

И все это может рассыпаться, словно карточный домик в руках неумелого шулера. Просто потому, что кто-то... кого-то, чего-то...

Просто потому, что с ее ставкой случилось — что!?

Неизвестность убивала. Бесила, раздражала, а тут еще маслА закончились, в лавку надо...

Вот и еще один признак рабства. Свободные женщины в Ваффе закрывали лица. Впрочем, как и рабыни, которые делили ложе с хозяином. Тот мог приказать, чтобы на его женщину не пялились, кому не лень. А вот такие, как она...

Открытое лицо?

Рабыня. И никому за нее ничего не будет. Если, конечно, ее не убьют и не попортят слишком сильно, да и тогда — договорятся с хозяйкой.

Обычно женщина держала себя в руках, но всякому ж терпению есть предел, на мальчишку, который протянул руку, прося монетку, Динч вообще рыкнула, как тот лев.

Мальчишка не отскочил, а наоборот, сделал шаг поближе.

— Фрайя, а я вам могу корзину отнести! Или чего помочь...

И на его ладони сверкнула золотом прядь волос, которые Динч мгновенно узнала.

Конечно, Лоренцо Феретти!

Секунда на принятие решения. А потом...

— Ладно. Неси корзину, да не вздумай удрать! Моя хозяйка потом тебя из-под земли достанет и запороть прикажет!

— Не надо, фрайя! Я не воровать, я честно заработать хочу! — заныл Салих.

— Хм... все равно. Иди рядом со мной, чтобы я тебя видела. А то сейчас дашь деру... ищи тебя потом...

— Хорошо, фрайя.

Динч решительно направилась к лавке с маслами, а по дороге принялась расспрашивать мальчишку. Картина обыкновенная, идут двое, мальчик несет корзину.... Все в порядке, это обыденность.

— Ты кто?

— Сын ланисты, — Салиха предупредили об этом вопросе.

Динч кивнула.

О том, что Ангел дрался не только за свою, но и за его свободу, она знала. Хотя и зря... мог бы и собой ограничиться. Ну и ей...

Ладно, всего не предугадаешь, и так неплохо сложилось. Выиграл же?

Вот. Остальное уже мелочи...

— Что с Ангелом?

— Ранен, ослаб, пока лежит...

— Так...

— Он просил вас подумать еще о лошадях. Или хотя бы осликах... штуки три.

— Зачем?

— Отец, я и брат. Ангел-фрай сказал, что не бросит нас в Ваффе. Отец подумал, и решил, что поедет с ним... пока.

Динч серьезно задумалась.

В ее тщательно выстроенную и вылизанную систему добавлялись новые, неизвестные факторы. Неприятные, надо сказать.

Вы пробовали соблазнять мужчину, когда рядом еще второй трется? И двое его детей?

С другой стороны... на детях всегда можно показать, как она их любит. Ну вот до слез и по самые уши! И наших так же любить буду, даже не сомневайся... правда-правда...

А Зеки-фрай... а он не помешает! Сильно, во всяком случае. Найдет Динч, как с ним договориться, а еще одни руки в пути лишними не будут. Дело в том, что из Арайи им предстояло выбираться по суше. И лучше — через горы. Дольше, конечно, и через пустыню там идти, но недолго. Можно вдоль морского берега, по караванной тропе... ее все знали. Можно вообще присоединиться к каравану, Динч так и планировала сделать изначально, а потом просто отделиться в нужный момент...

Карта у нее была.

Не так, чтобы идеально точная, но когда нет выбора? Вот, и об этом можно поговорить с ланистой.

Но сначала — дело.

МаслА, и побольше... Бема-фрайя любит запах сирени...

* * *

Когда на пороге комнаты появилась Динч, Лоренцо только присвистнул.

Женщина явно была взволнована, она раскраснелась и выглядела почти симпатичной. Ну... хотя бы не слишком страшной.

— Лоренцо!

Виснуть у раненного героя на шее она не стала — не дура. Обошлась тем, что коснулась руки, пощупала лоб и деловым тоном поинтересовалась:

— Что именно у тебя повреждено?

— Если сверху вниз, — хмыкнул Лоренцо, — то у меня здоровущая шишка, кто-то меня все же треснул по голове, потом сломано несколько ребер, но это не страшно их перебинтовали, левая рука почти не действует, проклятая шавка мне ее дней на десять вывела из строя, ну а мелкие царапины, синяки и ссадины попросту не учитываем. У меня их столько, что на десяток гладиаторов хватит.

— И это чудо. Мог бы и вообще не встать — вошел в комнату Зеки-фрай. — Здравствуйте, фрайя.

— Можете называть меня Динч, — не стала чиниться женщина. — так, нас теперь пятеро?

— Зеки-фрай? — посмотрел Лоренцо.

— Я говорил с Ромео. Он не поедет.

— Жаль, — коротко сказал Лоренцо. Но и только.

Да, Ромео был его... нет, не другом, скорее, приятелем. Да, он помог в трудную минуту. Но в таких делах каждый должен решать за себя и для себя.

Хочется Ромео здесь оставаться?

Отлично!

— Он говорит, что после вчерашнего выступления, к нему подошла одна вдовушка... похоже, он осядет в Ваффе. Может, и будет изредка выступать, а может, и нет...