Ветер и крылья - 3

Энцо действительно улыбался.

— Почему нет? Я свободен, и если что — умру свободным.

— Ты не справишься с берсерком.

Энцо хмыкнул. Чего он действительно боялся, это что Кемаль-бей наплюет на потерю лица. Убить Лоренцо можно легко и просто. А вот что потом?

Потом тебя перестанут уважать.

Не смог справиться умом? Решил вот так попробовать? Силой? Поверьте, оно того не стоит. Репутацию годами нарабатывают, и терять ее вот так... особенно если ты не из высокородных... ну, почти. Стоит оступиться, как тут же взвоют за спиной бешеными шакалами.

Агааааа!

Это из него быдло полезло! Подлое происхождение — оно завсегда себя покажет! Как ты его под чалмой с рубином не прячь, а наружу выйдет! Тем более, опозориться на глазах у 'друзей'? Которые еще враги, соперники и первые подонки? И не отмоешься от этих слухов, не отделаешься... недаром Энцо собирал информацию! Вот враг и подставился, вот момент и подвернулся! И все сложилось!

Хотя вооружение у Лоренцо в этот раз было.

Нагрудник — кожаный. Меч и щит. Меч короткий, щит тяжелый, считай, что его нет. Не с рукой Лоренцо сейчас это таскать. Но пока пусть остается...

— Зеки-фрай, прикрой детей. Чтобы не зацепило, — попросил Энцо.

Берсерк сорвался с места.

Он-то был вооружен и мечом, и кинжалом, и нагрудник у него был куда как получше...

Энцо тоже кинулся ему навстречу. А чего стоять и ждать?

Когда разыгрывают сцены, там обычно любят показывать такие столкновения. Чтобы грудь в грудь, чтобы звенели мечи, чтобы искры разлетались... а то еще идиотизм! Во время боя развернуться к противнику спиной, да с разворота потом его клинком, чтобы кровь красиво разбрызгалась... ага-ага. Противник, конечно, дебил.

Стоит он, значит, на месте и даже не ударит в соблазнительно подставленную спину. У него острый приступ благородства... или кретинизма? На арене это примерно одно и то же. И побеждает тут не самый сильный, а самый подлый и жестокий.

Так что не было никакого лязга клинков, ничего такого заметного. Был просто человек, который расчетливо пролетел мимо гладиатора, но успел нанести берсерку одну-единственную царапину.

А больше и не надо было.

Бешеному хватило.

Ощутив запах собственной крови, Бешеный взъярился. Он завыл, завращал глазами, изо рта у него пошла пена, он вцепился зубами в щит, но Лоренцо было не до внешних проявлений.

Он сделал то, против чего его предостерегала Мия.

Впрочем, выбора все равно не было. Или так — или никак. Он здесь ляжет, если не выкинет свой козырь...

Лоренцо Феретти медленно поднес ко рту клинок — и слизнул с него едва заметную на холодном металле капельку крови.

Трибуны замерли, затихли в недоумении.

Что происходит!? Зачем!?

А потом было уже и поздно.

Бешеный замер в недоумении.

Чутье дикого зверя подсказало ему, что на арене появилось нечто... некто...

Зверь?

Да... только еще более страшный, чем он сам. А больше несчастный и понять-то ничего не успел.

Расстояние между собой и врагом, Лоренцо покрыл одним звериным прыжком. Берсерк? Да, чудовище, монстр... только вот этот — еще и расчетливый. Клинки и столкнуться не успели — Лоренцо со всей отпущенной ему силы пнул по нижнему краю щита.

— Ах... — дружно сказала толпа.

Непобедимый Бешеный попросту лег навзничь. Щит въехал ему в рот, раздробив зубы, и кажется, нёбо тоже... так не скажешь... издали, но судя по удару...

Готов.

Лоренцо выпрямился, посмотрел на Кемаль-бея... и тут-то выдержка мужчины дала сбой.

— СТРАЖА!!! УБЕЙТЕ ЕГО!!!

Стражники послушно бросились на Арену. Два десятка человек.

Зеки-фрай обхватил сыновей, крепко прижал к себе, и кажется, даже взвыл от отчаяния... сейчас и их... нечестно, подло, гадко!!! Кемаль-бей потеряет уважение, но их это уже не спасет... даже если он разорится лет через десять — слабое утешение.

Но...

Что происходит!?

Стражники бежали тяжело и уверенно. Их двадцать человек, они одеты в кольчуги, вооружены, сейчас они просто задавят гладиатора числом...

Навстречу им метнулась почти смазанная от скорости тень.

— Ох... — высказались трибуны.

Ангел двигался с такой скоростью, что его даже видно не было. Это не стражники бежали к нему — это он нападал, вынуждая их отбиваться. Отводя щитом самые страшные удары, словно и не болела у него рука, безошибочно находя мечом незащищенные места — стыки доспехов, шеи, кисти рук... обрубая все, словно ветки...

Глаз не мог уследить за ним.

Скорость?

О, нет! Сейчас на Арене метался истинный берсерк, из тех, о которых не рассказывают легенды. О них молчат... а потом и еще раз молчат, чтобы не накликать. Страшно же...

Он не кричал, не грыз щиты, вообще не издавал ни звука. Он просто метался между врагами — и убивал, убивал, убивал... удар — щит на его руке в кровь разбивает лицо стражника, заставляя отшатнуться.

Удар — меч сносит чью-то кисть. И на обратном замахе еще и голову, чтобы не мучился, бедолага.

Он просто рубит деревья. Деревья, которые почему-то выросли посреди Арены. И когда они заканчиваются... лесоруб стоит — и не понимает, что с ним произошло.

Что вообще тут произошло?

Но на груди жжет, словно ворона полили кислотой. И Лоренцо откуда-то знает, что надо сказать.

Немного, нет.

И так тяжело, так безумно тяжело, но это тоже часть боя.

— Свобода? Договор!

И трибуны взрываются бешеными криками.

— Договор!!! УГОВОР!!! СВОБОДУ!!!

Кемаль-бею ничего не остается, кроме как кивнуть. Мол, так и было задумано... только вот двадцать стражников уже не встанут никогда. Выживших после Лоренцо не оставалось.

Когда-то от него бежали в ужасе пираты.

Сейчас бежать некому. А Зеки-фрай смотрит неверящими глазами...

— Ты... ты...

Энцо проходит, словно мимо пустого места. Сейчас он просто не соображает, кто это такой. Он мирный, от него не пахнет агрессией, у него два детеныша... все в порядке.

И уже уйдя с освещенной Арены, Лоренцо просто спотыкается от внезапных сумерек. И падает прямо на руки Ромео, который вовремя оказался рядом.

— Жив!?

Зеки-фрай ждал любого ответа. Но не этого... Ромео мигом уложил товарища по ремеслу на пол, провел руками по телу.

— Жив. Обморок.

— Поможешь? — Зеки-фрай смотрел почти умоляюще. Приказать он уже не мог, а убрать Лоренцо с Арены требовалось как можно скорее. Не то...

Кемаль-бей может и наплевать на все договоренности, и попросту приказать убить Ангела. Ну и Зеки-фрая тоже, так, до кучи. Не сейчас, нет, какое-то время у них есть, пока хозяин Арены придет в себя, пока сможет отделаться от других беев... такой приказ он уже во всеуслышание не отдаст, да и кому? Раньше грязную работу в Ваффе для него делал Зеки-фрай.

Сейчас пусть сам выкручивается, как хочет...

Только вот как именно самому сейчас выкрутиться без посторонней помощи? Вот этого Зеки-фрай и не представлял!

— Помогу, — коротко кивнул Ромео. Скрипнул зубами, нагнулся — и подхватил Лоренцо. Взвалил тело на загривок. — Куда идти?

Зеки-фрай подумал пару минут.

— Главное сейчас нам уйти отсюда. Ромео, у меня будет к тебе просьба. Приказывать я больше не могу... да, налево...

Под ареной была куча ходов. В том числе и этот, который должен был вывести Зеки-фрая в южную часть города. А уж где отлежаться у него было.

— Какая? — Роме послушно свернул налево, пригнулся, чтобы не ободрать товарищу задницу о потолок.

— Потом вернись и собери его вещи. Забери к себе. Пока...

— Понял.

Люди везде остаются людьми.

Задерживаться для Зеки-фрая, да и для Лоренцо было смерти подобно. Но и оставлять бесхозные пожитки? Люди существа несложные, мигом всему ноги приделают... это они пока не сообразили, кто, что и куда. Да и бои продолжаются. А вот потом...

Может, уже и через пару-тройку часов...

Хорошо, что им не надо столько времени.

* * *

— Где я?!

Лоренцо показалось, что он сказал эти слова вслух. А зря...

Чуть шевельнулись губы — и только.

Впрочем, Салиху, который сейчас дежурил рядом с гладиатором, этого хватило. А что делать с раненым бойцом, он примерно представлял.

Напоить.

Молоком с медом. Напитком богов, между прочим...

Энцол принялся жадно глотать. Молоко смочило пересохшее горло, но сил все равно не было. С другой стороны, глаза-то у него открыты?

Мальчишка, дом, явно из бедных... и мальчишка пошел в отца. Сообразительный.

— Ангел-фрай, вы тут лежите вторые сутки. Это папин дом, в районе порта, ваши вещи папа вчера забрал. Нас тут не найдут, но ищут...

Лоренцо моргнул. Говорить пока получалось откровенно плохо.

— Папа скоро придет. Он пошел купить покушать. Я скажу ему, что вы пришли в себя.

Энцо моргнул еще раз. Хороший парень, сообразительный.

— Может, вас кашкой покормить? Попробуете? Я болтушку сам сделал, хорошую, мучную...

От болтушки Энцо тоже не отказался бы. Но вот попробовать ее не получилось. Организм уже насытился молоком с медом, и снова отключил хозяина.

А вот нечего!

Спи, во сне быстрее восстановимся! И так от тебя, хозяин, одни проблемы!

* * *

Когда Лоренцо очнулся в следующий раз, рядом уже был Зеки-фрай. Энцо попробовал шевельнуть губами, и в этот раз у него даже какой-то связный звук получился.

— А...

Зеки-фрай подскочил, как ужаленный.

— Пить?

Энцо моргнул. Получил еще порцию молока с медом, и даже голос обрел.

— Сколько времени прошло?

— После Арены? Двое суток.

— Хорошо.

Зеки-фрай медленно опустился на колени.

— Господин. Вы спасли мне жизнь. Спасли моих детей... отныне и навеки наши жизни принадлежат вам.

— Тьфу, — высказался Энцо. — Встань, не дури.

Наверное, такого ответа на клятву... да, фактически, Зеки-фрай отдавался Лоренцо Феретти в пожизненное рабство, Ваффа еще не слышала. Но на кой Лоренцо те рабы?

Ни даром, ни с доплатой! Сам еще приплатит, чтобы отделаться!

— Господин...

— Я — тебя. А ты меня... я бы там подох.

— Мои дети? — спокойно уточнил Зеки-фрай, начиная осознавать, что его рабство здесь никому не нужно. — Их ты тоже спас...

— Поможешь мне выбраться из города и уехать? И будем квиты, — предложил Лоренцо. — Я домой хочу.

Вот это Зеки-фрай понять мог. И в то же время...

— После Арены ты стал героем Ваффы. Ты можешь поехать в столицу, если пожелаешь...

— И там меня достанет Кемаль-бей, — к Лоренцо возвращалась не только речь, но и силы, и соображение. Зеки-фрай задумался.

— Может, и не достать.

— А может и достать. И вообще, у меня дома дела. Ты поможешь?

— Всем, чем смогу.

Энцо вздохнул. Поневоле придется рассекретить кое-что. Но выбора нет.

— Ты можешь передвигаться по городу?

Зеки-фрай хихикнул, уверенно огладил свои телеса. Кругленькие такие...

— В женском наряде — могу. Конечно, грех, но Аллах простит.

Лоренцо кивнул. Он даже не сомневался, что простит, делать там Аллаху больше нечего, бабские юбки перебирать! Это ж Творец! Просто арайцы его называют иначе, а смысл тот же! Он вселенную сотворил, страны, людей... и теперь будет перебирать, кто какие штаны носит?

Тьфу на вас, идиотов! Аллаху это безразлично, это вы сами придумали, лишь бы людьми управлять было сподручнее. И точка.

Адриенна (столица)

В зале играла музыка.

Его высочество танцевал с эданной Франческой. Ах, как же она была хороша. Высокая, светловолосая, в белом и алом, такая невероятно красивая, с точеными чертами безупречного лица...

Особенно это было видно в сравнении с даной Алессандрой Карелла.

Дана Алессандра, будучи уже на сносях, выглядела просто жутко.

Пигментные пятна обезобразили некогда белую кожу, живот приходилось придерживать двумя руками — даже ходить ей было сложно. Отеки?

Отеки были совершенно жуткими. Ноги у нее распухли втрое, и она слезливо жаловалась на это своему любовнику. Впрочем, хоть и слезливо, но недолго.

Мало жаловаться, надо еще, чтобы и тебя слушали. А Филиппо этого не хотелось.

Родов Алессандры он ждал, как... как естествоиспытатель, который тычет в жука соломинкой.

Словам отца он, конечно, верил. И о проклятье тоже. И... вообще. Может быть, рассосалось уже за столько-то лет? Ну когда это было... он же умный! Он знает, что некоторые проклятия как вино, со временем выдыхаются...

Могло и тут так произойти?

Могло, почему нет? А отец просто старый, он переживает, он последнее время очень сдал, похудел, словно высох, жалуется на боли в боку... лекари его пичкают всякой дранью, но Филиппо Третьему все равно плохо.

Вот, и сейчас сидит он, смотрит на дану Алессандру, о чем-то спрашивает...

Эданна Ческа только зубами скрипнула при виде этой картины. Но сдержалась. Ах, как же легко и приятно сдерживаться, когда знаешь, когда уверена в гибели соперницы! Когда ты лично принесла жертву, когда...

О — да!

Надо только подождать, ведьма говорила, уже недолго...

Эданна Франческа очаровательно улыбнулась любовнику, и Филиппо поднес к губам ее руку, поцеловал ладонь.

— Я приеду сегодня вечером.

Не вопрос, утверждение. Ческа лукаво надула губки.

— Филиппо, разве можно?

— Мне — можно!

— А как же пост?

— Помолимся вместе. Будем молиться до утра, — заверил ее любовник.

Ческа рассмеялась низким грудным смехом, который сводил с ума всех. Филиппо не стал исключением.

— Любовь моя...

Ческа мило улыбнулась. Хотя в душе ее царило ликование. Так их всех!

Любовь!

Утритесь, сволочи!

Момент ее триумфа прервал низкий тяжелый стон. Дана Алессандра держалась за живот, и глаза у нее были испуганные. А платье быстро намокало темным... кажется, там была не только вода, но и кровь?

Точнее Ческа не приглядывалась, да и как тут разглядишь? Тут же все кинулись к дане, началась суматоха, несчастную подняли на руки и понесли вон из залы, надо полагать, в ее покои.

Ческа обернулась к принцу и развела руками.

— Ваше высочество... любовь моя, вам нельзя уезжать. Вы должны остаться с бедняжкой... ей и так сейчас тяжело и страшно.

И получила еще один поцелуй.

— Ческа, ты воплощенное милосердие!

Ага, как же! Просто никуда ты не уйдешь, что она не знает? Изучила за столько-то лет! Проще сейчас отпустить, а потом за это что-то потребовать, или еще лучше...

— Я останусь в своих покоях, во дворце. И если будет тяжело, я готова составить вам компанию. И помолиться вместе.

— Ты ангел.

Принц удалился. Ческа улыбнулась еще очаровательнее, представляя, что бы он сказал, узнав о проведенном его ангелом ритуале, и тоже направилась в свои покои.

Помолиться.

Дорогу ей преградил кардинал Санторо.

— Эданна Вилецци, уделите мне несколько минут?

— Слушаю, ваше высокопреосвященство?

— Позвольте проводить вас...

Ческа коснулась пальцами руки кардинала, показывая, что приглашение принимается.

— Эданна Вилецци, вы не боитесь происходящего?

— Надо ли, ваше высокопреосвященство?