Дьявол начинает и... Общий файл

Так что с вопросом, как парень здесь оказался, пришлось повременить. Я перехватила его руку, сжала, затем быстро присела и сделала ему подножку. Не зря я год на единоборства проходила!

Или все-таки зря?

Он с легкостью перехватил мою ногу и едва не повалил на землю. Мне с трудом, но все же удалось удержать равновесие. Попыталась перевести дух, но незнакомец мне не дал. Сделал ловкую подсечку и повалил меня на пол, прижал руки и ноги к полу, чтобы я не брыкалась.

— Чего тебе надо?! — тихо, чтобы не разбудить бабулю (сердце у нее слабое, уже не раз скорую вызывала) прошипела я.

— Ты готова к конструктивной беседе? — он удивленно приподнял левую бровь, даже не подумав ответить на мой вопрос. — Кстати, предупреждаю, конструктивная беседа не предполагает разговора на кулаках. Не то снова на полу окажешься!

— Да поняла я! Может, теперь встанешь с меня?

— Прошу! — он ловко подпрыгнул и подал мне руку, язвительно проговорив, — Не побрезгуешь?

— Вот еще! — я коснулась его пальцев своими, и он легко поднял меня на ноги. — Кто ты? Как здесь оказался?

— Здесь я задаю вопросы! — он по-хозяйски осмотрел мою комнату и присел на расстеленную кровать. Мне осталось довольствоваться стулом. От незнакомца хотелось держаться как можно дальше. Черт бы его побрал!

На шпану, которая однажды решила поживиться моим кошельком (впрочем, сама виновата, нечего шастать в двенадцатом часу ночи в темном пустом переулке), мои приемы подействовали. Это-то и вселило в меня излишнюю самоуверенность. Как оказалось, зря. Незнакомцу все мои умения были как с гуся вода.

— А если я не захочу на них отвечать? Сейчас заору погромче, бабушку разбужу, она полицию вызовет. Будут тебе твои вопросы-ответы!

— Если бы ты хотела ее разбудить, не разговаривала б сейчас шепотом, — не дал себя обмануть незнакомец.

Я снова чертыхнулась. Помянув про себя и наблюдательность парня, и его способности к логическому мышлению. Сейчас ведь каждый второй психолог, так и норовят твои действия объяснить!

— Ладно, чего ты хочешь?

— Прежде всего, ты меня узнаешь? — спросил он.

— А должна? — я скептически подняла брови и с ног до головы осмотрела незнакомца: сделать это раньше у меня просто не хватило времени. Темноволосый, черноглазый. Лет эдак двадцать пять-двадцать. Фигура спортивная, сквозь расстегнутый ворот рубашки отчетливо проступали мускулы. Сразу стало понятно, почему в драке я его не победила. Что бы там не говорили, а физическое превосходство противника имеет важное значения, если, конечно, у тебя нет черного пояса (у меня, к сожалению, нет). Рост у незнакомца был немногим больше моего (это я еще во время драки заметила, сейчас-то не поймешь: мы оба сидим). Из одежды темные джинсы и светлая рубашка. Ну, и на ногах кроссовки. Удобная одежда, что ни говори. Не то, что моя ночнушка. Это только в фильмах девушки в бальных платьях (порой еще и с корсетами) на раз-два раскидывают противников. В реальной жизни все по-другому. В общем, знакомых, что соответствовали бы названым параметрам, у меня не было. Впрочем, об этом я и раньше догадалась. Кто знакомый не вломился бы ко мне в квартиру. Он бы позвонил в двери, а не возник из ниоткуда. — Как ты сюда попал?

— В окно влез, — незнаомец саркастически усмехнулся. — В дверь, понятное дело, вошел. Замок у тебя хлипкий.

— Сменю на днях, — пообещала я.

— Для меня любой замок не проблема.

— Ты вор? — удивилась я. Незнакомец на вора не походил. Разве что на убийцу. И то, на тех, что любят в фильмах изображать. В реальной жизни убийцы неотличимы от простых людей. Помню, как во время практики допрашивала я одного. Казалось бы, обыкновенный старичок, а на деле двоих убил!

— Специалист широкого профиля.

— Если я себе руку сломаю, тебе звонить можно? Поможешь, специалист широкого профиля? — съязвила я.

— Конечно, вторую для симметрии сломаю. Совсем не узнаешь? — снова вернулся к своему вопросу он.

— Я ведь уже сказала... — внезапно меня пронзила мысль. Я еще раз внимательно посмотрела на его лицо. — А ты не тот турист, которому Катька показывала город?

— Наконец-то! А я уж думал, у тебя преждевременный склероз.

— Где Катька? — я не обратила внимания на его сарказм. — Ее отец уже обыскался!

— Я заметил! — парень достал из кармана какой-то бланк. — Мы уже познакомиться успели. Очаровательный человек. За одну встречу воспылал ко мне братской любовью. Теперь расставаться не хочет. Смотри, — он передал мне бланк. — Бумажку оставил, даже расписаться заставил.

Я взяла в руки бланк, быстро просмотрела его.

— Ну что ж, стандартная бумага. Подписка о невыезде на время проведения расследования. Скажи спасибо, тебя за решетку на двое суток не бросили. Катькин отец и не такое мог. Впрочем, еще не вечер. Ты под подозрением. Так что вламываться ко мне было рискованно. Может, еще и залетишь в тюрьму. Да не на двое суток, а, по меньшей мере, на месяц. И то, если адвокат подсуетится. За взлом.

— Я туда попаду, только если ты меня заявишь. А тебе это не нужно.

— С какой стати? — удивилась я. — Назови хотя бы одну причину, чтобы мне не стукнуть, куда следует?

— Ты не дятел, чтобы стучать, — парень нагло усмехнулся. Потом заговорил серьезно. — У нас цель одна — твою подружку найти. Вот я тебе и помогу, точнее... Ты мне поможешь!

— Катьку? — мой голос был полон скептицизма. — Да она уже завтра наверняка найдется. Может, мобильник забыла зарядить, он и вырубился, или украли его. Дядя Павлик покричит на нее для порядка, Катька расплачется, он еще и виноватым окажется, купит ей очередные туфли. Или сумочку. Я как раз недавно видела подходящую к ее крокодиловым ботфортам. И все успокоятся.

— А если нет? Мне через две недели нужно быть в другом городе. Если эта твоя Катька к нужному времени не вернется? Давай так, — предложил парень. — Твоя подруга находится, этого разговора не было. Я благополучно сваливаю. За то, что к тебе в квартиру ввалился, веду в ресторан. Самый шикарный.

— Перебьюсь! — вставила я.

— Если нет, — продолжил незнакомец, — ты мне помогаешь ее искать.

— Как, интересно?

— Я города не знаю, ваших порядков, кому Катька могла насолить.

— Ну, если я такая умная, все знаю, зачем мне твоя помощь нужна?

— Я умею у людей правду выпытывать, — внезапно он посмотрел мне в глаза. Я вздрогнула, такой мрак плескался в его темных очах. Отчаяние, безнадежность, ненависть, боль, а еще страсть, сила. Я тряхнула головой, отмахиваясь от дурного предчувствия. А когда вновь на него поглядела, увидела расцветшую на лице насмешливо-презрительную улыбку. — Мне не лгут.

— Полиция тоже не любит лжецов. У нее для них даже санкции предусмотрены. Почему бы не оставить дело профессионалам?

— Они могут не успеть. А я не собираюсь сидеть в вашей дыре и лишнего часа. К тому же, ты ведь сама будущий профессионал. На юриста учишься, в полиции собираешься работать. Мне Катька многое успела про тебя рассказать, — заметив удивление от его осведомленности в моих глазах, с улыбкой объявил незнакомец. — Можешь считать, мы уже знакомы, Виттория.

— Забавно. Только я даже не знаю твоего имени, знакомый.

— Дамиан.

— Не здешнее имя.

— Так и я нездешний, — парень снова улыбнулся. Вообще, настроение у него было, видно, превосходным, так как, он постоянно демонстрировал мне свои белые зубы. Но странно, его веселье совсем не радовало меня. Наоборот, от каждой улыбки по коже, как от холода, начинали бежать мурашки.

— Я бы помогла. Но мне на работу с утра нужно. У нас на город одно туристическое агентство. А экскурсоводов не так много. Если Катька завтра не вернется, нас еще меньше останется. Не приду я, мне за месяц зарплаты не видать.

— Скажешь, что тебя уже наняли. Я. Сколько у тебя сутки стоят?

— Двести.

— Всего-то! — Дамиан удивленно присвистнул. — Тогда, считай, я тебя нанял. На все две недели. Встречаемся завтра у твоего дома. В десять утра. До встречи, — он махнул мне рукой и вышел за дверь.

Я слышала его стихающие шаги в коридоре. Потом еле слышный хлопок входной двери и тишина.

Кто же ты такой?

Я задумчиво смотрела на двери, пока она вновь не открылась.

— Вить, ты до сих пор не спишь? — бабушка смотрела на меня с укоризной во взгляде.

— Уже ложусь. Ты вон тоже, погляжу, не спишь.

— Да голоса мне какие-то почудились, будто в доме кто чужой. Ну, оно знаешь, в старости всяко бывает. Померещилось мне. Ложись.

Я кивнула, легла на кровать и накрылась одеялом. Бабушка выключила свет и засеменила по коридору. На ее шаги я даже внимания не обращала, все думала о недавнем визитере. Странный он какой-то, очень странный. Вроде и тон шутливый, а в глазах блеск опасный. Не зря он мне сразу не понравился. Еще когда Катька поменяться предложила. Да и не вламываются обычные люди среди ночи к тебе в квартиру. А если вламываются, не для того, чтобы поговорить.

Я присела на кровать и потянулась к мобильному. Может, Олежке звякнуть? Пусть бы по базе Дамиана пробил. Имя уж больно редкое. Может, и без фамилии кого отыщет. Затем взглянула на циферблат, покачала головой и отложила мобильный в сторону. Нет, в час ночи Олежке звонить поздновато. Ему ведь завтра на службу. Сейчас человека разбужу, потом неделю сволочью себя чувствовать буду. Особенно если Дамиана не обнаружат, или если он простым форточником окажется. Внешность обманчива. Впрочем... Не в этом случае! Форточники деньгами не разбрасываются и не спешат будто на конец света. Надо будет присмотреться к парню пристальнее. А Олежке завтра звякну. Все равно он раньше девяти на работу не попадет.

Из снов Витториии...

Высокий мужчина с плотным брюхом, словно метеор, ворвался к дочери в опочивальню. А злой, как тысячи голодных псов. С ненавистью во взгляде.

— Ты не произвела нужного впечатления!

— И что? — Габриэлла — уже не маленький ребенок с любопытными глазками, а высокая девушка лет пятнадцати с еще не полностью сформировавшейся фигурой, мягкими, будто кукольными, чертами лица и копной светлых волос — медленно снимала с волос драгоценности. — Я никогда и не рвалась в жрицы.

— О чем ты говоришь? Это самая почетная должность. Все только о ней и мечтают!

— Они идиоты! — отрезала девушка и, сняв с волос последний камень, поднялась на ноги. — Сколько их уже было на моей памяти. Сначала тетка, теперь Карен, а год-другой, ищут новую. Не хочу подыхать, не дожив до тридцати лет! Но тебе-то все равно. А если меня заберут, тебе и кормить меня не надо, и приданое за меня давать. Еще и сами церковники приплатят, не говоря уже о людском почете, уважении.

Граф резко ударил дочь по лицу.

— Заткнись!

— Ударь меня еще! — взвилась девушка. — Каждый твой удар уменьшает возможность того, что в следующий раз придут за мной. А они придут, — на мгновение ее подбородок затрясся. — Меня не могли забрать сейчас. Мне еще даже кос на голову не уложили. Но через год... — от злости она сжала зубы. — Ударь меня!

Граф замахнулся да так и замер, глядя на ее холодное и, даже несмотря на красный след от пощечины, прекрасное лицо. Затем сплюнул в сторону и вышел из комнаты, громко хлопнув за собой дверью.

Габриэлла стояла и смотрела отцу вслед, затем медленно подошла к окну, улыбнулась и махнула рукой прощающейся с семьей Карен. Сегодня кузина, как всегда, улыбалась, была счастлива. Словно бабочка, летящая навстречу огню.

Идиотка, она думает, что будет нести людям свет!

Как же!

Сегодня Карен стала жрицей, одной из пяти. Радость-то какая! Немногим судьба преподносит такой дар. Габриэлла последний раз махнула рукой кузине и отвернулась от окна, зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться. Но предательские слезы все равно покатились по щекам.

Не праздник сегодня пришел в их дом — беда.

Когда-то Габриэлла восхищалась, завидовала жрецам и их власти. И до безумия хотела стать одной из них. Давно это было. До того, как эти ублюдки убили ее мать! Девушка заскрипела зубами от бессилия и злости. Теперь она бы с радостью убила всю эту мразь, прикрывающуюся благими намерениями. И ни за что в жизни не захотела бы стать одной из этих убийц. Такой, какой стала ее кузина, не понимавшей, на что она себя обрекла.

Не долго живут жрецы. Особенно девушки, особенно такие добрые, сопереживающие всем, глупые, как Карен. Габриэлла сложила руки в молитвенном жесте, но не смогла произнести ни слова, вместо этого встала и подошла к зеркалу.

Ее лицо покраснело и распухло от отцовской пощечины и слез, нос выглядел ужасно, волосы, и те спутались. Девушка медленно достала платок и начала осторожно вытирать лицо.

Больше никогда не будет она плакать. Хватит! Если она не станет жрицей, в одну ночь в дверь их замка постучат и объявят ее ведьмой. Как когда-то пришли за ее матерью за то, что посмела отказаться от предложенной чести.

Все равно смерть.

"Но я не мать, не тетка, не Карен! — она высоко подняла голову. — Мне не станет никого жаль. Я выживу. Если понадобится, сделаю все. Но я выживу!"

А Карен... Что ж... Габриэлла не сомневалась, что для ее кузины настали последние деньки!

* * *

— Мы должны об этом сообщить!

— О чем? — двадцатилетний Демитрий, с мягкими женственными чертами лица, только-только ставший жрецом, растянулся на траве, жуя колосок, будто самый настоящий пастух.

— О Кристофе, Микхале и Дерни. Они оболгали невиновную!

— Что? — от удивления парень едва не подавился. — Ты для этого меня сюда пригласила?! А я-то думал...

— О чем? — не поняла Карен, ни капли не изменившаяся с того дня, как покинула родной дом. Невысокого роста, но подвижная, с ладной фигуркой, которую так и хотелось обхватить руками да привлечь к себе. Длинные рыжеватые волосы обрамляли красивое, немного простоватое лицо. Дополняли картину большие глаза болотного цвета да курносый нос. В общем, не красавица, но и глазу есть за что зацепиться. — Я к тебе-то пришла, потому что ты еще не увяз в этом...

— Болоте, — подсказал парень, глядя на глаза собеседницы и мечтая... Впрочем, нет, не мечтая, жалея. Жалея о тех временах, когда любая рыжая девушка считалась ведьмой, жалея, что сам родился не тогда — двадцать лет назад — когда епископом был настоящий Светоч, а не мягкотелый, дряхлый старикашка, что сейчас занимал его место. Так и эта Карен. Родись она двадцать лет назад, не нужно было бы выслушивать всю ее глупость, нелепые обвинения...

— В грехе! — отрезала девушка. — Ты ведь только стал жрецом, твои руки чисты. Но вот остальные, — она покачала головой. — Они убийцы! Мне говорила об этом... — ее голос дрогнул. — Мама. Она тогда последний раз домой приезжала. Давно это было. Я еще совсем маленькой была. Но помню, как сейчас. Белую кожу, впалые, усталые глаза. Она все время кашляла и заслоняла рот платком. А потом служанки пытались его отстирать от кровавых пятен. Одна из них тоже заболела, а потом исчезла. Помню, повариха долго рыдала, что ее дочери пришлось уйти. Меня к маме в комнату не пускали, я только из окна могла и глядеть на ее поникший силуэт, худые, словно высохшие руки, дряблое лицо. Я все хотела поговорить с ней, рассказать, как жила во время ее отсутствия, помечтать о том, как мы заживем теперь, когда она вернулась насовсем... — девушка помолчала. — А она умерла. И поговорить с мамой удалось только раз. Да и то не разговор. Мама все шептала, что болезнь — это кара за грехи ее, что они все грешники. Отправляют на костер невиновных. Что Господь отступился от детей своих. Что и Микхале, и Дерни, и Винс, чье место ты, Демитрий, занял, убийцы! А Кристоф... Кристоф хуже всех! Мама говорила: он понимает, что делает. Понимает, что поднимает руку на невиновного... И все равно созывает людей на новый костер!