Дневники дракона. Часть 1. Дракон среди людей

"Водички не хочешь?.."

"НЕТ!"

Стоит ли говорить, что в ту ночь я спала на мокром?.. Как не заболела — ума не приложу, но утром у меня зуб на зуб не попадал, и я почти обрадовалась, когда мою клетку занавесили какой-то плотной дерюгой, хоть как-то уберегающей от пронизывающего северного ветра. Сперва просто обрадовалась, но потом сла­дость момента подпортила гнилая мыслишка, а с чего такая забота. Судя по тому, как крепко привязали к низу клетки сию "попонку", тут покопалась большая соба­ка, но, как я ни старалась, дорваться когтями до ткани не смогла, и, едва не сломав себе лапу, когда клетку внезапно дернуло в сторону, оставила эту идею. Естествен­но, не видно было сквозь эту ткань ни черта, зато все прекрасно слышно, и, лежа на полу и слушая, я весь день, как на иголках, проторчала. Где-то после полудня, судя по мутному светлому пятну, заменяющему солнце, дорога под ногами суще­ственно изменилась — вместо мягкого шуршания мелких камней колеса повозки застучали по крупным булыжникам, а, заглянув в дырку между досками, куда я, пардон, обычно справляла свои дела, убедилась — мостовая, отменно вымощенная крупными красноватыми камнями. Стоит ли говорить, что от стука дерева, окован­ного толстым слоем металла, по этим самым каменюкам у меня вскоре разболе­лась голова, и, обхватив голову лапами, я тихонько завыла — но на этот раз меня вряд ли кто-то услышал, такой жуткий шум стоял вокруг. Уши, мои уши!.. К окон­чанию пути — а до этого прошло несколько изматывающе длинных часов — я уже готова была биться головой о прутья, но те, заразы, стояли слишком далеко друг от друга, а череп оказался чересчур прочным, и самоубийство пришлось отложить на неопределенный срок. У-у-у, собаки! Когда же мой "экипаж" остановился, я уже валялась на полу трупиком, безразличная ко всему окружающему миру, и го­това была кричать от счастья, едва шум утих — но, как оказалось, веселье только начиналось. Голоса, голоса, голоса, стук колес, снова голоса, скрип, скрежет, лязг цепей... Боги, куда они меня приволокли?! Пытаться прочитать чьи-то мысли я даже не пробовала — и без того плохо было, еще только голосов в голове не хвата­ло для полного счастья! Осторожно подползла к давешней дырке в полу (благо, вчера не ужинала, ибо иначе ко всем прочим радостям жизни добавилось бы еще и несварение желудка), попыталась осмотреться, но ничего нового не углядела, при­шлось отказаться от идеи и вернуться на прежнее место. Как раз вовремя — ибо, опоздай я на минутку, и собравшиеся вокруг люди увидели бы вместо дракона лишь его обтянутый чешуей зад, а так... ну, увидели перед. Стараниями Торака — вымытый и почти чистый перед. Ну что ж, здрасте. Будем, так сказать, знакомы...

"Этот, толстый, наверняка граф", — подумала я, разглядывая невысокого и действительно полного человека с жидкими светлыми волосами и одутловатым лицом, глядя на которое, возникала отчетливая ассоциация с жирным боровом. Глаза-пуговки, совсем не аристократичный нос картошкой, круглые румяные щеки и пухлые губы... Яблока во рту не хватает — вот и вся разница. Но вот еще одна неувязочка: ни один боров, будь он в своем уме, не станет так смотреть на драко­на. Ни в жисть. За свою шкурку побоится. А этот его двуногий аналог разглядывал меня, как лакомое блюдо, разве что только не облизывался. Признаться честно, мне даже стало как-то не по себе, глядя в эти маслянистые глазки, прямо-таки пожирающие меня живьем, со всеми костями. Ох-хо-хо, шептала мне моя пятая точка, что надо сматываться из клетки, а я ее не послушала... Вот и допрыгалась. Испугалась диких земель и пожизненной робинзонады? Радуйся, зверушка, вот твой новый хозяин. Такой отпустит тебя на свободу только хвостом вперед, и то не факт — вдруг у местных в моде вешать на стены драконьи шкуры, или ставить в прихожей набитое сеном чучело?.. Уши сами собой пригнулись к затылку, грива на шее поднялась дыбом, а уголки губ оттянулись назад и вверх, обнажив зубы — и немаленькие, спешу заметить, зубы! — но разве ж этого проймешь... Ему, кажется, даже понравилось. Чуть в ладоши не захлопал, сволочь, и тут же что-то затараторил, как сорока, мало что руками не размахивал... Тьфу ты!

Говорят, нехорошо поворачиваться к потенциальному врагу задом, но мне было просто тошно смотреть на эту рожу, так что пришлось пренебречь правила­ми во имя спасения клеток головного мозга. Оно, впрочем, и правильно было — эта балаболка не затыкалась еще минут десять, но под конец дело все же сдвинулось с мертвой точки, как и моя повозка, загромыхавшая по широкой дороге, спиралью поднимающейся по склонам конусовидного холма с плоской, словно бы срезанной вершиной, на которой и располагалась резиденция его... как там графов принято называть? Ваша светлость? Или ваша милость?.. Ну и ладно, будет просто графом. А еще лучше — толстяком. Итак, хоть хозяин этих земель и не вызвал у меня сим­патии, против его, гм-гм, места жительства я ничего не имела — шикарно во всех отношениях, ХОЧУ СЕБЕ ТАКОЕ ЖЕ. Кто бы там ни был автором-проектиров­щиком сего чуда средневековой архитектуры, ему, в самом прямом смысле, уда­лось совместить несовместимое, и весь город был одновременно и красивым, и практичным, с точки зрения возможной обороны — захватить такую крепость рискнул бы разве что самоубийца! Благодаря естественным уступам, подобно гри­бам-трутовикам "наросшим" на склоны холма, люди смогли спроектировать многоступенчатую систему защиты — каждый уступ, вне зависимости от назначе­ния, сам по себе являлся миниатюрным донжоном, автоматически обеспечиваю­щим защиту последующим "ступеням". На самых широких из них, собственно, располагался сам город, однако разглядеть его как следует я не успела — проехали, не задержавшись, а прилегающие к вершине более мелкие "грибочки" целиком и полностью ушли во власть замкового комплекса, которому, имхо, не грешно было завидовать даже королю! Уж не знаю, на какие шиши предки толстячка отстроили такую красотень, но работали на совесть, и сам замок на вершине холма казался огромной птицей, почти расправившей свои могучие крылья... да так и застыв­шей в этом полудвижении, когда кажется, что еще чуть-чуть — и действительно по­летит! Если бы не стены, толщиной не со всякий дом, не огромные ворота и узкие, хищные бойницы... Ничего удивительного, что местный владетель такой совер­шеннейший раздолбай — в таком месте и Апокалипсис не страшен, пройдет — не заметишь! В голове, правда, тут же зазвучал ехидный голосок, каким именно об­разом я — чисто теоретически! — собираюсь покинуть этот райский уголок до того, как черные объятия смерти сделают меня навеки свободной, однако я решила проигнорировать сей животрепещущий вопрос, полагая, что сперва надо разобраться, где, как и насколько — а уже потом обдумывать все остальное.

Естественно, в замок меня не повезли — хе-хе, пожалели, жлобы, изящное уб­ранство своей резиденции! — поэтому пришлось удовольствоваться одним из усту­пов, располагающимся лишь на два уровня ниже дворянских угодий, в каком-то лесопарке, приспособленном под зверинец. Надо сказать, жилище было очень даже ничего — и воняло не сильно, и вид открывался шикарный. Единственное "но" — клетки были тесноваты, но это уже издержки местного производства, что никак не может наладить масштабный выпуск удобных решетчатых апартаментов для свалившихся им на голову драконов. Вот и приходится сколько-то-там-метровых чудищ пытаться затолкать в низе-е-енькую клетушечку, жилплощадь которой, в масштабах драконов — чуланчик в родном общежитии, где и развернуться-то не всегда получается без потерь со стороны швабр и поломанных стульев. Естественно, такой произвол мне был не по душе, и, уперевшись всеми четырьмя лапами, я решительным "фе" высказала свое отношение к смене личного пространства. Хрен, конечно, редьки не слаще, но к своим хоромам на колесах я, по крайней мере, привыкла, и решительно не могла понять, с какой стати мне изображать из себя кораблик в бутылке и лезть в эту дыру. К клетке, было, сунулся кто-то с галерки, судя по доспехам и вооружению — из местных служб правопорядка, но его короткое копье было остановлено голой и пухлой ручкой, единственным жестом высказавшей отношение графа к подобным методам принуждения. Вывод отсюда следовал просто умилительный: бить меня не будут. Будут любить. Оч-чень хорошо. Можно покапризничать. И, усевшись в позу, я подняла голову к небесам. После первых звуков "песни" люди шарахнулись во все стороны веером, затыкая уши, но я не обращала на них никакого внимания, продолжая выводить свои рулады, пока не прислали парламентера — Торака. У-у-умные мальчики, в корень зрят. Догадались, кого выбрать... Долго думала, сорвать Тораку карьеру или нет, пока думала — почти забыла про вой, и паренек, стараясь выглядеть уверенным, начал что-то негромко мне выговаривать... какую-то чушь, по-моему, хотя в мыслях его чуши не было и в помине.

"Чего встала-то?"

"А ты бы в такую дыру полез?!"

"Нет. Но тебе стоит послушаться. Граф, конечно, сейчас слюнки пускает, на тебя глядя, но так будет далеко не всегда. Будь осторожнее".

"Ладно", — проворчала я, отрывая зад от пола клетки, после чего смиренно прошествовала вперед, в новое жилище — пригнувшись, в противном случае я определенно рисковала зацепиться за потолок рогами. На этот раз пронесло, и, стоило мне переступить порог, дверь за моей спиной поспешно закрылась. Замок щелкнул как-то не слишком дружелюбно, но я уже едва смотрела в ту сторону, с кислой миной на морде обследуя доставшуюся мне на халяву "квартиру". Хотя нет, что это я — "квартира". Хрущевская кухонька. Нет, еще лучше — кладовка. Словом, минимальное пространство, которое требуется дракону для того, чтобы не лежать в позе эмбриона двадцать четыре часа в сутки. М-да... Некоторое время мои "зрители" еще кантовались поодаль, но потом, судя по всему, настало время обеда, или еще чего-то там, и вся честная компания дружно свалила прочь. А с ними — Торак. На этот раз, увы, фирменный вой не помог — ушлый мальчишка даже не оглянулся, и, поворчав с горя, я все-таки замолчала, а то еще соседей... кстати, о последних — кто там у нас обретается в непосредственной близости? Из-за деревьев, конечно, фиг кого нормально разглядишь, но, если оч-чень захотеть, то можно увидеть, что по правую руку от нас, дама без господ, обретается нечто... нечто странно-коричневое, покрытое толстой и крупной — ха, куда там моей, мел­кокалиберной! — чешуей, каждая из которых была, по меньшей мере, с человече­скую голову величиной. Такую, пожалуй, даже из арбалета не пробьешь... Правда, судя по лапам, это, скорее всего, был травоядный, а не хищ­ник, но, тем не менее, я прониклась к его бронированной тушке глубоким уваже­нием. Еще бы на морду посмотреть, но, увы — морда оказалась спрятана от нескромных взглядов чем-то, похожим на огромные кожистые уши, а посему уви­деть ее не представлялось возможным, и я решила отложить близкое знакомство на более удобное для нас обоих время. Между тем, по левую руку, соседей у меня был — целый гарнизон! Точнее сказать, их оказалось всего-то семь не то десять, но, если бы вы увидели этот мечущийся во всех направлениях живой клубок, ни на мгновение не останавливающийся для передышки, то поняли бы причину моей ошибки! Сами эти зверюшки, как выяснилось, напоминали каких-то волков, хотя и очень отдаленно — вместо передних лап у них были огромные кожистые крылья, совсем как у меня, задние почти не отличались от волчьих, за исключением очень гибких пальцев с острыми когтями, а завершал все это хозяйство длинный и жесткий, совершенно не звериный хвост с чем-то вроде плоского плавника на конце. Выглядело, признаться, просто потрясающе, но вся красота меркла, стоило вз­глянуть на рожу сего природного извращения, ибо по сравнению с ней мордочка любой, даже самой неказистой летучей мыши... В общем, вы меня поняли. До сих пор не по себе, как вспомню эти выпуклые темные глазищи и волосатые носы... Бр-р-р. Бр. Ладно, проехали. К тому же, пока я видами любовалась, как раз подо­шло время для кормежки, а так как ваша покорная слуга чувствовала себя весьма и весьма проголодавшейся, то мгновенно унюхала, откуда дует ветер, и села в позу верного песика, дожидающегося заветной косточки. К счастью, никаких комплексов у местных кормильцев по поводу присутствия в клетке дракона не воз­никло, и, наскоро сунув в нее полагающуюся мне порцию, мужик с объемной тележкой свалил, и я принялась за освоение местной кухни.

Откровенно скажу: кормили плохо. Нет, если бы то же самое меню мне предложили где-нибудь в глубинке, в бедняцкой семье — я бы еще поняла, приняла и посочувствовала, однако же, люди, имейте совесть! Может, по вашим меркам этот завалявшийся кусок мяса и велик, и сочен, и вкусен, но на мой взгляд — дрянь порядочная. Отбитое, подсохшее, с этими противными темными полосами... бр-р. Однако — то было мясо, и, состроив мученическую рожу, я его-таки съела. Умяв всю порцию в два с половиной несильных укуса. Тоскливо прочистила ороговев­шим кончиком языка зубы, вытурив оттуда несколько завалявшихся кусочков, по­сле чего громогласно щелкнула челюстями и обратила внимание на вторую поло­вину обеда — какую-то жирнолистную ботву с неким отчетливым запашком то ли лимона, то ли апельсина, то ли еще какого цитруса. Ум-м-м, витаминчики! Или, быть может, местная братия просто не в курсе, чем кормить дракона, вот и пихает ему в клетку что попало?.. Взвесив все "за" и "против", я все же решилась попро­бовать, рассудив, что хуже уже всяко не будет, а вот полупустой желудок жалобно урчал, требуя добавки к скромному пайку. Вздохнув — хоть бы настоящий апель­синчик предложили! — я меланхолично оторвала кусок зелени и принялась жевать, самой себе до изумления напомнив обычную корову. Сравнение мне не понрави­лось, и, не без усилия заставив себя проглотить свой "корм", я приказала вопяще­му желудку заткнуться, после чего протопала в уголок и принялась укладываться, тем паче, что солнце уже касалось верхушек гор, окружающих город, а мне, вымо­танной, как после поездки "Москва-Владивосток", отчаянно хотелось отдохнуть и выспаться.

Вот только — бли-и-ин... — ну разве ж дадут?!..

Первыми проснулись летучие волки — видимо, додрали свой ужин и решили, как в известном мультфильме, что "Щас спою!". Сперва один из них, видимо, са­мый бойкий, начал тихонечко так то ли плакать, то ли скулить, и я уж подумала, что несчастная животина отбила себе лапу или лишилась клока шерсти в затрапез­ной драке, но чуть погодя к "обиженному" присоединился еще один голос, а по­том еще, и еще один, пока, наконец, вся стая не подхватила напев, силой своего сплоченного хора заставив даже меня взвыть в голос! Копытный сосед справа тоже зашевелился, гремя чешуей и недовольно хрюкая, а дальше понеслось — словно от взрывной волны, каждая тварь, сидящая в клетке, просыпалась и торо­пилась влить свой голос в общий концерт, пока, наконец, не пробудился самый страшный зверь в этом заведении — заспанный и в стельку пьяный сторож, что, гремя тяжелым костылем, прошелся вдоль дорожек, самых непонятливых "пев­цов" тыкая окованным железом концом в бока, так что те мигом затыкались и за­бивались по углам. Меня, очень красноречиво изображавшую глубокий сон, не тронул, и, поворчав еще немного, вернулся к себе. После этого все остальное зве­рье как-то поутихло, и, облегченно вздохнув, я поставила жирную точку в этом крайне насыщенном событиями дне, а именно уснула.