Да уж, это действительно было нелегко. Видеть как отец, пожилой азербайдженец, еле сдерживает слёзы, как всхлипывает мать: — Ты приезжай к нам ещё, дочка... Хорошо, что у Рамиса осталась сестра.

— Спасибо тебе за деньги, они очень помогли, — Акбар, наконец-то вернул самоконтроль.

— Я узнала что у вас с Касимом большие проблемы из-за нас. Говорят, вы взяли деньги у местного мафиози и он требует досрочно отдать долг или ваш бар.

— Это ещё не большие проблемы. Кредитор имеет право, такой был уговор.

— Когда нужно отдавать?

— Через месяц.

— Мы можем помочь.

— Не надо. Это мои проблемы.

— Акбар... я знаю, ты не хочешь быть нам обязанным...

— Не хочу быть никому обязанным. За это потом очень дорого платить.

— Я понимаю. Мы тебе не предлагаем денег, хотя мы помогли бы просто так, потому что обязаны помогать тем, кто помог нам, даже не полностью понимая, что он делает. Но ты всё равно не возьмёшь.

— Ты догадливая. Я ждал, когда ты, наконец, скажешь "мы"?

— Да, а что в этом такого? Ты в непонятках, чем я занимаюсь? Ладно, давай по делу — хочешь выкрутиться из этого дерьма, мы реально можем помочь, сведём с нужными людьми, это бизнес и ты никому ничем не обязан кроме прямо взятых обязательств. Свои полмиллиона сможешь отдать очень быстро.

— У меня есть свои понятия о том что можно, а что нельзя.

— Ни предательства, ни наркотиков, ни заказных убийств, ни работорговли, ни подачек как собачке.

— Повеселила. Это на чём можно так резко подняться?

— Тебе всё расскажут, выбор будет за тобой. Мой совет — для начала попробуй, потом решишь идти дальше или нет.

С тех пор всё изменилось.

Через два дня к нему подъехали поговорить. Акбар и не думал о такой теме — поставке нейросетевых коммуникаторов. Поставка нейрокомов была запрещена во всём "цивилизованном мире" как нелегальная электроника, кто их возил полиция пока не сумела раскопать. Не то что бы не старалась, просто не упиралась рогом, это не было приоритетом. Трудно было представить, какой подъём делают пацаны на маленьких железках — почти как на наркоте, но это были честные деньги. Тех, кто вёл тему, интересовали исключительно деньги, но Акбар согласился попробовать далеко не только из-за бабла. Он считал, что так правильно.

После первых двух прогонов братва поняла, что имеет дело с серьёзным специалистом. Тридцать тысяч за пробный прогон превратились в семьдесят, двадцать уходило на накладные расходы, пятьдесят оставалось на руках. Две поставки в месяц. Дело было рискованным, приходилось часто менять маршруты, перевалочные пункты и способы перевозки. Это Акбар умел делать ещё со своего подпольного прошлого.

Месяц прошёл быстро, братья надеялись, что удастся им разрулить с толстяком Мансуром, но тот категорически потребовал досрочного возврата кредита согласно договору: "Вы сами виноваты, связались непонятно с кем, сейчас легавые вас пасут, вот повяжут вас и пропали мои деньги. Вы много вернули за последний месяц, но больше я не готов рисковать из-за вас своими деньгами." На самом деле ему нужен был их бар, территория выгодная, место раскрученное, там его пацаны будут торговать дурью и девками.

За день до возврата в шесть вечера Мансур с тремя телохранителями нарисовался в баре, бухнулся за стол, по-хозяйски осматривая помещение. "Ну что, Акбар, я готов взять ваше заведение в счёт кредита и даже готов дать сто тысяч сверху. Это хорошие условия."

"Бар стоит в два раза дороже, Мансур," — пытался протестовать Карим, но толстяк только презрительно усмехнулся. "Так продай его и верни долг. Завтра в полдень возвращаете полную сумму или оформляете бумаги на моих пацанов, получаете свой стольник и расходимся. Ещё лучше — идите под меня, не пожалеете. Я бы не стал усмехаться в твоём положении, Акбар. Могу ведь и просто забрать помещение и больше ничего не дать."

Карим умоляюще смотрел на брата, тот молчал. Оставались сутки, найти деньги он мог, но это могло значить из огня в полымя. Из турецкой братвы или общины ему бы никто не ссудил сейчас и сотни тысяч, это значило поссориться с толстяком — эта тварь набрала большую силу. Пойти к Кёллеру значило ссучиться, взять деньги у океанийцев было хуже чем авантюрой... Акбар невидящими глазами смотрел на дождь за окном, очередной раз лихорадочно просчитывал варианты и не находил выхода. Надо было решать.

Из мокрой пелены, поднимая облака брызг, выпрыгнули два чёрных внедорожника, тормознув перед дверью.

— Ты что, Акбар, совсем потерял берега?! Что, падла, лёг под хорват?! — прошипел толстяк побелевшими брылями.

— Вечер в хату честнЫм бродягам и всем людям с понятиями! — нарисовался на пороге подвижный невысокий парень в кепке, иконописный славянский жиган.

— Всех благ, — кивнул головой Акбар.

— Багор просил кланяться и подождать полчасика, — ужасный славянский акцент резал ухо, видно пацан был в Германии недавно, — Чо волыны мацаете, — он с усмешкой повернулся к телохранителям Мансура, напряжённо державших руки в карманах, — мы по делу, а не на мочилово.

Не трус пацан, один зашёл, мог ведь так ненароком словить пулю. Его звали Зор, Акбар видел его раз, когда тот приезжал с самим Багром.

Несколько минут, на первый взгляд, не значащих фраз. Мансур колебался уйти ему сейчас или подождать. Ещё две тёмных электромобиля подкатили через десять минут. Не обращая внимания на ливень, к дверям подошли трое серьёзных мужчин средних лет в длинных плащах, один из них держал чёрный кейс. Сколько осталось сидеть в машинах, было неясно, но было понятно, что дергаться не стоит. Первым зашёл высокий худощавый горбоносый Багор, многие поговаривали, что он самый опасный бандит Европы, а может и не только Европы. Пока живая легенда преступного мира.

— Пацаны по всему городу говорят, что толстун хочет скрысить у тебя территорию за долги, — обратился он к Акбару, кивнув вместо приветствия.

— Ты ничего не попутал с такими заходами? Следить за метлой никому не помешает! — прошипел Мансур.

Хорват даже не удостоил его взглядом, — Грешен — попутал, слишком вежливо говорю, не как следовало б. Всё от того, что заехал на территорию к правильным пацанам. Сколько он тебе должен, Толстун? — Багор разговаривал со старым барыгой через плечо, в каждом движении чувствовалось пренебрежение, — Что молчишь? Если ничего не должен, то закроем тему и разойдёмся.

— Четыреста двадцать, — выдавил Мансур, — Пацаны меня зовут Толстяк.

Бригада понимала Багра без слов. Седой с кейсом молча положил чемоданчик на столик, достал четыре большие прямоугольные пластиковые упаковки и две маленькие и молча бросил на стол перед Мансуром.

— Пересчитай, — чуть растянул губы Багор, — и верни пацанам расписку.

Лист бумаги лёг на стол, — Не нужно, с деньгами тебе можно верить.

Хорват повернулся к Акбару, — как будут деньги, отдашь. Можно по частям. Никаких процентов и условий. У всех бывают проблемы, надо помогать правильным людям когда им нужно.

Акбар кивнул: — Благодарю.

Багор молча кивнул в ответ.

— Не боишься, они под колпаком, заедут братья на кичман и пропали твои бабки, — встрял толстяк.

— Значит попаду, не первый раз и не последний. Понты дороже денег. Пусть крысы боятся, — он чуть заметно криво усмехнулся презрительной гримасой.

Из машин перед дверями вышли восемь тёмных фигур, пять шкафообразных, три худощавых, с уверенными движениям. Стрелки. Один шкаф с одним худощавым подошли и встали снаружи двери. Интересно, как Багор координирует своих? Нейросеть?

— Если будут левые наезды, дай знать, — с небольшим нажимом бросил Багор на прощание.

Это было всего несколько месяцев назад, со стороны в его жизни ничего не поменялось, также держали бар, есле сводя концы с концами, также Акбар "держал территорию", также отдавали долги. Для братьев и правда почти ничего не поменялось, кроме одной детали, к которой они относились, так сказать, неоднозначно. С одной стороны, дело благородное, с другой сильно стрёмное — в одном из подвалов на "их" территории Акбар держал пленницу.

Намучился он с торчушкой за эти три месяца. Бывалый мужик, а повелся как деревенский дурачок, из штанов потянуло выпрыгнуть, чтобы понравиться океанийской сирене. Та к делу подвела грамотно, вызвала нужные эмоции, настроение сочувствия, рассказала про бедняжку, потом тихим печальным голосом проворковала что конечно, наркоманы сами делают свой выбор и океанийцы редко за них впрягаются, но тут случай, типа особый, так обстоятельства сложились. У них такое правило, сделать всё возможное, чтобы помочь тем, кто помог им, даже того не зная. "Как ты думаешь, можно было бы что-то сделать?" — и взгляд такой... в общем, он и ляпнул, что попробует. Назад уже не отступишь.

"Но если у меня не получится," — сказал Акбар, — "я её убью и тушку распылю. Иначе она меня сдаст." "Хорошо," — спокойно ответила Ореанна, — "пусть будет так. Она всё равно скоро погибнет, а это её шанс."

Найти и сработать по-тихому было просто. Главное не делать полных глупостей типа не послать на дело своих пацанов. Подписали бывалую братву с другой территории. Торчушке приспичило вмазаться поздним вечером, уже ломка начиналась, её сдернули поехать перепихнуться за дозу и через промежуточное звено сдали акбаровским пацанам. Исчезла наркоманка, кто её всерьёз искать будет?

Акбару доводилось снимать людей с иглы, но мужиков, а с бабой всё сложнее. Мужика можно хоть отметелить как следует в качестве аргумента, а тут больше пары оплеух давать смысла нет. Было нелегко. Девка прошла через три недели ада. Она сидела на новой синтетической дряни, спрыгнуть с которой очень сложно. Несколько раз родители клали её в клиники, но только потратили все сбережения понапрасну.

Акбар приводил надёжного фельшера, потом доктора, покупал специальные препараты. Недёшево обошлось. Всё было на грани. Хорошо, что океанийцы подогнали своих лекарств, консультировал доктор по Нейросети, это помогло сдвинуть равновесие. На второй месяц физически Ханну уже колбасило раз в два-три дня и не так жёстко, как раньше. Проблема была в другом — она теперь не хотела жить. Акбар вёл её по бедным районам, на смотри, как это в реальной жизни. Больная неизлечимой формой рака девушка, отчаянно жаждущая жизни, парализованный парень, мечтающий только об одном — жить как все, умирающая женщина, плачущая, как же дети будут жить без неё, дети, рождённые инвалидами, пятнадцатилетняя девочка с тяжелейшим генетическим заболеванием, больные дети, убежавшие из приюта... Ханна плачет. Он ведёт её ещё и ещё. "Тебе дано всё — здоровье, красота, любящие родители... не то что — им. Посмотри как они цепляются, как борются за жизнь! Как они умеют любить! Ты видишь?!" Пленница находит в себе силы разрыдаться только дома, не на глазах у несчастных. Это хорошо. "У меня больше нет здоровья, нет воли к жизни..." — "Будешь работать, вернёшь и то и другое." "Ты когда нибудь умирала от жажды? Я да, это очень тяжело. Тысячи поколений умирали, чтобы жили мы. Они отдавали жизнь за детей, шли на смерть, отдавали детям последний глоток воды, бились со зверями, врагами, болезнями, смертельным холодом. Мы не можем предать их! Понимаешь?"

Несколько раз в день он водит её свой маленький спортзал в старом гараже. "А ну пошла на тренажёр!". Усиленное питание. Витамины. Лекарства. Не можешь есть? Пошла в спортзал!

— Я не могу больше, я смогу слезть с иглы! Убей меня, Акбар!

— Не волнуйся, как буду уверен, что не сможешь — сразу убью. Так что я с тобой, зря получается мучался что-ли столько времени? А ну пошла на турник!

— Акбарчик, милый, меня опять ломает, уколи меня снова той штукой, мне будет легче, помнишь, что в самом начале?

— Это только для начала, заменитель наркотика, тебе его больше нельзя.

— Я сделаю всё что ты захочешь, ну пожалуйста! Умоляю!

— Всё что захочу! Вот это здорово! Можешь подтянуться тридцать раз? Нет! А ну пошла на турник!

По вечерам Акбар планирует маршруты поставок и учится в Нейросети. "Когда ты спишь?" — спрашивают братья. По Сети инструктор научил его самогипнозу, так можно какое-то время продержаться почти без сна. Лучше так не делать без крайней необходимости, но иначе у него не получается. Как-то сама собой выросла тема — контрабанда океанийских лекарств. Они тут запрещены как опасные и непроверенные, но для тех, кто равнее других, их тут давно тихонько поставляют через Россию. Даже если кого-то очень сильно ненавидишь, то лекарство от смертельной болезни для себя или своих близких купишь у него всё равно. Акбар не ломит цену и поставляет всем, не забывая о безопасности.

Блок лазерного коммуниктора встал в прозрачные очки дополненной реальности. Появились две зелёные точки, потом третья. Надо же, сколько лазерных станций понапускали за последние пару месяцев. Как у океанийцев или поселенцев очередь летать с пращи, так обязательно забросят пяток, а то и побольше. Так они через полгода полностью покроют планету. Поди лазер заглуши.

Акбар почувствовал как заколотилось сердце. Было стыдно признаться самому себе, но он реально подсел на эту девчонку. Он всегда любил учиться, но сейчас грыз науки и навыки с неистовством фанатика. Такая женщина никогда не выберет малограмотного тупого мужика, а если выберет, то ненадолго. Природные способности и воля, подстёгнутые допингом эмоций и чувств давали результат — он уже закончил девятый класс. Океанийские уроки очень сильно отличались от принятых в "цивилизованном мире" не только тем, что они давали реальные активные знания и умения, совсем не обращая внимания на всякую муть, которой тут парили мозги ученикам. Интенсивность занятий превосходила общепринятую в два-три раза. Средний океанийский ученик получал объём знаний хорошего ученика одиннадцати-двенадцати летней западной школы лет за 7 лет, не считая типично океанийских курсов вроде выживания, основ психологии и социологии и военной подготовки. Восьмой класс на уровне колледжа или выпускника 1 университета. Обычно после этого идут работать, постоянно добирая курсы или проходил специализированное обучение с обязательной практикой, тренировкой умений, принятия реальных решений, дополнительной тренировкой характера и социальных умений. Учившимся на полной дистанционке, надо было при первой возможности пройти курсы, которые не особо получатся даже с Нейросетью. Особенно нравилось Акбару индивидуальная скорость обучения. Способный ученик обычно доходил до 8 уровня за 6 лет, одарённый за 5, талантливый — за 4. Акбар прошёл за 4 с половиной. Но это в среднем. По вычислительной математике, сетевым техникам и социальным наукам он уже закончил среднюю школу и потихоньку брал университетские специализированные курсы. Ему оставалось сдать всего один курс и он получит допуск к программе социальной инженерии.