Чудачка

Юрист же вовсе скривился и полез в бокал за градусным утешением. На заплетенный лес он старался больше не смотреть, впрочем, слушал речи Сил внимательно.

В лиственном лесу было светло. Деревья с глянцевитыми светло-коричневыми стволами не походили на земные, зато форма листа больше напоминала осину, составляя почти идеальный круг с волнистыми зубчиками по контуру. Полосатые черно-желтые брюшки пауков просматривались в белом сплетении нитей паутины явственно. Так же, как крупные нежно-лимонные цветы в листве и паутине.

— Насколько они ядовиты? — неприязненно уточнил Дарсен.

— Укус пишара не смертелен. Незначительная опухоль и зуд, — поспешили уведомить Силы. — Но, если порвать паутину одного, укусить нарушителя будет стремиться каждый паук из соседних сетей.

— А чем они питаются, я совсем не вижу насекомых. Ни пчел, ни бабочек. Ни мух... Уже всех съели? — задумчиво уточнила Надя.

— Пауки едят нектар уличи, — растолковали Силы.

— Так они все заплели, чтоб конкурентам к цветам не подобраться было? Однако! Ты еще скажи, что эти разожравшиеся полосатые чудовища превращаются в бабочек сказочной красоты! — удивился Дарсен.

Вместо ответа Силы показали очередное чудо: большую, с ладонь бабочку, чьи крылья переливались всеми цветами радуги.

— Что, правда? — изумился нечаянно догадливый законник, отставив бокал на край стола. — А чего сразу не сказали?

— Нам нужно беспристрастное суждение, — ответили Силы, явственно неравнодушные к бабочкам.

Судя по всему, Силы Двадцати и Одной попали в капкан неразрешимых противоречий: с одной стороны, им, бесспорно, нравились прекрасные создания с оригинальными стадиями развития, с другой — путь к храму у паломников не должен быть устлан ядовитыми непреодолимыми препятствиями. Думать о высоком, когда тебя массово жалят пауки, разъяренные разрывами художественно сплетенных сетей, очень непросто. Таких испытаний своим почитателям Силы не планировали.

— А раньше пауки сильно мешали? — осторожно уточнила Надя.

— Нет, обыкновенно их немного, они прячутся высоко в кроне, в глубине леса и не доставляют хлопот.

— Вспышка численности... Наверное, год был теплым и дождей вволю, вот ваши уличи и расцвели с небывалой щедростью, а вслед за ними и паучков прибавилось. — рассчитала девушка.

— И теперь они закусают всех, до кого доберутся? — торжествующе воскликнул Дарсен, упрямо гнущий свою линию на массовое убийство.

— Природа саморегулируемый до определенной степени механизм, — в свою очередь возразила Надя, обожающая биологию, зоологию и прочую '-ию'. На страницах учебных трудов по этим предметам, так же, как и в точных науках, почти не встречалось откровенного вранья. — Теперь надо всего лишь немного обождать. Нектара на всех пауков не хватит, потому прирост численности сменится спадом.

— И паломников тоже поубавится, — хмыкнул тихонько Дарсен.

— Да... — задумчиво вставили Силы Двадцати и Одной, реагируя на слова Нади и почти демонстративно не слыша язвы-юриста. — Иногда, если вблизи нет цветов, они едят друг друга...

— Это они правильно делают! — радостно потер руки законник. — А если еще и отравы добавить...

— Может, просто окружить дорогу пологом, или тоннель с непроницаемыми стенками сделать, чтобы пауки не смогли добраться до людей? А для паломников предупреждение повесить, чтобы в лес не совались.

— Тебя от собственного душевного благородства не тошнит? — сварливо уточнил Дарсен у коллеги.

— Нет, — заулыбалась Надежда. — Я пауков тоже не очень люблю, но бабочки из здешних красивые получаются. У нас из пауков только пауки, а здесь такая прелесть! Пусть живут и глаз радуют!

Радужный вихрь энергий стал ответом на предложение девушки. Вопрос, тяготивший Силы, оказался столь прост в решении! Воистину, Плетущая Мироздания, волею случая угодившая в мир без доступа к могущественному искусству плетения великих нитей Ткани Реальности, оказалась столь талантлива в расплетании сложных проблем, что ликование переполняло Двадцать и Одну, выплескиваясь во внешний мир фейерверками искр.

Дарсен аж прижмурился, не снеся светобуйства, и пробурчал:

— Тоже мне радость, паучков сберечь.

Но, кажется, остался доволен хотя бы уж самим фактом скорого решения вопроса. От него-то Силы отмотаются, наконец, со своими глупыми проблемами и дадут возможность вернуться к выпивке!

Высшие создания убрали трансляцию из паучьего леса и отключили связь с законником, но уходить не спешили. Все продолжали радоваться. Надя же осторожно уточнила:

— Силы, а Дарсен всегда столько пьет? Он так не сопьется?

— Мы заключили договор/ Он дал клятву помогать/ Взамен мы обещали по истечении годичного контракта дать увидеть ушедших в иную инкарнацию родных, — чуть-чуть виновато объяснили суть сделки с юристом работодатели.

— Возможно, стоило ему уплатить аванс — показать любимых, а в зарплату поставить возможность не увидеть, а поговорить с ними? — сразу простив юристу скверный нрав и все алкогольные закидоны, принялась уточнять Надежда.

Почему-то теперь чашка с компотом в руках казалась Наде издевкой над скорбью Дарсена. Пусть полный, сварливый и мрачный, он все-таки обладал отменным чувством юмора, острым умом и, вероятно, иными скрытыми талантами. Будь законник тупицей-алкоголиком, вряд ли Силы пожелали бы поставить его себе на службу. Все-таки тоска по близким — причина куда более уважительная, чем скука или патологическая тяга к блаженному забытью, даруемому туманом спиртного.

Предложение девушки заставило Силы задуматься и признаться, завиваясь радужной дымкой:

— Нам сложно просчитать/Предугадать/Судить!

— У нас в мире так принято: оплата труда делится на две части: аванс и зарплату. Аванс стимулирует работника. В иных мирах иначе?

— Так часто/Бывает/ Но... — нематериальные создания замялись и признались: — Мы не можем просчитать, как поведет себя законник после лицезрения тех, кто некогда был его семьей. Пока он живет надеждой, стремлением быть им снова нужным...

— Значит, вы его мучаете обещанием даже не встречи, а взгляда, — заключила Надя. — Ничего удивительного, что Дарсена тянет к выпивке. А от нее, между прочим, отмирают клетки головного мозга. Эффективность работы снижается!

Вот теперь, подстегнутые веским аргументом, Силы завертелись в шальном круговороте, споря сами с собой. Когда ты один, и то подчас согласия не достичь, а когда тебя больше двух десятков?

'Бросит работу/жалко/плохо думает/надо помочь/аванс /разочаруется?/Плетущая о нас плохо думает/Попробуем, как она предложила?' — все эти обрывки мыслеречи, долетающие до Надежды, звучали одновременно, создавая такой ментальный гам, что у девушки начала болеть голова.

Однако, стоило ей поморщиться, как Силы спохватились, испугались, что опять нанесли урон хрупкой избраннице, и смылись, как мышка в унитазе. То есть, бульк и нет!

Надя снова осталась одна и в тишине. Гудящая голова мгновенно прошла. Отхлебнув забытого компотика, Надежда только улыбнулась. С какими все-таки странными и замечательными созданиями свела ее судьба!

Люба, Дарсен, Силы Двадцати и Одной, Саня — каждый был по-своему замечателен, уникален и каждый ей нравился во всех своих красках. Они сверкали, искрились и не были присыпаны серым пеплом, как старый школьный знакомец.

Глава 4. Понедельник день тяжелый?

Присказке про тяжесть понедельника Надежда никогда особенно не верила. Ей было по-своему занятно проводить выходные дома и будние в офисе. В приемной Степаныча скучать не приходилось. Рутины как таковой не существовало в принципе. Что-нибудь да случалось!

К примеру, сегодня ей действительно пришлось убеждать охранника в своем праве пройти на рабочее место при помощи удостоверения. Михаил поначалу ее не признал. Но знакомый голос и синяя корочка в руках убедили вохровца в том, что в здание стремиться войти ассистент директора, а не враги-террористы с бомбой наперевес.

Коллеги же ее пока не видели. Надя тишком проскользнула в приемную до основного потока спешащих на работу сотрудников. Она как раз заваривала зеленый чай за столиком у окошка, когда дверь привычно шваркнулась с грохотом об косяк. Степаныч влетел в кабинет и заорал с порога, как ошпаренный:

— Ты кто такая? Где Надюха? Заболела?

Надежда обернулась с улыбкой на красно-бурую, пахнувшую острым перцем, вспышку начальника:

— Доброе утро!

— Надя? — облегченно выдохнул директор, чуть не выпрыгнув из жилета, натянувшего обширный живот, заменяющий грудь. — Уф, не признал, богатой будешь, или я с инфарктом в больничке. Хорошая стрижка. Ты теперь раскрасавица. Охрану что ль нанять, чтоб не увели конкуренты?

Девушка прыснула и, ставя на рабочий стол начальства чашку с зеленым чаем и вазочку с любимыми им солеными печеньками, пообещала:

— Я ни к кому не пойду! Мне тут интересно.

— А я думал, тебя шеф и зарплата устраивают, — буркнул разом подобревший после вовремя купированного стресса Степаныч, рухнул в жалобно скрипнувшее кресло и захрустел печеньем.

— И они тоже, — торжественно заверила Надя начальника, добавив к вазочке с печенюшками вазочку с конфетами. Почему-то босс больше всего на свете любил обычные рот-фронтовские батончики и кара-кум. Добавлять, что ее ужасно забавляют 'орательные' концерты шефа, девушка не стала. Ведь Степаныч считал себя великим, грозным и ужасным. Самое забавное, что таковым его полагала и большая часть сотрудников офиса, и работяг, отказывающихся эффективно работать без животворящего пенделя, сдобренного доброй порцией мата.

В остальном рабочий день не принес ничего волшебного и экстраординарного. Надя, укрывшись за монитором, стойко вынесла искренние, восхищенные или чуть завистливые охи-ахи коллег, жадных до зрелищ. Едва по офису пронеслась весть о ее прическе, народ косяком повалил в приемную. Адрес и имя талантливого парикмахера Надюшка не скрывала, и, очевидно, сделала 'Шику' вкупе с Саней не только эффективную рекламу, но и кассу на полгода вперед.

Для самой же девушки ничего кардинально не поменялось. Почта, звонки, компьютер и оригинальные запросы Степаныча из разряда 'не знаю, где и как, но найди, потому что надо' шли своим чередом. Сегодня, к примеру, она искала генеральскую фуражку на день рождения закадычному приятелю шефа. Кстати, такие закидонистые вопросики Надька и любила больше всего в работе. Именно это ее и привлекало в скучной офисной жизни. Ну и еще забавные задачки от хозяйственных тетушек-бухгалтерш, всем косяком из семи душ подкармливающих очень худую и ценную помощницу, совершенно не сведущую в цифрах и одновременно обладающую удивительным даром находить ненужную в их отчетах.

Силы с очередным удивительным делом не беспокоили, зато мама, заканчивающая работу на час раньше, была дома и приготовила для дочери не только ужин, но и скандал. Конечно, как всякая настоящая мама, она дождалась, чтобы Надя, однозначно чувствовавшая неладное, покушала. И только после этого уволокла ее в гостиную со зловещими словами: 'Нам срочно нужно поговорить!'.

Но говорить сразу не начала, только заметалась по ковру, теряя в волнении тапки. И лишь потом выпалила:

— Анатолий Хоботков вчера разбился! Насмерть!

— Толя? — удивленно переспросила Надя, сообразив теперь, отчего дергается и колется красно-коричневым с привкусом прокисшего салата ее обычно спокойная, благоухающая домашней шарлоткой с корицей мама.

Почему-то мысли о чужой или собственной смерти сильно пугали даже самых невозмутимых людей. Надежде это всегда казалось очень странным, но она привыкла и записала загадочный факт в разряд существующих, нелогичных и неподдающихся объяснению.

— Толя, — подтвердила мама Вера и, сурово сдвинув брови, выпалила: — Света, ее соседка, мама Маришки, твоей бывшей одноклассницы, звонила. Говорила сегодня, что он жаловался Катерине, то есть Катерине Петровне, маме своей, что ты его выцветающим обозвала. Надя, ты как-то увидела приближение смерти и не предупредила человека? Да, я знаю, он дразнил тебя в школе, но одно дело детские обиды, а другое...

Вера уронила воздетые руки и беспомощно уставилась на свою странную, удивительную дочь.

— Мам, я не Нострадамус. Сказала тогда лишь то, что видела. Толя выглядел блеклым, пыльным, будто выцветающий снимок. Но откуда мне было знать, что это его смерть так покрасила? Помнишь, летом дедушка Федор, наш сосед, умер. Так он за неделю до смерти так сиять стал, точно звезда. И улыбался, будто чуда ждал...

Настал черед Надежды беспомощно пожимать плечами.

— Отчего же так? — растерянно пролепетала мама, обычно не углубляющаяся в метафизику при беседах с дочкой. Возможно, из опасения услышать что-нибудь эдакое, способное заставить навсегда потерять покой, сон и комплекс надежно-устоявшихся представлений о мире.

— Не знаю, — снова призналась девушка, ничуть не стесняющаяся своей неосведомленности. — Жизнь у каждого разная. Одинаковых не бывает, потому и смерть, наверное, тоже у каждого особенная, своя. Если б я поняла, что увидела, я бы рассказала, наверное...

— Наверное? — удивилась Вера.

— Наверное, — подтвердила Надя и, вздохнув, постаралась объяснить свою точку зрения: — Люди боятся смерти. Даже если бы Толя мне поверил, как провел бы отмеренный срок? В страхе, пытаясь всеми силами избежать неизбежного, или потратил его на улаживание дел, прощание с родными? Мне кажется, бездарно спустил бы на первое, изнывая от ужаса перед неотвратимым. Стоило его пугать, мамуль?

— Не знаю, дочка, — согласилась мать, присела рядом на диван и крепко-крепко обняла свою девочку. — Я, признаться, поначалу подумала, что ты нарочно не объяснила, и испугалась... Нет, не того, что ты такое видишь и можешь, а что не сказала, когда могла, из вредности или мести. Это на тебя совсем не похоже. Ты у меня никогда злой не была.

Надя прижалась к родному плечу и умиротворенно засопела. Все уладилось, с мамой рядом снова стало уютно и очень спокойно, вернулся запах пирога.

Сегодня встречи с подругой не намечалось. Люба позвонила еще утром, до работы, и взахлеб вывалила на новую подругу массу информации о своем новом длинноволосом увлечении из кафе. Заверила, что обо всем расскажет поподробнее (хотя куда уж больше?), но не сегодня. Сегодня вечером она как раз снова встречается с НИМ и идет гулять. В кино они уже были, в музеи нынче не модно, ночные клубы приелись, так что отправятся шататься по улицам.

Надя с легким сердцем благословила Любу на променад с парнем, а сама тоже решила прогуляться после ужина. Не с парнем, конечно, а за хлебом. Этот продукт наперегонки с молоком умудрялся кончаться в семье самым коварным образом в самый неожиданный момент. Казалось, вот он запас: пара булок и багет, а глянешь и его уже нет. Только задумчиво покусывает нижнюю губу мама, припоминая, что она насушила сухариков, сделала гренки, пустила мякиш на котлетки, а на молоке сварила кашку.

Глянув в стратегические запасники квартиры, Надежда предпочла пойти в магазин сейчас, вечерком, а не тогда, когда ей самой срочно надо будет в другое место.