Волчица и пряности. Том 1

— "Как мы поступим" — что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, мы её обмолотим или оставим как есть? Ты же на самом деле живёшь в пшенице, — сказал Лоуренс, слегка её поддразнивая. Хоро не стала спорить, лишь губы её слегка дёрнулись.

— Покуда я жива, эта пшеница не сгниёт и не засохнет. Однако если её съесть, сжечь, размолоть в муку или посеять, я наверное исчезну. Если у тебя есть немного свободного времени, ты можешь обмолоть пшеницу и сохранить зерно. Мм, возможно, так будет лучше.

— Понятно. Позже, когда я её обмолочу, я насыплю зерно в мешочек. Ты ведь захочешь сама нести пшеницу, верно?

— Мм, а если я смогу надеть его себе на шею, это было бы совсем хорошо.

Лоуренс невольно скосил глаза на её шею и тотчас отвёл взгляд.

— Но ты можешь оставить часть пшеницы, чтобы я продал её где-нибудь ещё? — спросил Лоуренс, вернувшийся к привычным мыслям. Тотчас до него донёсся странный звук рассекаемого воздуха. Повернув голову, он увидел, что Хоро с силой крутит хвостом. Брызги с хвоста летели во все стороны дождём. Лоуренс поражённо поднял брови, для Хоро же такая сушка была, похоже, привычным делом.

— Она хорошо росла, потому что была в той земле. В другой она всё равно скоро засохнет, что с ней ни делай.

Взглянув на выжатые вещи, Хоро задумалась, но другой одежды не было, пришлось снова надеть эту — влажную и помятую. Впрочем, в отличие от дешёвых вещей, что носил Лоуренс, одежды Хоро были из хороших материалов и потому сохли быстро. Лоуренсу показалось, что это несправедливо, однако должен был тоже одеться в мокрое, затем кивнул Хоро.

— Пойдём в большой зал, посушим вещи у огня. Снаружи сейчас такая буря — здесь, наверно, многие ищут убежища от дождя. Думаю, они зажгли очаг.

— Мм, хорошая мысль.

Закончив одеваться, Хоро накинула капюшон плаща, укрыв голову, и вдруг расхохоталась.

— Что смешного?

— Ха-ха, я обожгла лицо и потому должна его закрывать. Я бы никогда до такого не додумалась.

— Вот как? Тогда что бы придумала ты?

Хоро приподняла капюшон, чуть приоткрыв лицо, и надменно сказала:

— Если бы на моём лице были ожоги, они были бы частью меня. Как и мои уши и хвост — всё это доказательства того, что я существую.

Лоуренс подумал, что эти слова подходят Хоро. С другой стороны, думал он, она держалась так непринуждённо именно потому, что на самом деле на её лице не было ожогов. Его мысли прервал голос девушки.

— Я знаю, о чём ты думаешь.

Она хитро улыбалась под своим капюшоном, открыв кончик правого клыка.

— Хочешь по правде ранить меня и посмотреть?

Посмотрев на вызывающее выражение лица Хоро, Лоуренс ощутил мимолётное желание поймать её на слове, но чтобы он вытащил кинжал и... Верилось, что слова Хоро отражали истинные чувства. А вызывающее поведение лишь отражало её озорной характер.

— Я всё-таки мужчина, как же я могу ранить такое прекрасное лицо.

Хоро тут же расцвела, словно от долгожданного подарка, и прильнула к спутнику. Его окатило волной сладкого запаха, исходящего от Хоро, от которого тело Лоуренса затрепетало, и он едва не обнял ее. Увы, Хоро на это не обратила внимания. Зато она его понюхала и, чуть отодвинувшись, сказала:

— Хоть тебя и вымочил дождь, всё-таки от тебя дурно пахнет. Поскольку я, мудрая волчица, так говорю, это истина.

— Что ты сказала?!

Лоуренс непроизвольно взмахнул рукой, но Хоро грациозно уклонилась от удара, рука рассекла воздух. Хоро, посмеиваясь над Лоуренсом, чуть наклонила голову и продолжила:

— Даже волк знает, как ухаживать за своим мехом. Я думаю, выглядишь ты не так уж плохо, но в любом случае ты должен содержать себя в чистоте и порядке.

Лоуренс не понял, насколько серьёзно говорит Хоро, но услышав такие слова от такой девушки, он не мог пропустить их мимо ушей. Об уходе за собой он думал лишь постольку, поскольку это было нужно для деловых переговоров, и никогда ради внимания девушки. Возможно, если бы партнёром по переговорам была женщина, ему и пришло бы в голову прихорошиться. К несчастью, торговцев-женщин ему встречать не доводилось. Не зная, что ответить, Лоуренс отвернулся и промолчал.

— Думаю, борода у тебя довольно красивая.

О небольшой бородке, растущей на подбородке Лоуренса, всегда отзывались неплохо. Он принял комплимент Хоро и снова повернулся к ней, на сей раз немного надменно.

— Но я бы предпочла, чтобы она была чуть длиннее.

Лоуренс вспомнил некоторых торговцев, носивших длинные бороды и очень ими гордившихся. Хоро тем временем провела указательными пальцами линии от носа к щекам и добавила:

— И такие вот усы, как у волка.

Тут Лоуренс понял, что его снова дразнят. Это несколько раздражало, но он решил не обратить на это внимание и направился к выходу. Хоро довольно хихикнула и пошла следом. Право же, на неё действительно не стоит сердиться.

— Там у очага будут другие люди, тебе лучше не выдавать себя.

— Я волчица Хоро Мудрая. Кроме того, прежде, чем оказаться в деревне Пасро, я шла всё время в человеческом обличье. Не беспокойся!

Обернувшись, Лоуренс обнаружил, что Хоро уже скрыла лицо под капюшоном плаща и превратилась в скромницу-тихоню.

* * *

Для торговца города, а вне городов церкви и постоялые дворы были местами, где он мог узнавать что-то нужное для себя. Особенно ценными были церкви, там собирались люди разных сословий. На постоялых дворах встречались в основном матёрые торговцы или нищие путники, а в церкви захаживали и пивовары, и богачи, в общем, кто угодно.

Помимо Лоуренса и Хоро, укрытие от дождя в этой церкви нашло ещё человек десять. Лишь некоторые из них походили на торговцев.

Почти все сидели прямо на полу, кто-то вылавливал блох из одежды, кто-то подкреплялся. Лишь двое устроились на стульях у самого очага. Хоть это и был "большой зал" церкви, просторным его не назовёшь, потому тепло очага позволяло людям сушиться в любом его. Но сидящим на стульях явно не нужно было сушиться. Похоже, они пожертвовали Церкви немалую сумму и потому могли входить сюда свободно и в любое время.

Лоуренс вслушивался в беседу этих двоих, выискивая возможность ненавязчиво к ней присоединиться, и вскоре такая возможность ему представилась. Женщина была не из неразговорчивых, может, из-за трудностей путешествия. И её супруг, мужчина средних лет, благожелательно воспринял вмешательство Лоуренса в беседу.

— А, вот как, значит, ты приехал из Йорента?

— Именно. Там, в Йоренте, я купил соль, доставил её покупателю, а у него купил куньи шкурки.

— Однако возвращаться отсюда в Йорент — не слишком ли это тяжело?

— Это как раз зависит от знаний торговца.

— О, у тебя что-то на уме, ну, говори, говори.

— Когда я покупал соль в Йоренте, я не заплатил деньги на месте. Я продал пшеницы на ту же сумму в отделение той же гильдии, у которой купил соль, но в другом городе. В том отделении я не взял денег, потому и за соль не заплатил. Короче говоря, я успешно провернул две сделки без всяких денег.

Такой товарообмен изобрели торговцы с юга лет сто назад. Когда Лоуренс услышал об этом способе от своего учителя, он долгое время ходил взад-вперёд, раздумывая над ней. Но лишь через две недели размышлений осознал всю таящуюся в ней глубину. Сидящий перед ним человек услышал о таком впервые и пока не всё понял.

— Это... весьма занятно, — сказал он, кивнув несколько раз. — Я живу в городе Перент, и мой виноград никогда не продавался таким странным способом. А трудности здесь могут быть?

— Эту систему придумали торговцы, чтобы удобнее торговать в чужих землях. Если вы владелец виноградника, вам лишь надо следить, чтобы качество вашего винограда не посчитали слишком низким и чтобы злонамеренные торговцы не скупили виноград за дёшево.

— Мм, мы с виноторговцами каждый год об этом спорим.

Эти слова мужчина произнёс с улыбкой, но нанятые им счетоводы наверняка скрипели зубами от злости, споря о ценах с хитрыми и пронырливыми виноторговцами. Владели виноградниками обычно аристократы, едва ли хоть кто-то из них лично занимался земледелием или денежными вопросами. Потому-то графа Эйрендотта, владевшего землями вокруг Пасро, считали невероятным чудаком.

— Говоришь, твоё имя Лоуренс! Ну, если тебе случится быть в Перенте, можешь к нам заглянуть.

— Хорошо, благодарю.

Своего имени мужчина не назвал, что для аристократов было в порядке вещей. Они считали, что собеседникам их имена должны быть известны и так, а назвать имя означало уронить своё достоинство. Лоуренс был уверен, что когда он доберётся до Перента, ему достаточно будет лишь спросить про владельца виноградника — и все поймут, о ком речь. Если бы они сейчас находились в Перенте, думал Лоуренс, человеку его положения никогда не представилась бы возможность пообщаться с аристократом. Только церковь давала возможность устанавливать такого рода связи и знакомства.

— Ну что ж, а теперь, поскольку моя жена немного утомилась, прошу нас извинить...

— Да позволит нам Господь встретиться вновь.

Здесь в церкви эту фразу можно было услышать довольно часто. Мужчина и его жена поднялись со стульев, слегка кивнули на прощание и вышли. Лоуренс тоже встал, его собеседники настояли, чтобы он разговаривал сидя, и отнёс стулья в угол зала. В церковных залах лишь три типа людей вызывали горячую неприязнь остальных: аристократы, богачи и высокопоставленные рыцари.

Когда Лоуренс, поставив стулья, вернулся к Хоро, к ним подошёл какой-то мужчина.

— Хе-хе, а ты, дружище, воистину необычный человек!

Одежда и поведение этого человека выдавали его род занятий — тоже, что и у Лоуренса. Молодость укрытое бородкой лица заставляла думать, что занимался он торговлей не очень долго.

— Я всего лишь просто странствующий торговец, каких везде множество, — прохладно ответил Лоуренс, сидящая рядом с ним Хоро чуть напряглась. Капюшон на её голове едва заметно шевельнулся. Впрочем, кроме Лоуренса, никто бы не догадался, что это дёрнулись её уши.

— Не скромничай, дружище. Я тоже подумывал влезть в разговор тех двоих, но так и не смог пристроиться, а ты, уважаемый, сделал это так легко и свободно. Как подумаешь, что в будущем мне придётся иметь дело с людьми вроде тебя, дружище, и просто руки опускаются, — произнёс, улыбаясь, мужчина. Во рту у него не хватало переднего зуба, отчего выражение лица казалось странно симпатичным. Как знать, может, он специально выбил зуб, чтобы эта его улыбка простака обезоруживала собеседников. Если он был торговцем, то знал о впечатлении от своего лица. И его нельзя недооценивать.

Впрочем, вспомнив начало своей деятельности, Лоуренс осознал, что тогда думал точно так же. Кивнув, он ответил:

— Ничего, ничего, когда я только занялся торговлей, я тоже в каждом странствующем торговце видел демона. Да и сейчас думаю, что таких больше половины.

— Хе-хе! От этих слов мне сразу полегчало. А, моё имя Зэлен, и думаю, ты уже знаешь, я совсем недавно стал странствующим торговцем, так что будь ко мне снисходительнее.

— Я Лоуренс.

Когда-то Лоуренс, пытаясь разузнать о странствующих торговцах, тоже затевал разговоры с ними по всякому поводу. Его принимали весьма прохладно, что было очень неприятно. Теперь, когда уже с ним завязывали беседу начинающие торговцы, Лоуренс прекрасно понимал причину этого. Начинающие лишь собирали сведения о других и не могли дать что-то взамен.

— Хм... а, а это твоя спутница? — Зэлен совершил ошибку всех новичков, пытаясь выведать больше, чем это было возможно. Если бы разговор вели два опытных торговца, они бы давно уже узнали друг у друга всё, что хотели.

— Моя жена, Хоро.

Лоуренс запнулся, прикидывая, не назвать ли ненастоящее имя, но решил, что в этом нет нужды. Хоро медленно кивнула, приветствуя Зэлена.

— О, значит, вы оба странствующие торговцы?

— У моей жены такая странность: она считает, что ехать в повозке лучше, чем бездельничать дома.

— Но, дружище, так укрывать свою жену под плащом — ты, должно быть, очень ревнив.

Возможно, прежде Зэлен мошенничал где-нибудь на городском рынке. Его обаяние заставило даже немного зауважать его. Однако учитель давно предупреждал, что так, как Зэлен, лучше с людьми не заговаривать.

— Хе-хе, мужская натура такова, что если он не может что-то увидеть, то хочет увидеть ещё сильнее. В том, что мы здесь встретились, воля Господа. А раз так, может, позволишь мне на неё взглянуть?

"Ну и наглец!" — возмутился про себя Лоуренс. Он уже собирался ответить, но его опередила сама Хоро.

— Путешественник счастливее всего, отправляясь в путь, собака страшнее всего, когда лает, женщина же красивее всего со спины. Если я покажу лицо людям, это погубит их прекрасные мечты — я не могу такого допустить, — и Хоро мягко улыбнулась из-под капюшона.

Зэлен сумел ответить лишь смущённой улыбкой. Даже Лоуренс оценил эту подобную нитке жемчуга речь Хоро.

— Хе-хе... да, жена у тебя просто невероятная.

— Она так говорит, просто чтобы я её не бранил, я могу ей это позволить.

Эта фраза Лоуренса наполовину отражала его истинные чувства.

— Я думаю, это воистину промысел Божий, что мы встретились. Может, вам интересно будет, что я расскажу?

Повисло молчание. На лице Зэлена вновь появилась улыбка без переднего зуба, он придвинулся ближе и заговорил.

* * *

Церкви, как и постоялые дворы, предоставляли кров. Но не еду и питьё — в отличие от постоялых дворов. Однако, внеся соответствующее пожертвование, можно было мог воспользоваться очагом, как и поступил Лоуренс. В горшок с водой он опустил пять картошин. Дрова для поддержания огня в очаге тоже необходимо было покупать. Пока картошка варилась, Лоуренс обмолотил пшеницу, в которой жила Хоро. Затем нашёл пустой мешочек для зерна. Вспомнив просьбу Хоро, он ещё отыскал тонкую полоску кожи, чтобы мешочек можно было повесить на шее, и вернулся к очагу. Картошка, дрова, мешочек, шнурок — всё это стоило денег. Возвращаясь в комнату, Лоуренс прикидывал, сколько денег стребовать с Хоро.

Руки его были заняты, в дверь он стучать не стал, но волчьи уши Хоро различили его шаги, и когда Лоуренс вошёл в комнату, она даже не повернулась, продолжая лениво расчёсывать хвост.

— Хм? Чем-то вкусно пахнет, — заметила она, подняв голову. Её нос не уступал в чутье ушам.

Картошка была посыпана козьим сыром, на что Лоуренс не стал бы тратиться, будь он один. Восторженная реакция волчицы показала, что оно того стоило. Он поставил горшок на стол у кровати, и Хоро тотчас потянулась к еде. Но прежде, чем притронулась к картошке, Лоуренс бросил ей мешочек с зернами.

— Вааа. Хм? О, это пшеница.

— И шнурок возьми. Потом придумаешь, как надеть мешочек на шею.

— Мм, спасибо. Но сначала еда!

Хоро небрежно откинула мешочек и шнурок, напугав Лоуренса. Затем с голодным лицом вновь жадно потянулась к картошке. Похоже, важнее еды для Хоро не было ничего. Ухватив самую крупную картошину, Хоро разломила надвое. Когда она смотрела на поднимающийся от половинок пар, её лицо светилось восторгом, почти счастьем, а хвост вилял, как у щенка. Лоуренсу она показалась очень смешной, но чувствуя, что сказав об этом, может её рассердить, произнёс иное: