Чаганов: Война- Часть 3

— Борис Михайлович, вы же на тубазиде,— укоризненно качает головой девушка,— с таким диагнозом вам категорически нельзя курить.

— Да мне уж всё равно,— машет он рукой,— за такое расстреливать мало...

— Я найду этого гада, товарищ командарм первого ранга,— Оля, перегнувшись через стол, решительно забирает папиросы,— не сомневайтесь. Будет он петь как канарейка, под наш аккомпанемент. Пусть Кейтель стреляется...

* * *

— Товарищ Мальцева,— навстречу поднимающейся по лестнице Оле бежит сильно надушенная секретарша Черникова,— вас к телефону, из аппарата товарища Кирова...

'Да что ж ты на меня смотришь с такой ненавистью, никто у тебя начальника отбивать не собирается'.

— ... вот здесь аппарат...

— Слушаю,— девушка грациозно опирается о краешек стола.

— Аня?— в трубке слышится голос Свешникова,— соединяю с Сергеем Мироновичем.

— Папа, ну как ты себя сегодня чувствуешь?— быстро говорит Оля и вопросительно смотрит на затаившую дыхание секретаршу.

— Отлично чувствую, дочка,— рассмеялся Киров.

Финляндия, станция Каукола,

Неподалёку от Котки.

12 февраля 1940 года, 07:00.

— Это что за маскарад?— брови комдива Соломатина грозно сошлись на переносице.

— Разрешите представиться, товарищ комдив, заместитель командира 1-го финского корпуса Народной армии Финляндии полковник Мерецков.

— А почему форма польская?— взгляд командира мехкорпуса остановился на шитых серебром погонах парадной формы.

— Такую выдали, товарищ комдив.

— Садись, полковник, в ногах правды нет,— Соломатин указывает на скамейку, идущую вдоль борта штабного фургона,— так ты что по-фински говоришь?

— Да нет, все по-русски понимают,— Мерецков трёт побелевшие уши,— костяк-то корпуса состоит из моей бывшей горнострелковой дивизии.

— Тогда понятно, чаю дайте товарищу Мерецкову. Послушай, я приказ из штаба фронта получил, ну чтобы организовать поддержку твоим частям, но мне неясно какие у тебя силы, какая твоя задача?

— Мой приказ простой, товарищ комдив,— полковник двумя руками обхватил эмалированную кружку, согревая озябшие руки,— водрузить знамя корпуса на крыше Президентского дворца в Хельсинки. Основные силы корпуса находятся на Карельском перешейке, где ведут бои вместе с 39-ой легкотанковой бригадой...

— С Лелюшенко?

— Так точно, товарищ комдив,— Мерецков шумно отхлёбывает из кружки,— а сюда по льду переброшен только 1-й горнострелковый полк и лёгкая артиллерийская батарея 45-и миллиметровых пушек, две с половиной тысячи штыков.

— Не густо,— с шумом выдыхает Соломатин, принимая от начштаба карту с нанесённой обстановкой,— я думал мне подкрепление посылают... ладно, ситуация у меня такая... мы с тобой вот здесь находимся. Как видишь, мои хлопцы захватили станцию Коувола и перерезали железную дорогу, которая соединяет Выборг, Хельсинки, а также запад и центр Финляндии между собой. Белофинны, конечно, пытаются выбить нас со станции, но пока сил у них на этом участке немного.

В фургон, быстро закрывая за собой дверь, вваливается молодой чернявый военный в белом полушубке.

Знакомься, товарищ Мерецков, это мой заместитель майор Черняховский. Далее... по данным разведки по Приморскому шоссе от Котки до Хельсинки никаких частей финской армии не замечено. Лишь у посёлка Порвоо у деревянного моста есть небольшой заслон, состоящий из шюцкора, так что тут у твоего полка трудностей быть не должно.

* * *

— А-а-ня,— Оля оборачивается на крик.

На выходе из здания наркомата обороны она замечает женскую фигуру в беличьей шубке.

— Марианна? Ты чего тут делаешь?— девушка легко сбегает по гранитной лестнице на тротуар.

— Мужа жду,— улыбается Толстая, разглядывая её военную форму,— он служит здесь в Генеральном штабе, а мы к папе собрались на дачу. А ты почему тут, да в таком наряде?

— Кхм-кхм,— сзади раздалось вежливое покашливание, два высоких военных комдив и комбриг вопросительно смотрят на Олю.

— Женя...,— защебетала Марианна, глядя на комдива,— это моя приятельница Аня Мальцева, она у нас в институте работает заместителем по режиму. А это мой муж— Евгений Александрович Шиловский, его сослуживец— Фёдор Иванович Трухин.

'Вот же влипла',— опускает глаза Оля, успев отметить, как вдруг отхлынула кровь от лица комбрига.

— Увы уже нет, не справилась с обязанностями,— вымученно улыбается она и всхлипывает,— теперь служу здесь в отделе кадров.

— Не отчаивайтесь, сержант,— сочувственно улыбается комбриг, худой с узким лицом, длинным носом и глубоко посаженными маленькими глазками,— военная карьера она такая, череда взлётов и падений, а вы ещё так молоды.

— Вас подвезти до метро?— вежливо предлагает Шиловский, открывая дверь подъехавшей к обочине 'эмки'.

Марианна, чуть не плача, берёт Олю под руку.

— Нет, спасибо, я здесь живу неподалёку.

'Молчи лучше... сержант проживает в центре Москвы,— Оля, ничего не видя перед собой, бредёт вдоль длинной строительной ограды вокруг строительства Дворца Советов,— а что было говорить? Ну, конечно, они мне не поверили, но даже виду не подали, хотя должны были сразу понять... в режиме и отделе кадров работают люди из госбезопасности... А Трухин, типа, об этом не догадывается... 'военная карьера она такая'... Шиловский и Трухин, откуда они? Что-то не припомню таких... скорее всего из академии Генштаба, только их дела я ещё не просматривала... Но если из академии, то каким боком они имеют доступ к оперативной информации на фронтах? Никаким. А летом, когда мы с Шейниным искали убийцу Киры... что тогда сказала Марианна? 'Отпуск у мужа отменили, так как он выехал в войска на инспекцию'. Из Академии Генштаба преподавателей направляют в войска для инспекции! Стоп, куда это я бегу? К Черникову мне надо, приказы посмотреть'...

* * *

— Будете говорить с товарищем первым,— телефонист передаёт трубку Соломатину.

— Как ранен?— рычит комдив в трубку,— я его пятнадцать минут назад видел... угу, угу... Черняховский, погоди. Ты вот что, комиссар, жди у аппарата.

— Слушай, майор, сюда. Мерецкова ранили тяжело, комполка убит. 'Кукушка' подстерегла, они, понимаешь, вдвоём рекогносцировку устроили, верхом решили перед колонной погарцевать... Полковника лишь то спасло, что нога у него в стремени запуталась, потому и жив остался, вынес его конь из под обстрела. Комиссар у него из гражданских, так что, принимай командование...

— Товарищ комдив, я же танкист,— взмолился майор.

— ... возьмёшь танковую роту у Филатова. Приказ слышал? Водрузить красное знамя над главным финским дворцом.

— Преображенского на броневиках, лыжников Маргелова и автомобильный батальон,— загорелись глаза у Черняховского.

— Хорошо, забирай, но автобат вернёшь, как только до Хельсинки дойдёшь,— на секунду помедлил с ответом Соломатин,— но остальные два финских полка я забираю себе, поставлю их станцию оборонять, не пристало мехкорпусу в пехоту превращаться. Встретимся в столице, начальник штаба пишите приказ.

— Что там с Мерецковым?— вслед за вышедшим Черняховским в фургон заглядывает начмед в круглых очках с мгновенно запотевшими стёклами.

— Надо срочно эвакуировать в Ленинград, товарищ комдив, в Военно-медицинскую Академию. Автотранспортом не довезём, кровь нужно переливать. Без 'Стрекозы' не обойтись.

— Какой ещё стрекозы?

— Скорой воздушной помощи, товарищ комдив.

— А где я тебе тут посадочную площадку для самолёта найду?

— 'Стрекозе' не нужна площадка, она может сесть прямо на шоссе. Нам её в январе на курсах переподготовки показывали. Товарищ комдив, свяжитесь с штабом армии.

— Радист,— не поворачиваясь приказывает Соломатин,— вызывай штаб фронта.

— Ну что встал в дверях— не лето, товарищ Вассерман,— за занавеской монотонно бубнит радист,— садись, докладывай, что у нас с потнрями.

— На данный момент,— военврач, устало опустившись на скамейку, начинает тряпочкой протирать стёкла очков,— на текущий момент имеем 24 убитых и умерших от ран, 77 раненых из них...

* * *

— Лаврентий Павлович, Мальцева на проводе,— зачастила Оля,— помощь ваша нужна.

— Что тебе, быстро говори?

— Нужен допуск к делам оперативного учёта.

— Ладно, заходи,— в трубке слышится тяжёлый вздох Берии,— нет, иди сразу к Новаку, я распоряжусь.

* * *

— Здравствуй и прощай, тороплюсь, я на неделю в Ленинград,— торопливо чмокаю в щёчку супругу, с которой сталкиваюсь в прихожей.

— Постой-постой, тебе фамилия Трухин ничего не говорит? Комбриг, старший преподаватель кафедры оперативного искусства Академии Генерального штаба?

— Это который власовец что ли?— ставлю 'тревожный' чемоданчик на пол.

— Власовец, что ты о нём знаешь?— не мигая смотрит на меня Оля.

— Он был то ли правой рукой Власова, то ли сам Власов— правой рукой Трухина, так сказать, 'мозговой' центр русской освободительной армии. А почему ты спрашиваешь? Думаешь он есть 'крот'?

— Не уверена, но доступ к оперативной информации с Северо-Западного фронта у него есть. В данный момент он прикомандирован к группе 'операторов', поддерживающих связь Генштаба с фронтом. Посмотрела его личное дело, странное оно, родственники— сплошные враги народа: брат и отец расстреляны как организаторы контрреволюционного восстания, другой брат уволен из армии, а Шапошников берёт его, беспартийного, по рекомендации Шиловского в Генштаб. Причём Трухин был курсовым командиром и у Власова, и Буняченко, ещё одного власовца. Берия разрешил посмотреть свои материалы по Трухину, в них нашла два рапорта сексотов о том, что он в бытность в конце 20-х начштаба 7-й стрелковой дивизии в Украинском военном округе, на окружных учениях имел неформальные контакты, не поверишь, с немецкими военными атташе Кёстрингом и Нидермайером. Потом я сама выяснила, что и Шиловский был на одном из этих учений войсковым посредником, всё одно к одному...

— Так чего ты ждёшь? Хватай их и коли,— беру в руки чемоданчик.

— Нет, чувствую я, что это 'пустышка'. Схватить подозреваемого много ума не надо, только вот скрыть этот факт вряд ли удастся, коллектив Генштаба небольшой, но очень информированный... Настоящий агент затаится, его хозяева заподозрят утечку, начнут вдумчиво её искать, дальше продолжать? Я должна быть уверена, что он на самом деле немецкий агент, тогда можно будет через него дезу скармливать.

— Всё, пока, реально опаздываю,— прижимаю Олю к себе,— жалко, конечно, что без тебя, ты бы мне очень помогла...

* * *

— Это просто сказка какая-то, товарищи,— начмед с обмороженным лицом просовывает руки в рукава халата, а медсестра помогает завязать его сзади,— представьте себе странный такой самолёт с винтом на крыше и в хвосте, точнёхонько садится на площадку в десять на десять метров. Спереди пилот, спиной к нему сидит военфельдшер. Винты ещё продолжают крутиться, а он открывает боковой люк в кабине и машет нам, мол, давайте носилки. Спрашивает у меня знаками— раненный крови много потерял?— открывает ящик, там ампула с кровью, с двух сторон от неё трубки резиновые отходят, на одном конце игла от шприца, на другом— манометр и резиновая груша. Вводит иглу в локтевую вену, пару раз надавил на грушу...

— Что вот так холодную кровь?— вытаскивает изо рта папиросу пожилая военврач с мелкими пятнами крови на халате.

— ... Я им тоже об этом кричу, а он мне, мол в этом ящике подогреватель крови стоит. Вы понимаете, в этой 'стрекозе' имеется передвижная система для переливания крови с подогревом!

— А у нас даже в дивизионном медпункте такого нет,— с досадой тушит папиросу она.

— Какое-то совсем новое изобретение, я такого даже в НИИ переливания крови не видел,— грустно кивает другой доктор,— нам рассказывали на курсах, что 'стрекозу' эту в Москве испытывали, в институте Экспериментальной Медицины.

— Ну, значит, и у нас скоро будет, товарищи,— уверенно говорит Вассерман,— испытают в полевых условиях, проверят всё и запустят в производство.

— Так что с Мерецковым-то?

— Думаю всё будет в порядке, через минуту у него уже щеки порозовели, наполнение пульса улучшилось, дыхание выровнялось... Да, совсем забыл, у фельдшера этого видел такой необычный прибор для измерения артериального давления: манжета с грушей от аппарата Рива-Роччи, только вместо ртутного манометра стрелочный...

— Ну наконец-то,— загудели доктора,— сколько мы их побили уже.

Ленинград, Штаб Ленинградского военного округа,

Площадь Урицкого, 10.

13 февраля 1940 года, 07:45.

— Кто у нас следующий, товарищ Моргунов?— обращаюсь к начальнику Управления военно-технического снабжения Северо-западного фронта.

— Инженер Макаров,— коренастый пожилой комбриг достаёт очередную бумагу из высокой кипы,— предложение по уничтожению огневых точек.

'Любопытно'.

В кабинет влетает худой высокий брюнет в помятом костюме, прижимая к груди свёрнутыми листами ватмана.

— У вас пять минут,— строго предупреждает его Моргунов. Макаров поспешно прикрепляет, вытащенными из кармана кнопками, листы, его с лёгкой сумасшедшинкой взгляд упирается в комкора.

— Сухопутная торпеда!— громко провозглашает он, указывая пальцем на чертёж,— способна с лёгкостью уничтожать белофинские доты! Четыре электродвигателя смогут независимо управлять по радио четырьмя колёсами и разгонять торпеду, несущую около тонны взрывчатки до 40 километров в час и поражать цель на расстоянии до трёх километров...

— Вынужден отклонить этот проект, товарищ Макаров,— прерываю инженера,— он очень сложен в реализации. Не понятно, как такая тяжёлая торпеда по заснеженной пересечённой местности сможет преодолеть это расстояние не перевернувшись. К тому же электродвигатели потребуют мощных аккумуляторов, что ещё более утяжелит конструкцию.

— 'Заснеженной',— счастливо улыбается он, поднимая указательный палец кверху,— на этот случай у меня подготовлен ещё один вариант торпеды— снеговой: на лыжах... и с реактивным двигателем! Её скорость достигнет двухсот километров в час, а направление её движения будет удерживаться гироскопом!

— А вот это интересное предложение, товарищ Макаров,— поощрительно прихлопываю рукой по столу,— только где ж её чертежи?

— Они ещё не готовы.

— Понимаю вы были заняты колёсным вариантом... что ж продолжайте работать, как будете готовы, советую послать материалы прямиком в ракетный институт. До свидания, товарищ Макаров.

— Товарищ Чаганов,— осторожно поглядывает на меня Моргунов,— там же глубокое изрытие местности перед укреплениями противника будет, зароется торпеда в землю...

— Непременно застрянет, Радион Николаевич.

— Так зачем вы его обнадёживаете?

— Если мы откажем ему категорически, то он тут же бросится жалобы товарищам Жданову и Кузнецову кляузы писать, мол, вредительством мы тут с вами занимаемся. А так пока он будет свои мысли на бумаге оформлять война закончится. В спокойной же обстановке такое предложение у специалиста сразу в корзину для мусора пойдёт, я прослежу.

— Здравствуйте, товарищи,— в комнате появляется седой старичок с военной выправкой,— моя фамилия Фёдоров, я изобретатель, член ВОИЗ...