Атон подошел к Лину и, наклонившись, пристально рассмотрел царапину. Прикованный пленник ничем не мог помешать мучителю, а тот только этого и добивался и когда, подняв взгляд, натолкнулся на полные ненависти глаза принца, рассмеялся ему в лицо. А затем наклонился вперед и прошептал в самое ухо "Вот увидишь, мы еще поиграем! Я уже кое-что придумал. Только нужно спросить у отца, насколько ты ему нужен. Да и твоя милая крошка тоже!" От этого заявления Лин не сумел скрыть чувств и дернулся в путах. Ему даже в голову не приходило, что с его дочкой могут поступить так же!
А ведь враг прав, не в его интересах сейчас перечить похитителям. Если они примут его насмешки слишком близко к сердцу и решат, что осуществление собственных планов не идет в сравнение с поруганной честью (хотя откуда бы она у них взялась?), то могут, просто напросто, заставить Лина посмотреть на убийство своей малышки. Конечно, они не знают, что умереть она не может, но вот если это станет известным!? О, тогда они получат отменный рычаг давления на врага. И вот в этом случае он окончательно упустит их общий шанс на свободу.
— Что ты хочешь? — Хрипло выдавил Лин, смотря прямо в глаза Генриху.
— Вот это уже разговор! А то я думал, ты настолько глуп, что так и не поймешь всей бедственности своего положения!
Генрих обошел вокруг столба, с интересом оглядывая пленника.
— Ладно, слушай мои условия. Надеюсь то, что ты отсюда живым не выйдешь, понятно и без уточнений? — Лин согласно кивнул, это он понимал точно. — Теперь, что касается твоей, так называемой дочери. Поскольку дочерью она тебе не приходится и прав никаких не имеет, то и жизнь ее мне, в сущности, ни к чему. — Атон обиженно засопел. — Ну, вот разве что в качестве развлечения для Атона. Но если ты выполнишь мои условия, то я, так уж и быть, отвезу твою малявку в ближайший город, оставлю в приюте и совершенно забуду о ее существовании. Сейчас ты можешь ответить только да или нет. Решай, принимаешь мои условия?
— Не думаю, что у меня есть выбор! Вот только, я совершенно не уверен, что твоему слову можно верить. Чем ты можешь поклясться, если ни чести, ни совести не имеешь?
— Ты опять за свое? Мне стоит передумать? Твои условия не принимаются, но у тебя, все же, есть выбор согласиться и иметь шанс на спасение Эвелин, или отказаться и заведомо лишить себя его. Никаких гарантий — только мое слово. А теперь, да или нет?
Лин прикрыл глаза от безвыходности. Вся эта ситуация начинала выходить из под контроля, ему ужасно не хотелось подставлять под удар дочь и, если существовал, даже призрачный , шанс, что враг сдержит слово, стоило ему довериться. Это называется выбор? Скорее похоже на принуждение, хотя почему, похоже? Это и есть принуждение в чистом виде! Лин перевел дыхание и выговорил "Да".
— Отличный выбор! — Заулыбался Генрих, а Атон посмурнел. — Что ж, раз мы договорились, то, пожалуй, начнем с сегодняшнего вечера. Подготовься немного.
— Начнем? Чего же ты хочешь?
— А я не сказал? Ах, да. Забыл совсем! — Генрих все с той же, словно прилипшей к губам, улыбкой, потянулся к пленнику и провел по его щеке пальцем. Отчего Лин дернулся, зазвенев цепями. — Не так уж многого я хочу. Мне нужны сведения от одного твоего давно умершего предка. Его звали Маурисио Дален де Рих, думаю, ты слышал о таком?
— Слышал. И что же тебя интересует?
— Вот вечером и узнаешь, а пока... — Он повернулся в сторону сына и приказал. — Отведи его в тот домик у входа, где держат детей. Запри отдельно, только постарайся по надежнее! И охрану оставь. — Атон кивнул и принялся отпирать замок, удерживающий цепи на столбе. — Кстати, — Генрих уже собрался уходить, но остановился, — приведи к нему дочь, пусть покормит. Ему силы понадобятся!
— Хорошо, — недовольно пробурчал Атон и дернул за конец цепи, принуждая Лина двигаться.
Движение поначалу давалось с трудом, ноги отказывались держать разом потяжелевшее тело, а руки и шея страшно затекли от неудобного полу висения на столбе. Но он, все же, заставил себя двигаться вперед, не собираясь доставлять удовольствие тюремщику, своими стонами и запинаниями. К тому моменту, когда впереди показался домик, Наследник вполне освоился и шагал, настороженно оглядываясь по сторонам. Чтобы достичь места назначения, пришлось пройти по диагонали через весь поселок, попадавшиеся по пути жители которого, с неприязнью разглядывали будущую жертву. Правда, попыток повредить шкуру приговоренного не наблюдалось, а это уже само по себе было хорошим знаком.
Достигнув хорошо запертой двери, у которой на вахте дежурил охранник, Атон грубо приказал отпереть двери и отвести пленника в свободную камеру. Как выяснилось, все внутреннее убранство помещения было полностью переоборудовано из жилого помещения во вполне современную пыточную камеру. На стене, возле небольшого окна, забранного решеткой, висели кандалы, к которым и потащил Лина припугнутый страж. Защелкнув рядом с уже имеющимися цепями новые браслеты, он проверил крепость, просто подергав за них, и отошел к , нетерпеливо дожидавшемуся окончания, Атону.
— Сиди смирно. — Напутствовал полукровка. — Не порть мне развлечение на вечер! — На его губах вспыхнула улыбка и стало очевидно семейное сходство.
— А куда я денусь! — Не удержался от каверзы Лин. — Главное не забудь выполнить папочкин приказ. А то наругает.
— Ах, ты... — протянул, мигом оказавшийся рядом Атон, — ну ты у меня попляшешь!
— Посмотрим. — Равнодушно констатировал Лин и отвернулся.
Атон еще несколько секунд смотрел на так и не сломленного врага и соображал чем бы его побольнее уколоть, но так и не придумал достойного ответа. А потому развернулся на каблуках сапог и удалился дальше по коридору, а Лин слушал гулкое эхо его шагов и клял свой проклятый язык, переживая за дочь. Как бы этот сумасшедший в растрепанных чувствах не причинил ей боли.
* * *
Вопреки надежам на скорую встречу, состоялась она уже под вечер, когда Лин, не находя себе места, весь извелся от беспокойства. Дверь камеры тихо отворилась на отлично смазанных петлях и в помещение впихнули что-то невысокое и закутанное в грязные тряпки.
Когда глаза его привыкли к свету, льющемуся из открытой двери, он смог более подробно рассмотреть дочь. На ней были надеты деревенские лапти, явно на несколько размеров больше, чем требовалось и темное, грязное одеяло, по-простецки перевязанное на талии бечевой. Волосы, превратившиеся в сосульки за прошедшее с похищения время, были перетянуты на макушке отрезком той же веревки. На лице, руках и ногах, остававшихся открытыми, никаких повреждений отец не заметил, а потому немного перевел дыхание и поинтересовался.
— Привет! Неужто я так изменился, что меня не узнала собственная дочь?
— Лин?! — Вскрикнула она и бросилась к отцу.
Руки были прикованы настолько неудобно, что бедный отец даже не мог обнять собственного ребенка. Эвелин, на руках которой, тоже были застегнуты антимагические браслеты, только гораздо более тонкие, постаралась обхватить отца за шею, но не слишком приуспела, а потому просто прижалась к нему всем телом.
Браслеты Лина напрямую крепились к стене, примерно на уровне бедер, по сторонам от тела, и позволяли только стоять, опустив руки вниз, либо сидеть, задрав их вверх. Для удобства ребенка, он сполз по холодной стене на пол и, прижавшаяся к нему дочь , просто залезла на колени, так и не выпустив драгоценного родителя из тисков объятий.
— Эй, ты, — в комнату протиснулся охранник, державший в руках плошку с чем-то отвратительно воняющим,— на, возьми вот это. Покорми его, раз уж приказали.
Эва подпрыгнула с места и схватила плошку обеими руками, с недоумением уставившись на охранника.
— А хлеб где? И ложка?
— А ты так попробуй! Больше ничего не получишь.
— Тебе ведь вроде приказали? — Начала девочка и, дождавшись согласного "Ну", продолжила. — Так если не дашь хлеб и ложку, я скажу, что ты нам ничего не давал!
— Ах ты, тварь неблагодарная, — охранник замахнулся на ребенка, но услышав звон цепей вскочившего папаши, немного присмирел. — Ладно, твоя взяла. Так и быть, будет тебе хлеб.
— И ложку не забудь! — Крикнула вслед удаляющемуся стражу, Эвелин.
Ответа не последовало. А если он и был, то они попросту его не расслышали, торопясь поговорить обо всем без свидетелей. Начал Лин.
— Ты как? Тебя не обижали?
— Нет, все в порядке, папочка.
— Прости, малыш, что так получилось! Я должен был догадаться раньше и все это предотвратить.
— Насколько я знаю, — Эва равнодушно пожала плечами, — у тебя нет дара предвидения. — Она попыталась весело улыбнуться, но получилось лишь что-то отдаленно напоминающее бывшую Эву. — Хотя это направление магии одно из немногих, что тебе не доступно.
Лин так же бездарно улыбнулся в ответ и вернулся к прошлой теме.
— Как с тобой обращаются? Никто не обижает?
— Нет, меня не трогают, собственно, как и других. Здесь много таких, как я, побывало. Нам говорят, что потом всех отправляют дальше, только я не верю. Знаешь, я ведь чувствую, когда мне откровенно лгут, так вот, большая часть из того, что нам внушают — ложь. А правду я не знаю.
— Ничего. Все в порядке. Главное, чтобы с тобой все было хорошо. Я не переживу, если они причинят тебе боль!
— Все хорошо, папочка. — Залепетала Эва, снова попытавшись его обнять, на этот раз более удачно. — Правда! Все хорошо.
В этот момент появился давешний охранник с черпаком в руках и здоровенным куском булки. Сунув все это в руки девчонки и получив в ответ "А ложки покрупнее ты не нашел?", он развернулся и молча скрылся за дверью. А Эва, пожав плечами, подошла к отцу, прикидывая, как бы устроиться поудобнее.
* * *
Время бежало быстро и незаметно, а когда на улице окончательно стемнело и на небе стало возрождаться сияние, по коридору загремели шаги, а Лин, торопясь сказать то, что так и осталось недосказанным, произнес.
— Эва, помнишь я тебе рассказывал, что мы с тобой особенные и просил никому ничего не говорить?
— Конечно, помню! Ты тогда строго настрого запретил мне рассказывать это даже братьям.
— Да, все верно. И, надеюсь, ты никому ничего не говорила?
— Нет. Я же слово дала! — Обиделась девочка.
— Так вот, малыш, никому и не говори, даже если спросят, соври что-нибудь. От этого зависят наши с тобой жизни.
— Это так серьезно, папа? Они хотят нас убить?
— В какой-то степени. Помнишь, я тогда тебе рассказывал про ритуал? — Девочка часто закивала. — Так вот, они хотят провести ритуал.
— Значит, они тебя убьют?
— Да, но ты же знаешь, это ненадолго.
— Но это очень больно и неприятно!
— Ничего, я сильный, справлюсь! А ты должна делать то, что тебе говорят и ни в коем случае никому не говорить о нашей тайне. Обещаешь?
— Обещаю. — Серьезно сообщила Эвелин и опять попыталась улыбнуться.
Наконец, шаги достигли комнаты, где находились Лин и Эва, и затихли за дверью. Когда она распахнулась от удара ногой и голос обкуренного Атона проревел "Твое время пришло", дочь от испуга еще сильнее вжалось в тело родителя, забыв, что нужно дышать. Влетевший вслед за предводителем охранник, резко вздернул вверх девочку, одним рывком оторвав от отца, и потащил в сторону выхода.
Все время, пока могла, она не отрывала взгляда от отца, пытаясь взглядом передать ему любовь и поддержку. Для измученного беспокойством и страхом за судьбу дочери отца — это было, словно бальзам на душу. И он позволил себе немного расслабиться, в то время, пока с него снимали браслеты и выводили во двор.
На улице уже толпился народ, с совершенно безразличным видом, находящийся под действием наркотика и взирающий на очередную жертву. У них даже вопроса не возникло, почему на этот раз жертва настолько крупная, да и по возрасту несколько не подходит. Словно куклы, они выстроились тем же порядком, что и в предыдущую ночь и, медленно раскачиваясь, двинулись вперед.
Первым, как и вчера, шел Атон, рядом с ним с левой стороны пристроился Ильяс, а с правой, единственным дополнением, шел Генрих. Атон дернул за цепь, сковывающую запястья и лодыжки Лина, принуждая его сделать шаг вперед, а потом попросту потащил в ритм двигающейся процессии. Постепенно звук, читаемой сектантами молитвы, превратился в монотонное гудение, которое вчера так удивило не вольного зрителя, а ритм раскачивания, да и амплитуда, стали значительно больше.
Достигнув центра поляны, как раз где располагался камень, Генрих остановил сына и подошел к пленнику.
-Ну что? Не передумал?
— Нет. Если только ты не решил пойти напопятную.
— Я уже говорил тебе, — зашипел враг, исходя злостью. — Я НИКОГДА не меняю своего решения!
— Хорошо, тогда твое слово и приступим.
Лин осмотрелся вокруг и остановил взгляд на проклятом камне. Как же не хотелось ему не то что ложиться, а просто находиться рядом с этим пропитавшимся кровью местом. Но выбора не было, придется и ему оросить своей кровью импровизированный алтарь.
— Клянусь, — произнес тем временем Генрих, — что отвезу твою дочь, в целости и сохранности, в город Кади и оставлю там, также обещаю забыть о ее существовании и не причинять вреда. Доволен?
— Сойдет. — Кивнул Лин. — Теперь о цели?
— Кого ты должен найти, надеюсь, помнишь? — Получив в ответ еще один кивок, Генрих прищурился. — А тебе известно, что у Маурисио было несколько сыновей, каждый из которых, жил надеждой на престол. Когда же многодетный папаша почувствовал, что пришел его срок, он призвал всех своих детей и сообщил им, о своем решении. Право рода он завещал вовсе не старшему Моррису, который, по его мнению, был слишком мягким и слабохарактерным— твоему предку, а самому младшему Мигелю, который к тому времени уже снискал себе славу на поле боя и слыл очень удачливым и беспощадным военачальником. Одно было плохо, слышали о таком выборе только члены семьи, а они не любили моего деда Мигеля, поскольку он насмехался над их мягкотелыми ужимками. Они дождались, когда Маурисио умрет и объявили, что наследника он так и не назвал, а потому, им становится старший сын. Сколько не возмущался дед, а доказать ничего так и не смог, собственная семья обернулась против него. Единственное, что он смог сделать, это скрыть ото всех последний разговор с отцом на смертном одре. В последний миг, Маурисио догадался о планах своих отпрысков и спрятал лист с завещанием, вот только где, он сказать так и не успел. Испустил дух несколько раньше. С тех пор, моя ветвь так и не получила трона, хотя имеет на него гораздо больше прав, чем твоя.
— Значит, именно в этом причина твоего столь яростного рвения к власти? Просто поруганная семейная честь?
— И это тоже, но и собственные амбиции, конечно, имеют значение!
— Если я правильно понял, — уточнил Лин, — моя задача найти Маурисио и узнать, где находится оригинал завещания?
— Верно! Именно этого я и прошу.
— Ладно. Меня, в общем-то, мало волнуют все твои претензии на престол, да и никогда не волновали. Мне просто безразлично, кто будет у власти.
