Радуга влилась через иглы внутрь шлема и погасла. Храмовники в молчании следили за тем, как опускаются веки, расслабляются сведенные мышцы и разжимаются руки спящего.
— Хорошо! — восхитился отец Гуннульв. — Чистая работа, мальчик. Как легко это делается с помощью соматики!
— Это можно делать гораздо проще, — грустно заметил послушник. Он пытался скрыть свою усталость, но ее выдавали дрожащие пальцы и мелкие бисеринки пота на лбу. Взгляд юноши снова вернулся к металлическому конусу. — Псионику не пришлось бы пользоваться костылями, — с неожиданной горечью закончил он.
— Не будь слишком строг к себе. Устал?
— Да, Учитель. Он двенадцатый на сегодня. И семьдесят второй за последнюю неделю.
— Сядь, отдохни. Это последний. — Храмовник повернулся к спящему мужчине. — Догед, сын Марха, ты меня слышишь?
— Да.
— Сейчас я досчитаю до десяти, и ты проснешься. Раз, два...
Дыхание гальта чуть участилось, мышцы едва заметно напряглись. На счет "десять" он открыл глаза.
В них отражалось младенческое изумление.
— Я задремал? — Руки мужчины потянулись вверх, ощупывая металлическую конструкцию. — Что это за дрянь у меня на голове?
— Все хорошо, Догед, — мягко сказал сванд. — Не дергайся, я помогу тебе снять хугхельм . Помнишь, о чем мы говорили?
— А как же, господин Гуннульв. Вы говорили, что мне придется поработать на конунга, а потом забыть все, что делал. Так я согласен. Когда приступать?
— Друг мой. — Храмовник мягко опустил руку на плечо северянину. — Ты уже поработал на конунга, и отлично поработал. За стенами этой комнаты тебя ждет жалованье за три месяца, а дома ждет жена. Она очень соскучилась.
— Эка вышло. — Гальт поднялся с кресла, смущенно почесал затылок. — И что — все теперь, господин Гуннульв?
— Да. — Сванд улыбнулся. — Не жалеешь, Догед?
— А чего жалеть-то? Радости помнить, как вкалывал без отдыха? Нет, господин Гуннульв, так мне больше нравится. Хоп — и уже дома, и при деньгах. Съездить бы теперь в Йелленвик...
— Это лучше обсудить с твоим начальником — комендантом Маханти. Надеюсь, ты понимаешь, что об этом разговоре тоже лучше помалкивать?
— А как же, господин Гуннульв. — Мужчина шагнул к двери, смущенно обернулся. — Так я пойду?
— Иди.
Дверь закрылась. Храмовник издал странный смешок и лукаво взглянул на чжана:
— А ты, Лю? Ты бы согласился забыть три последних месяца своей жизни в обмен на деньги и расположение начальства?
— На таких, как я, очень трудно воздействовать, Учитель. Даже псионикам.
— Это зависит от опыта и знаний псионика.
На лице юноши мелькнул страх.
— Боишься, — с удовлетворением отметил храмовник. — Это хорошо. Значит, не дурак. А чего боишься-то?
— Если я не смогу доверять себе, то кому я смогу тогда доверять, Учитель?
— Ну как же. Конунг, Храм, Всеотец, наконец... — фальшиво улыбаясь, предложил душевед.
Чжан молчал, прикрыв глаза. Его утонченное и бесстрастное лицо напоминало фарфоровую маску.
— Ну вот: ушел в защиту. Что же ты так?
Молчание.
— А удар не держишь. Ничего, это наживное. Правильно боишься, мальчик. Очень правильно. Понимаешь теперь, почему Харальд Великий вырезал всех друидов, до которых смог дотянуться? И почему псионикам на службе конунга вбивают верность Мидгарду на соматическом уровне? Кто-то скажет "жестокость", я скажу — "разумная предосторожность". Всеотец создал косную материю и сделал человека властным над ней. Но неконтролируемая власть над чужой душой — это страшно.
— Разве то, что я сделал с этими рабочими, не является таким же насилием над душой?
— Что ты сделал? Добавил немного Силы, чтобы помочь ему забыть? Здесь нет насилия. Ты смог заставить его забыть потому, что он хотел забыть. Он согласился забыть еще три месяца назад, когда получал от меня установку. Без этого согласия хоть десяток соматиков могут поджаривать его мозги через хугхельм до второго Катаклизма.
— Учитель... — Голос послушника дрогнул.
— Да, Лю.
— Скажите, а вы знаете, зачем на Маркланд согнали столько рабочих?
Храмовник шагнул вперед. Его холодные белесо-голубые глаза впились в лицо чжана. Безмолвный поединок продолжался не более нескольких секунд, затем юноша покраснел и отвел взгляд.
Губы душеведа сложились в глумливую ухмылку:
— А ты сам-то как думаешь?
Хельг Гудиссон
Однозначно Хрульг решил выжать из парней все соки. В течение последующих недель к пробежке по лесополосе добавились препятствия, ловушки и неприятные сюрпризы вроде жгучих мух, гнездо которых Вальди мог внезапно бросить в середину колонны бегущих курсантов. А к бревнам прибавились скользкие камни и колючие железки. Популярности новые методы обучения сержанту не добавили. Если до этого к Вальди Хрульгу у кого-то сохранялась какая-то приязнь, то теперь она полностью испарилась. Разве что Кананда иногда вякал что-то о том, что на самом деле старина Вальди не такой, но и бхат заткнулся, когда ротный на очередной пробежке попал гнездом жгучих мух прямо в него.
К началу третьего месяца учебы Хельг признал: Хитоми оказалась ему не по зубам. Подумал и утешительно добавил: пока.
"Пока?" — уточнил, усомнившись, рассудок.
"Пока", — уверенно подтвердило самомнение.
Понимание пришло в библиотеке, когда он попытался подсесть к ниронке, неожиданно оказавшейся в одиночестве. В ответ она, раздраженно захлопнув книгу, поднялась и быстро ушла. С одной стороны, хороший признак: присутствие Лиса начало нервировать прежде невозмутимую Хитоми. С другой стороны, Хельг добивался не совсем этого, но он уже был рад и тому, что вызвал у девчонки эмоции, пускай и негативные. А для этого пришлось попотеть, да. Лис преследовал девушку где возможно, разве что только в душ к девчонкам не залезал. Он подсаживался к ней в столовой, вызывая шквал негодования со стороны Томико и мрачные взгляды Альдис, которыми та пыталась его обратить одновременно и в глыбу льда, и в кучку пепла (хотя в большинстве случаев белобрысая старательно делала вид, что Хельга вообще не существует, настолько старательно, что сложно было не заметить). Он занимал место рядом с Хитоми на лекциях, не гнушаясь звучно сморкаться и отрыгивать, чтобы отпугнуть других девчонок. Он пытался на физкультуре бегать, прыгать, отжиматься и прочее рядом с ней. Он постоянно, стоило им хоть на секунду оказаться неподалеку друг от друга, донимал Хитоми разговорами на различные темы: от строения сотворенной Всеотцом материи до феодального устройства общества чжанов в эпоху Четвертой династии. Лис даже добился того, что маленькая ниронка несколько раз односложно ответила ему: то ли согласилась на его замечание, то ли просила отстать, то ли прямо послала в Царство Тьмы — Лис точно не разобрал. Но ведь ответила же!
Хельг сделал все, что мог в условиях учебы, но достучаться до настоящей Хитоми так и не смог. А настоящая Хитоми, отличная от той, что демонстрировала себя на занятиях и в свободное время, существовала, в этом Лис не сомневался. Не послушное орудие, которым Накамура распоряжалась, как хотела. Нет, настоящая Хитоми Ода, которая обязана была быть похожей на своего брата. Хоть в чем-то, но похожа. Это единая кровь. Это единое воспитание. Это, если уж на то пошло, единый клан. А это что-то да значит. В свою очередь, это значит, что и у Хельга с ней есть нечто общее — как с Нобунагой.
Хотя, не раз наблюдая, как майнор Белой Хризантемы заставляет дочь семьи Ода тащить ее учебники, Лис думал, что хотел бы обладать тем же рычагом давления на Хитоми, что имелся и у Томико — хотя бы для начала.
Преследование Оды не прошло незамеченным. Фридмунд первым же делом стал просить позвать его на свадьбу и предлагать свои услуги крестного. Катайр только улыбался, но однажды, дождавшись, когда они в комнате остались вдвоем, сказал, что девчонка, конечно, симпатичная, но уверен ли Хельг, что оно ему сейчас надо? На просьбу уточнить, что имеется в виду под "оно", северянин покраснел и больше тему отношений Хельга и хрупкой ниронки не поднимал. Свальд молчал, но по глазам было видно, что он не прочь узнать, чего же Лис добивается. А Рунольв... Рунольв весь погрузился в учебу и в комнату приходил, только чтобы свалиться в кровать и вырубиться. Уставал он больше всех и любому разговору предпочитал покемарить.
Парни из других групп тоже зубоскалили, некоторые пытались поддеть Хельга старым как мир "тили-тили-тесто, жених и невеста", но полное игнорирование Лисом любой насмешки привело в итоге к забвению данной темы. Тем более что несколько курсантов умудрились реально втюриться в сокурсниц и, в отличие от Хельга, реагировали на колкости нервно и забавно.
После поспешного бегства Хитоми из библиотеки Лис посидел еще немного, листая "Историю чжанских войн" Лао Фу и размышляя, когда стоит воспользоваться убойным аргументом, который должен был сильно поколебать защиту Хитоми. Лис решил применить то, что, по его мнению, могло позволить сблизиться с ней. Теперь следовало выбрать время, и для начала, наверное, стоило позволить ниронке побыть некоторое время без него. Две недели. Через две недели он снова сойдется с Хитоми и постарается окончательно взломать броню вокруг ее истинной сущности.
Впрочем, как известно, человек предполагает, а Всеотец располагает. Через две недели Хельг полностью убедился в правоте поговорки.
Наставник Ингиред был в приподнятом настроении. Он благодушно следил, как фехтующие курсанты пропускают удары, и не устраивал немедленного разноса, втолковывая нерадивым курсантам, что такие удары пропускают только неоперившиеся птенцы.
Хельгу не нравилось хорошее настроение Ингиреда. Куда больше ему был по душе обычный Ингиред — недовольный всем и всеми наставник, ехидный, устраивающий все так, чтобы каждый из учеников хоть ненадолго, но почувствовал себя дураком, которому не место в академии. Ингиред умудрился обставить дела так, что даже Дрона проиграл бой на мечах неумелой девчонке. И все лишь потому, что наставник заставил бхата надеть тяжелый, явно непривычный Махавидье полный самурайский доспех, сунул в руки не менее тяжелый двуручник и выставил против него невысокую гальтку, которой дал легкий чжанский одноручный меч. Счет велся до одного касания, Дрона не успел даже поднять двуручник, когда девчонка быстро ударила его в бок кончиком меча. Понятное дело, что бой был нечестным, но после этого Дрона наказал сам себя голодовкой и при встрече с гальткой кланялся ей до самого пола, чем сильно смущал девчонку.
В общем, от хмурого Ингиреда можно было ожидать весьма определенных подстав, а вот что можно было ожидать от веселого и довольного Ингиреда — этого Хельг предположить не мог. И был этим недоволен. Йотунство, ведь именно сегодня он собирался разобраться с Хитоми!
Как сказал, а? "Разобраться" — будто два аристократа собираются сойтись в хольмганге, священном поединке. Нет, тут все тоньше, намного тоньше. Пряник и... двойной пряник. Никакого кнута. Ну, разве что чуть-чуть.
— Не зевай по сторонам. — Катайр, с которым Хельг на данный момент фехтовал, плохо владел выданной шпагой и коротким кинжалом. Северянин был отличным бойцом на топорах, но вот остальные виды оружия терпеть не мог. Те, будто сговорившись, отвечали ему взаимностью: то булава выпадет из рук, то меч вместо нужного угла удара пойдет в другую сторону, то чжанские боевые "кольца" норовят улететь в противоположный конец зала. Не его это было, точно не его.
— Я не зеваю. — Хельг легко отвел "хитрый" выпад Катайра. Воспользовавшись тем, что соперник замешкался, Лис пригнул его шпагу к полу, быстро придвинулся и коснулся кинжалом груди гальта. — А вот в реальном бою после такого ты уже никогда не смог бы позевать.
— Да что я делаю не так?! — удрученно воскликнул Круанарх и с ненавистью посмотрел на оружие в руках. — Ведь вроде все понимаю, вроде знаю, что и как делать, но все равно ничего не получается, порази меня Громовик!
— Ты определенно делаешь успехи. — Хельг усмехнулся, вспомнив первый для северянина опыт боя на ножах с Фридмундом.
Тот бой закончился неловким взмахом Катайра и царапиной на бедре рыжего, не опасной для жизни и даже ходьбы, однако обильно залившей фехтовальный зал кровью (после этого Ингиреда заставили заменить боевое оружие незаостренным — "фальшивкой", как презрительно выразился наставник). А сейчас Катайр уверенно пользовался даже южными волнистыми кинжалами.
— Зато баллы мои по фехтованию оставляют желать лучшего, — вздохнул Катайр.
— А, ну они у всех у нас оставляют желать лучшего, — отозвался Хельг. — Зато у тебя хорошие баллы по безоружному бою.
— Да, — снова вздохнул северянин, — зато вот метафизика...
— Давай лучше продолжим, — поспешно сказал Лис, зная, что если позволить Круанарху начать ругать метафизику, то гальт не остановится до отбоя. Оный предмет шел у него еще хуже, чем фехтование. Северянин утверждал, что всю эту философию придумали не кто иные, как владыки Преисподней, дабы мучить бедных несчастных людей вроде Катайра.
Курсанты стали в стойки, но Катайр не успел атаковать. Раздался оглушительный свист, и все, кто в данный момент фехтовал, опустили оружие. Наставник Ингиред прервал учебные схватки.
Парни и девчонки выстраивались у "солнечной" стены тренировочного зала. Стену прозвали так потому, что на ней был изображен огромный символ Бога-Солнца — крест, заключенный в круг. "А когда-то его называли крестом Одина", — подумал Хельг, мельком глянув на рисунок. Он поспешил занять свое место между братьями Асмундом и Асбрандом. Ингиред не любил, если ученики затягивали с построением, и обычно его нелюбовь выражалась в том, что весь курс отправлялся на час убирать мусор на пристани.
Однако в этот раз наставник даже не покрикивал, подгоняя тех, кто, по его мнению, "плелся медленнее мертвой рыбы".
— Курсанты! — довольно оглядев пять рядов вытянувшихся по стойке "смирно" первокурсников, сказал Ингиред. — Сегодня тот день, когда я начну ваше обучение.
Ответом ему было потрясенное молчание. Казалось, у каждого на лице было написано: "А чем мы последние три месяца занимались?"
А последние три месяца уроки фехтования были довольно изматывающими. Наставник Ингиред заставил каждого продемонстрировать свое умение владеть оружием, после этого, в первый же день занятий, устроил турнир, заставив всех сражаться на мечах (к слову, победителем турнира, как все и ожидали, вышел Дрона). Все последующие занятия были такими же напряженными — Ингиред раздавал ученикам разное оружие, исходя из каких-то тайных своих замыслов, и заставлял до изнеможения на нем сражаться, постоянно меняя пары. Этим он совершенно отличался от наставницы Нода, которая буквально месяц назад начала проводить регулярные схватки между курсантами. Только раз в неделю наставник Ингиред заставлял учеников запоминать стойки и основные движения с разными видами оружия. Правда, и эти уроки были довольно утомительными, учитывая, например, что основы начальной стойки для боя на топорах все "птенцы" заучивали, три часа проведя в неподвижности, не выходя из этой самой стойки. Но в основном — беспорядочные бои друг против друга.
