-Владимир Константинович! Голубчик. Ну что ж вы ко мне так официально-то. Вы, возможно, не поверите мне, но я их видел именно, как вы и говорите в своих видениях.
-А вот это вы тоже там видели, — и Пилкин протягивает мне тонкую тетрадку, где на обложке написано "Брусиловский прорыв".
Твою же мать! Да ведь в этой тетрадке были записаны мои мысли о том, что следует предпринять, чтобы летнее наступление русской армии было более успешным, чем оно вышло в оригинале. Как избежать тех, просто дурацких, или, может быть, преступных ошибок, которые были допущены нашим командованием, из-за которых наши войска не в полной мере достигли планируемого результата. И ведь в ней были и мои рассуждения, и описание боёв в моём времени. И выводы... и планы...
И ведь я уже начал предпринимать кое-какие шаги в этом направлении. Первое это работа по созданию танков, которые здесь называют бронеходами. Разыскав потенциальных конструкторов, я подкинул им несколько идей, по решению проблем технического порядка. Нашел им спонсора и производственные мощности, где они могли воплотить "свои" проекты в металле. И ведь об этом вполне может знать Пилкин. А налаживание производства автоматического и самозарядного оружия для штурмовых отрядов. И не только армии, но и флота. А ещё в этой тетрадке я рассматривал замены командующих Западным и Северным фронтами, описывая их будущие ошибки и то, как тем, кто их заменит, нужно действовать.
-А что тут-то вас смущает? В этой тетрадке я размышлял, как бы я действовал на его месте сухопутного начальника в той, или иной ситуации. Вначале я просто решил поставить себя на место одного из командующих фронтов и провести войсковую операцию на одном из участков фронта, В дальнейшем мои аппетиты увеличились, и я просто представил уже более масштабную операцию генерального наступления на всём фронте.
-Значит вам мало морских сражений, вы ещё взялись за сухопутные.
-Ну да. На море у меня кое-что получается, теперь вот решил поиграть в солдатики на суше. А вдруг получиться?
-И как, получается?
-Ну как вам сказать. На бумаге и в своём воображении я решительно всех врагов разгромил одним махом.
-Оно и видно — смеясь сказал Пилкин. А теперь, если вы действительно считаете меня своим другом, скажите честно, что это такое на самом деле? Для чего вам эта тетрадка? И почему вот это наступление называется "Брусиловский прорыв"? Как я понял из ваших записей, именно генерал Брусилов командует Юго-Западным фронтом, хотя мне точно известно, что командует там генерал Иванов. И ещё вот что, объясните мне про командующего Северным фронтом. Только пару недель, как на эту должность был назначен генерал Плеве. А в ваших записках вы рассуждаете о том, что необходимо отлучить от командования фронтом нужно генерала Куропаткина и даже предлагаете кандидатуры генералов на эту замену — Драгомирова или Гурко. Почему Куропаткин командует фронтом, а не Плеве? Ну ладно, насчет Куропаткина, мы оба знаем какой из него командующий. Но Эверт-то вам чем не угодил? Он неплохо справляется со своими обязанностями командующего Западным фронтом. Так почему же вы желаете от него избавиться?
— Потому что он осторожен до трусости и полностью безынициативен, что и докажет будущим летом, а про Куропаткина и говорить ничего не надо.
-Вы мне не ответили, почему Куропаткин, а не Плеве? Брусилов, а не Иванов?
Я смотрел прямо в глаза Пилкину. В глаза человеку, которого действительно считаю своим другом. Так же открыто, но при этом твёрдо и требовательно смотрел на меня и он. Да уж. Нужно говорить. Причём честно. Именно так, как он и хочет. Ну что ж, вперёд.
-Хорошо. Слушайте. Сейчас я буду рассказывать, но есть одно условие — даже если этот рассказ вы посчитаете бредом сумасшедшего, не перебивать пока я не закончу рассказывать. Если нужно, то возьмите бумагу и перо, и записывайте все, с вашей точки зрения, несуразности. Договорились?
— Договорились.
Пилкин действительно взял несколько листов и приготовил перо и чернильницу. При этом он был удивительно серьёзен. Даже во время боя, в рубке, он бывал чуточку расслаблен. А сейчас...
-Так что вы хотите услышать, Владимир Константинович? Почему в качестве командующих фронтами — Брусилов, Эверт и Куропаткин, или что-то другое?
-Пока расскажите об этом.
-Вы, наверно слышали, что недавнее наступление в районе реки Стрыпе, предпринятое генералом Ивановым силами 11-ой армии, не удалось. Да и до этого, начиная с весны, генерал действовал более чем пассивно, постоянно отказывался проводить наступательные операции, а когда всё же под нажимом ставки решился.... Ну а остальное вы знаете — он провалил это наступление. Так что в марте будущего года он будет заменён на посту командующего фронтом Брусиловым. Не переживайте за него, без должности он не останется, будет назначен Членом Государственного Совета и переведён в Ставку, генерал-адъютантом при Особе Его Императорского Величества. Насчёт генерала Плеве, тут всё по-другому. Его подведёт здоровье, и в начале февраля на посту его сменит Куропаткин, а в конце марта его не станет.
-Упокой, Господи, душу раба твоего новопреставленного, и прости ему вся согрешения его вольная и невольная и даруй ему Царствие Небесное — запричитал Пилкин.
-Владимир Константинович! Вы что это? Плеве пока ещё живой. Ему ещё три месяца отпущено, а вы его уже отпеваете. Хотя тут уж ничего не поделать, на всё Божья воля. Как говориться сегодня он, а завтра мы.
-Представляете, Михаил Коронатович, вы просто сказали, что генерал умрёт, а мне почудилось, как будто он уже умер. Да нет, не верю я в это. И откуда вы можете всё это знать? Насчёт отстранения генерала Иванова, тут возможно вы всё просчитали. Но вот знать, что Плеве в марте помрёт.... Такое может знать только....
-Нет, я не Господь Бог, и тем более не ..., ну вы поняли, о ком я. Просто я это знаю и всё.
-И всё же, кто вы на самом деле? — задумчиво, и, как бы про себя, негромко произнёс Пилкин, — вы ещё хотели мне рассказать о чем-то невероятном.
-Я, Владимир Константинович, всё тот же Бахирев Михаил Коронатович. А теперь слушайте.
Мне опять пришлось пересказывать всё то, что я до этого поведал Путилову и Григоровичу. Состояние Пилкина во время повествования было в точности как у Григоровича, и чтобы вывести его из прострации, пришлось воспользоваться проверенным способом — влить в него пару стаканов "Марсалы", так как чего-то более крепкого в каюте Пилкина не оказалось. После этого он немного пришёл в себя. По крайней мере, взгляд стал осмысленным. Но от легкого помешательства, всё же недалеко. Третий стакан, уже налитый всклянь, был спасительным для его психики. Кое-как удалось убедить своего товарища, что мой рассказ это правда. После всего этого Пилкин был не в состоянии более заниматься делами, так что визит к Маслову пришлось перенести на следующий день.
IV
У корабельного инженера Маслова.
По возвращению домой, я обнаружил послание от адмирала Григоровича, в котором говорилось, что совещание по вопросу модернизации "Петропавловска" назначено на послезавтра. На следующий день, прихватив ещё не полностью пришедшего в себя Пилкина, и в сопровождении старшего офицера Лушкова, мы в десять часов были у инженера Маслова в его конторке при верфи.
-Добрый день господин Маслов — переступая порог, проговорил я.
-А, господин адмирал, да с господами офицерами, добрый день. Неужели ваш визит означает, что получено разрешение на проведение работ на линейном корабле.
-Анатолий Иоасафович, немного преждевременно так говорить, но я был у Григоровича. И он не против нашей с вами инициативы по малой модернизации линкора. Его высокопревосходительство пообещал поддержать нас перед императором. Он даже назначил на завтра по этому вопросу совещание, и наш проект там будет обсуждаться на "большой комиссии". Со своей стороны он приглашает самого господина Бубнова и ещё кого-то из кораблестроителей, чтобы те дали свою оценку нашему проекту.
-Если Иван Григорьевич воспротивится, то нам будет трудно доказать целесообразность предлагаемых изменений.
-А куда он денется. Мы ведь сумеем доказать необходимость всех этих переделок. За этот год, пока линкоры были в строю, было выявлено столько недостатков, что не счесть. Хотя, вот у нас-то с вами они все посчитаны и указаны. И не только мной или вами, но рапортами большой группы офицеров-практиков, а их мнению можно и нужно доверять. Так что это господину Бубнову на пользу будет, чтобы в будущем при проектировании и постройке кораблей учитывали опыт нынешних боёв и избежали выявленных ошибок.
Пока есть время до завтра, давайте ещё раз все вместе обмозгуем и решим, что нужно добавить или убрать из проекта. А варианты переделки будем прикидывать в зависимости от финансирования. Первый вариант, это если деньги выделят в полном объёме, ну а второй, если копеечку зажмут и дадут только половину.
Часа полтора мы водили пальцами по схемам и чертежам линкора, решая вопрос о повышении его боевых качеств. Но как это решить на заведомо неудачном проекте, где даже теоретически отсутствовал запас водоизмещения на его любую модернизацию, а любой перегруз только ухудшал ходовые качества линкоров этого типа.
Много дельных советов дал Лушков, он, как старший офицер линкора, в полной мере изучил его слабые и сильные стороны. Именно ему приходилось вникать во всё тонкости устройства этого огромного корабля, и неоднократно пролезть по всем закоулкам линкора. Это командир корабля, за всё время своей службы, может ни разу не заглянуть в какой-нибудь трюм или ахтерпик на вверенном ему корабле, и даже не представлять расположение боцманматских и матросских шхер. Интересную мысль высказал в своей книге "Расплата" морской офицер участник русско-японской войны капитан второго ранга Владимир Семёнов. "Командир корабля это верховная власть, а старший офицер это действующий именем командира, с его ведома и одобрения, премьер-министр. На котором и лежит непосредственная тяжесть внутреннего управления. По-другому можно сказать, что, вне исключительных случаев, командир — маятник регулирующий ход часов, а старший офицер — пружина, силой которой работает механизм".
-Если мы хотим иметь более или менее боеспособные корабли, то эти линкоры надо переделывать в линейные крейсера — высказал я в сердцах Маслову, когда вспомнил, что такой проект перестройки был разработан в середине тридцатых годов, но как всегда, из-за нехватки денег и производственных мощностей, так и остался на бумаге. Но сразу же у меня в голове возникла мысль — "Это же только бесполезная трата денег, так как даже такая перестройка не слишком-то повысит боевые качества кораблей, и использовать их можно разве только в качестве больших канонерок" Потому-то я промолчал об этом, зачем вводить в искушение хорошего инженера. Но в голове навязчиво крутилась поистине мальчишеская мысль — "А что, было бы интересно посмотреть хотя бы на один линейный крейсер, перестроенный из линкора". Но я тут же отогнал эту мысль, зная скорый конец эры линкоров. Хотя как корабли охранения авианосных соединений, со своей мощной ПВО, они неплохо смотрелись на Тихом океане. "Не будем растекаться мыслями, а будем настаивать на тех изменениях, которые запланировали в самом начале" — окончательно решил я про себя. И тут же проговорил вслух.
-Но на такую перестройку у нас, ни времени, ни денег. Если нашему флоту нужны будут линейные корабли, то будем строить по новым проектам, с учетом накопленного во время войны опыта. А пока начнем с "Петропавловска", проведём небольшую модернизацию, если её посчитают удачной, то и на остальных линкорах проведем такие же работы.
-Я думаю, что после этой войны нам будет лет десять не до строительства новых линейных кораблей — высказался Пилкин.
-Естественно нам будет не до новых кораблей, так как надо будет вначале четвёрку линейных крейсеров достроить. И то их придется основательно перестраивать, чтобы что-то путное из них вышло.
-Вот именно Анатолий Иоасафович. А прежде мы проведем кое-какую модернизацию на всех действующих линейных кораблях, но начнём с "Петропавловска", благо, что он стоит тут на ремонте. На будущий год начнём подобные работы на любом другом линкоре. Думаю, что после таких работ, срок активной боевой службы у кораблей будет продлён лет на десять. Потом перевод их в береговую оборону или в учебные. А насчет кардинальной перестройки или постройки новых линкоров, так время покажет, стоит этим заниматься или нет.
А чтобы не терять время, вы, дорогой Анатолий Иоасафович, начинайте-ка потихоньку предварительные работы по переделке носовой надстройки. Если что, я беру всё на себя, а распоряжение на это безобразие обязательно будет получено.
-Я всё же подожду завтрашнего решения, вы же знаете, что бывает за самоволие. Один день ничего не решает.
-Так вы сомневаетесь в положительном исходе дела? Неужели мы завтра не докажем комиссии целесообразность таких переделок, особенно, если министр за.
-И я всё же предлагаю подождать решения комиссии.
-Хорошо. Не возражаю. Но очень вас прошу, к заседанию подготовиться основательно.
С этими словами мы покинули Маслова. Забегая вперёд скажу, что проект модернизации был одобрен, хотя Бубнов вначале немного побурбулил, но как говориться, больше для проформы, ведь он понимал, что первое его детище вышло немного убогим и небольшое исправление, ни в коем случае "ребёночку" не помешает. Работы был разделены на два этапа, так как за оставшиеся три месяца всё выполнить в полном объеме не представлялось возможным. Самым важным решением, как я считаю, было одобрение провести подобную модернизацию на всех линкорах российского флота. На Балтийских линкорах работы проводить, как говорилось выше, в два этапа и только в зимние месяцы. Что касается первых двух черноморских линкоров, то там работы начнутся только после окончания боевых действий или после устранения угрозы со стороны германо-турецкого флота (Иначе говоря, пока адмирал Эбергард не разделается с "Гебеном"). Для "Николая I", пока он находится в низкой степени готовности, разработать новый проект более глубокой модернизации и приступить к работам сразу после его утверждения. На "Александре III" для начала переделать только надстройки, носовую оконечность пока не трогать, чтобы не задерживать работы по достройке линкора в целом.
V
Ещё один разговор с Григоровичем
На четвёртый день нового 1916 года Григорович пригласил меня на послеобеденное время к себе, где у нас с ним состоялся ещё один серьёзный разговор. В тот день Григорович признался, какие он испытывал душевные муки, пока я пересказывал ему почти вековую историю той России, из которой появился. За эти прошедшие дни он много думал и пришёл в ужас от понимания того, что пришлось пережить стране и её народу, особенно в первые пятьдесят лет текущего двадцатого века. И пришёл к выводу, чтобы всё это не повторилось вновь, нужно что-то изменить сейчас.
-Ужас, смятение и растерянность, вот что испытал я, как впрочем, и любой другой оказавшийся бы на моём месте. И суть даже не в том ужасном конце, который должен постигнуть Империю через полтора года. Главное то, что эту катастрофу приближают сотни вполне воспитанных и образованных людей, среди которых были крупнейшие фабриканты и заводчики, банкиры и члены Государственной Думы, генералы и старшие офицеры, в том числе и флота. Кто-то из них хочет власти, как у императора, кто-то денег. Есть те, кто просто хочет перемен, а каких, им без разницы, лишь бы что-то изменить в стране. Даже члены Императорской фамилии и те туда же. И все они считают себя патриотами России. И к этому приложили руки и наши вечные "друзья", такие "друзья", что и врагов не нужно, и враги, иногда надевающие маски сердечных друзей. Если честно, то Николай своей политикой, внешней и внутренней, вернее, отсутствием всякой внятной политики, довел общество до такого состояния, что все хотели перемен. Из вашего рассказа ясно, что никто не подал ему руку помощи, все отвернулись, настолько он всех настроил против себя. А противников и прямых врагов у него и сейчас хоть отбавляй. И что самое плохое, так это то, что среди таких врагов очень немало соотечественников.
