Когда же подобные послания стали сыпаться на него раза три в неделю, то он попросту плюнул на них, посчитав, что это пустые угрозы. Ну, кто, скажите, будет доверять убийце, который в течение двух месяцев запугивает свою жертву, листочками бумаги? Вот и Лин был совершенно спокоен, нисколько не переживая о незначительном инциденте.
Вот только Энни, случайно нашедшая в ящике стола эти листочки, посчитала по-другому и очень расстроилась, что ее не поставили в известность. Для начала она закатила мужу форменную истерику с битьем посуды и криками типа "Ты мне не доверяешь?", потом принялась душить в объятиях ,приговаривая :"Прошу тебя, оставь все это, я не смогу без тебя", а когда и это не помогло, принялась ходить за ним следом и оглядывать все окружающее. Последнее просто ужасно выводило мужа из себя, но сказать что-либо наперекор только что немного отошедшей от депрессии супруге, он просто не осмелился.
Единственное во всей этой ситуации, что утешало охраняемого супруга, это налаживающиеся отношения в семье. Теперь они как раньше делили одну комнату, смеялись по вечерам у камина над играми детей, разговаривали, обсуждая погоду или планы на день, и естественно занимались любовью по ночам. Короче говоря, оба были просто счастливы и менять что-либо не собирались.
Примерно спустя месяц после примирения, вылазки Лина, которые становились все реже и реже, почти совсем прекратились, но Энни никак не могла смириться с разгуливанием супруга в одиночестве, а потому неизменно его сопровождала.
* * *
В то утро, они поднялись очень рано. Лину нужно было ехать в последний, как они договорились, рейд, а потом он обещал Энни, наконец, осесть дома и больше не совершать ничего опасного. Энни ни в какую не соглашалась отпустить супруга до места встречи отряда без собственного сопровождения, а он усиленно пытался убедить супругу, что в ее положении подобные прогулки совершенно ни к чему. Этой ночью любимая сообщила ему счастливую новость, он скоро станет отцом в очередной раз и потому он находился в полнейшей эйфории, не желая слушать наставления жены и отказываясь брать ее с собой.
Вот только уговорами дело не обошлось. Упрямая испуганная женщина не хотела слушать приказов глупого супруга, а потому, села на коня и поскакала вслед за ним. Настигнув драгоценного супруга у выезда с территории имения, она, приподняв брови, посмотрела ему прямо в негодующие глаза, словно спрашивая "И что ты предпримешь?", и пришпорила лошадь, послав ее вперед. Это было последней роковой ошибкой.
Засада, ожидавшая выезда принца во главе отряда, не растерялась и выстрелила по первому же выезжающему. Вот только вышла небольшая осечка с объектом прицела, но это уже никого не волновало.
Когда разозленный выходкой жены супруг заметил свистящие в воздухе стрелы, он, не думая больше ни о чем, бросился к Энни, стараясь построить вокруг нее защитный купол. Вот только не успел буквально на несколько секунд. Он совершенно не заметил, что несколько стрел попали и в него, что его отряд значительно поредел, а нападающие уже празднуют победу. Он видел перед собой только перекошенное от боли лицо жены и торчащие из ее живота две стрелы.
Опустившись перед ней на колени и пытаясь магией хотя бы остановить кровь, он не обращал внимания на происходящее вокруг, а совсем рядом шел бой. Лин все пытался спасти свою любовь, читал по очереди все известные заклинания, отдавая исцелению все силы, но все было тщетно. Энни неумолимо становилось хуже — она умирала, а вместе с ней умирал и он. Часть его души, до сих пор принадлежащая матери, просто разрывалась в груди, крича обвинения: "Как же ты мог? Второй раз!", а он не знал, что ей ответить. Он просто держал тело умирающей женщины и немного покачивался взад вперед. Все на что хватило его магии — это облегчить ей уход, почти полностью перетянув боль на себя.
Когда последний вдох оборвался хрипом и дыхание остановилось, а открытые голубые, как небо, глаза стали стекленеть, он, наконец, понял, что произошло и заорал от рвущей на части боли. Подобный крик, наверное, редко кто слышал в своей жизни, скорее всего это было именно то, что называют "криком души".
Вместе с криком, казалось, ушла и жизнь. С трудом поднявшись на ноги, и немного покачиваясь, он сделал несколько шагов в сторону убийц, а его соратники подались назад, видимо предвидя, что сейчас произойдет. А произошло следующее: маг встал лицом к врагам, вытянул вперед руки ладонями вверх и, прошептав несколько слов на древнем темноэльфийском, направил появившиеся лучи в сторону обидчиков.
Это заклинание не было широко известно и причин тому было несколько. Во-первых, на его использование требовалось потратить уйму энергии, а во-вторых, по силе оно было столь разрушительным, что потеряй маг над ним контроль, могло уничтожить все живое в радиусе нескольких сот метров от эпицентра. На этот раз все обошлось, и Лин сумел не только уничтожить своих врагов, но и остановиться вовремя, не дав поглотить еще и себя.
Когда совершенно обессиливший принц, с пустым ничего не выражающим взглядом повернулся к своим соратникам, он уже не мог самостоятельно стоять на ногах от катастрофической потери энергии, а также от нанесенных ему стрелами ран. Как оказалось, стреляли противники не очень метко и все пять стрел, попавших в несчастного супруга, опасности для жизни не представляли. Зато потеря крови, которая к этому моменту уже превышала допустимую, начала сказываться и Лин стал медленно заваливаться на бок, теряя сознание.
Бросившиеся на помощь соратники, успели только подхватить бессознательное тело и, быстро организовавшись, перевезли тела своих сюзеренов в дом.
* * *
Очнулся принц только спустя две недели после произошедшего и сразу заметил присутствие в комнате, спящего в кресле у кровати, отца. Он выглядел несколько осунувшимся и основательно помятым, словно провел здесь не один день. На лице проступили тени, от постоянного недосыпа, а на лбу проявились морщины, видимо от слишком сильных переживаний. Сам Лин толком не мог пошевелиться. Руки и ноги, словно налитые свинцом, нивкакую не желали отрываться от кровати, а голова согласилась повернуться только на бок. Он лежал в незнакомой комнате, в окружении множества подушек и пытался вспомнить, что же такого случилось.
Память возвращалась медленно, словно нехотя, а когда собралась воедино, то Лин пожалел, что вообще захотел ее возвращения. Нахлынувшая на него волна внутренней боли, придала сил телу и он, стараясь выплеснуть душевную скорбь, сначала сел в постели, а потом попытался встать. С подъемом дела обстояли несколько хуже. По всей видимости, после долгого лежания в одной позе, ноги затекли и занемели, а потому просто отказались держать, и незадачливый больной полетел на пол, по пути уронив стоявший на столике у кровати кувшин.
Подпрыгнувший от подобной побудки отец, тут же оказался рядом и принялся ощупывать отпрыска на предмет новых увечий, а залетевшие на грохот охранники были приставлены к нелегкому делу перемещения принца назад в кровать. Грохоча вооружением и стараясь не причинить пострадавшему вреда, они подняли безвольного больного на руки и бережно уложили в мягкую постель. Отец же, все это время наблюдавший за ничего не выражающим лицом сына, принялся закрывать его одеялом и сыпать вопросами, ответов на которые, впрочем, так и не дождался.
Лин лежал с абсолютно отсутствующим видом, глядя в потолок, и не реагировал ни на вопросы родителя, ни на рассказ о прошедших пышных похоронах, ни на объяснения его собственного бедственного положения. В общем, он производил впечатление овоща. И это очень испугало Императора.
В последующие дни в покои наследника наведались буквально все доктора, которых смог откопать обеспокоенный родитель, а результатов не было. Никому из них так и не удалось хоть немного расшевелить закрывшегося в себе принца. Они не смогли добиться даже проявления элементарных рефлексов, вроде реакции на прямой свет или удар по нервным окончаниям. Он словно живая статуя продолжал дышать, но совершенно не желал жить.
Перелом наступил в тот момент, когда в Императорском дворце, во всю готовившемся к свадьбе старшей принцессы, долженствующей быть через месяц, объявились все пять сестер наследника. Самая младшая, Алиса, которую за малостью лет, попросту не посвятили в происходящее, увидев брата в подобном состоянии, устроила форменную истерику, заявив, что пока он не очнется — она никуда не уйдет. Характер Алиса явно унаследовала от брата, видимо, вместе с именем, а потому переубедить ее в уже принятом решении становилось практически не возможно. Плюнув на все попытки, родственники просто пустили происходящее на самотек, посчитав, что хуже все равно не будет, не куда. Так девочка, которой через несколько месяцев должно было исполниться десять, поселилась в комнате брата, постоянно требуша его, разговаривая и всячески пытаясь заставить хотя бы просто заметить ее присутствие.
Удались ее попытки не сразу, но всякая настойчивость, как известно, имеет свою награду. Так и теперь, однажды, в ответ на очередной тычок под ребра, когда перелазила через брата взять яблоко со стола, Алиса услышала едва заметный стон. Решив, что ей показалось, она наклонилась поближе и, вглядываясь в открытые глаза брата, совершенно такие же как у нее, принялась настойчиво повторять его имя. И снова ее посетило ощущение небольшого шевеления ресниц. Тогда, немного разозлившись, она схватила неподвижное тело за плечи и с силой принялась трясти его, глотая слезы и вопя на весь этаж, как она его ненавидит.
Ворвавшимся в комнату родственникам, представшая глазам картина, основательно не понравилась, и они тут же бросились отдирать взбесившееся дитя от тяжелобольного. Когда им это удалось, все, не обращая внимания на постель, принялись выяснять причину произошедшего у истерикующей девочки. Объяснить так, чтобы всем стало понятно, она так и не смогла, а потому немного успокоившись, перевела взгляд на кровать и вновь закричала, а этот раз от радости.
Лин лежал в той же позе, что она его и оставила, но его внимательный, немного рассредоточенный взгляд переходил с одного лица на другое, ни на одном долго не задерживаясь. Вся толпа присутствующих, издала протяжный полный облегчения вздох и засуетилась вокруг постели, наконец, очухавшегося принца.
* * *
Постепенно выздоравливая, Лин провел в постели еще неделю, после чего первый раз поднялся на ноги. Начав ходить, он перестал нуждаться в постоянном уходе и все снова вернулись к подготовке свадьбы. Ритуал был назначен через две недели, но в связи с незапланированной болезнью принца и гибелью принцессы был под вопросом. Правда, когда Лину сообщили, что свадьба не состоится и объяснили причины, он категорически запретил всяческий траур и настоял на оговоренных давно сроках. После этого все снова вздохнули с облегчением и принялись суетиться с удвоенными усилиями.
Принц снова остался один и снова начал впадать в меланхолию, зависнув на грани между сном и явью. Он все понимал, выполнял повседневные дела и отвечал на прямые вопросы. Только выполнял все эти действия так, словно каждое движение доставляет неудобства. Вот только уделять внимание столь незначительному факту всем было некогда.
Саму церемонию бракосочетания, Лин помнил плохо, знал только, что проходила она по людским традициям с почестями и пышностью достойными победителей войны. Поскольку на дворе стояла середина лета, то и ритуал проходил на открытом воздухе у огромного пруда, красиво украшенного разноцветными корабликами, парусами для которых, служили пожелания молодым.
Когда церемония подошла к концу и все уселись за стол, Лин, у которого совершенно не было аппетита, не знал куда деваться и на предложение соседа справа "Выпьешь?" ответил согласным кивком. После нескольких чарок крепкого гномьего самогона и пары бутылок распитого эльфийского вина на закуску, он впервые спокойно уснул, полностью восстановившись за ночь и не увидев ни одного кошмара. Этот опыт успокоения нервов очень приглянулся наследнику и когда Дворец опустел, проводив молодых, а вместе с ними и любопытных принцесс, попросту собрал свои вещи и никого не предупреждая, отправился домой.
Лин искренне полагал, что дома даже стены помогают, а потому рвался в свою обитель всей душой. По прибытии же, выяснилось, что все вокруг настолько пропитано присутствием жены, что просто сводит с ума. Немного подросшие мальчики, с недоумением смотрящие на отца и повторяющие "Папа, а мама больше не вернется, да?", просто доводили его своими вопросами и разговорами о маме. А ему так необходим был покой.
Промаявшись еще примерно месяц, он стал все чаще запираться в кабинете с бутылочкой вина или ликера, отмечая явный положительный эффект — в эти ночи он спал. Постепенно число бутылочек возросло до двух, потом до трех, а еще позже он просто умудрялся пить в течение дня. Сыновей принц перестал посещать вовсе, полностью возложив заботы о них на плечи нянек. Никаких иных срочных задач у него не было, а потому он посвящал все свое свободное время, а это весь день, распитию спиртных напитков, искренне полагая, что это лекарство.
Когда погреб опустел, он просто приказал заполнить его вновь и во второй раз тоже. Когда же в имении появился отец и предъявил ему претензии, что мол сын слишком много пьет, Лин просто отмахнулся как от надоедливой мухи и заперся в кабинете на неделю, никому не открывая и не реагируя на стук в дверь.
Дальнейшее он помнил как во сне. Помнил дорогу, помнил, как плыл на лодке по очень красивому озеру в одну из сказочных ночей, когда над головой сплетаются и расплетаются сполохи разноцветного света, помнил, как его внесли в комнату и уложили на кровать, но ничего конкретного, только далекие, словно вырванные у памяти кадры. Очнулся же он уже в камере и по-настоящему испугался собственного безумия. Все произошедшее не на шутку встревожило принца, а главное его мучила совесть и беспокоили причины собственного положения.
Совершенно один в комнате примерно 4х5 метров, с единственным окном, расположенным прямо под потолком и без малейших проблесков магии, он просто медленно сходил с ума. Зато времени подумать, было предостаточно. И он думал, думал о семье, которую потерял, думал о судьбе, что усиленно насмехается над всеми его попытками обрести счастье, думал, о себе, в конце концов, о своем собственном долге и предназначении, о своей жизни, и о своей нелегкой доле. А потом была встреча с соседом, побег и вновь распутье, вновь выбор, который просто необходимо было сделать.
И тогда он сделал свой выбор, попросту бросил все, что было, позади и взмолился богине, чтобы забрала его память. Ему настолько сильно хотелось все забыть, что почти удалось этого добиться. Ничего не умея, кроме меча и магии, и ничего не зная об обычной жизни человека без связей, он сначала попросту потерялся на дне жизненной ямы. Немного освоившись и привыкнув, Лин прибился к каравану, нанявшись охранником и неплохо проявив себя в первой же стычке с разбойниками. Постепенно он сдружился с отрядом наемников, путешествующих по миру в поисках лучшей доли, и вошел в его состав. Так он провел длительное время, основательно узнав жизнь и исколесив почти все возможные пути и маршруты.
