— Спасибо.
— Не за что. Диктуй.
7.
Через полчаса файл Каменца ушел к Гречу, а Вадим и Полина, наскоро перекусив, и сварив еще одну порцию кофе, сели читать документы из желтого конверта.
— Бред какой-то! — Сказал Вадим, прочитав бумаги Рутберга.
— Ну не скажи, — возразила Полина. — В этом бреду прослеживается определенная логика.
— Логика прослеживается и у шизофреников, — кисло усмехнулся Вадим. — Просто это другая логика.
— Обрати внимание на два обстоятельства. Первое, Уварову показалось странным, что Людов явно знал, куда надо ехать и кого искать. То есть, похоже, Людов узнал о твоем ранении еще ночью с семнадцатого на восемнадцатое. Откуда? От кого? И почему его интересовал именно ты? Он ведь, по словам Уварова явно спешил, нажимал на все рычаги и своего в конце концов добился: прибыл в госпиталь, когда ты был еще жив и успел забрать в свой институт. И вот смотри, — она взяла со стола еще один документ из тех, что находились в конверте Рутберга. — Твой призыв в армию был инициирован распоряжением штаба Войскового Круга, а подполковник Беркутов, оформлявший это распоряжение, в июле шестьдесят второго года сообщил человеку Уварова, что, во-первых, сделано это было по личной просьбе самого Уварова, о чем тот совершенно не помнил, а, во-вторых, в шестьдесят первом году твое личное дело, хранившееся в Итильском окружном комиссариате, было затребовано все тем же Беркутовым, и опять же, якобы, по телефонному распоряжению Уварова, и переслано на адрес института медико-биологических исследований. И Людов тебя, похоже, знал лично. Во всяком случае, такое у Уварова возникло впечатление.
Ну что ж, Реутов ведь и не сомневался, что Полина умная. Из многих слов — а речь шла, как ни крути, о двадцати страницах машинописного текста — она сумела выжать главное.
— Ты права, — кивнул он, соглашаясь. — Логика в этом действительно прослеживается, но какая логика? Ты посмотри на все это беспристрастно! Это же триллер какой-то получается, а не история. Научная фантастика!
— А то, что ты жив, это не фантастика? — Тихо спросила Полина, заглядывая ему в глаза. — И где твой шрам?
— Н-да.
— Нам бы еще отчет комиссии Ширван-Заде получить, — вздохнула Полина. — Как там твой знакомый, он сможет помочь?
— Черт! — Сказал Реутов, неожиданно вспомнив про Комаровского. — Вот же балбес!
— Что? — Не поняла Полина.
— Сейчас! — Остановил ее Реутов, хватая со стола телефон и набирая номер. — Алексей?
— Да! — Откликнулся Комаровский. — Это ты, Вадим? С тобой все в порядке?
— Да, все в порядке, — Реутов даже не представлял, как мог забыть о встрече в Архиве. — Понимаешь, я тут запутался слегка и не смог сегодня прийти.
— Не страшно, — успокоил его Комаровский. — Приходи завтра. Но только учти, завтра последний срок. Мне держать это в кабинете не с руки.
— О чем речь! — Обрадовался Реутов. — Завтра, как штык.
— Ну тогда, до завтра.
— Уф! — Вытер Вадим испарину со лба. — Представляешь, Поля, я про него просто забыл. А ведь он мне отчет достал!
8.
Полина заснула прямо за столом. Реутов на секунду отвлекся, проверяя в сети, добытые еще в Риге, данные на Каменца, потом взглянул на нее, — хотел поделиться очередным разочарованием, — и увидел, что она спит, положив голову на сложенные на столе руки.
"Укатали сивку ..." — Вадим взглянул на часы, было без четверти одиннадцать. — Детское время, в сущности ..."
Он встал из-за стола, осторожно поднял Полину со стула и на руках отнес в спальню. Уложил в постель, укрыл одеялом и, вернувшись на кухню, где они с вечера устроили себе кабинет, скептически осмотрел заваленный бумагами и заставленный посудой стол. Спать не хотелось. Напротив, в крови ощущалась некоторая "хищная" бодрость. Вот так бы и рванул сейчас куда-нибудь, неизвестно куда, но обязательно в полную силу.
"Занятно ... Как он сказал? Адаптировался?"
Иди знай, что именно имел в виду Рутберг. Его слова можно интерпретировать и так, и эдак, но слово это, "адаптироваться", всплыло сейчас в памяти, и, как вдруг подумалось Реутову, неслучайно. Было в этом что-то. Что-то такое, о чем он и сам вроде бы уже думал, но, судя по всему, не додумал.
"Адаптировался", — повторил Реутов про себя, как бы пробуя слово на вкус, и, взяв со стола заварочный чайник, в два глотка выпил всю остававшуюся заварку.
Ароматная, чуть вяжущая, горечь наполнила рот, напомнив те времена, когда, отправляясь в поиск, он наполнял фляжку крепкой, почти чифирной консистенции, заваркой, сдобренной каким-нибудь алкоголем — что уж там и тогда удавалось добыть. Лучшими вариантами были, разумеется, коньяк и ром, но и чача, сливовица или арак для такого дела годились тоже.
"Кашу маслом не испортишь", — Вадим выплюнул в раковину набившиеся в рот чаинки и, вернувшись к столу, взял в руки "письмо Людова".
"... всему, должна проходить в несколько этапов, — писал таинственный Людов своему неизвестному адресату. — Однако следует иметь в виду, что характер процесса будет зависеть от множества привходящих обстоятельств, учесть большинство из которых заранее, не представляется возможным. Я бы рекомендовал ..."
Черт его знает, что за обстоятельства помешали агенту контрразведки снять полную копию письма, но факт — текст, переданный Вадиму генералом Рутбергом, представлял собою серию отрывков, которые правильнее, наверное, было бы назвать обрывками. Возникало впечатление, что Людов писал инструкцию или описывал некий ожидаемый эффект эксперимента. Знать бы еще, что это был за эксперимент, но одно очевидно: Рутберг склонялся к мысли, что разговор в "письме" идет именно о Вадиме. Возможно, так все и обстояло, однако никакой уверенности в этом у Реутова не было.
"... я бы назвал адаптацией, но, разумеется, характер протекающих при этом процессов свести единственно к адаптации в духе идей фон Манакова или Пиаже нельзя. Все гораздо сложнее ..."
"Сложнее некуда", — Реутов вернул листок с текстом на стол, вытряхнул из пачки папиросу и, не торопясь, закурил.
" ... неравномерная регенерация тканей не должна удивлять. Впрочем, как я полагаю, вопросы эстетики вряд ли озаботят тебя настолько, чтобы забивать этим голову. Поэтому позволю себе напомнить главное. Период адаптации занимает от трех до восемнадцати дней. Точнее, предсказать, как будет развиваться процесс, сейчас невозможно. Однако нельзя исключать и парадоксальной реакции организма на некоторые внешние факторы: аминоглюканы, например, эндогенные опиаты, или электромагнитное стимулирование. В этом варианте, можно ожидать и лавинообразного протекания процесса адаптации. Но я не стал бы полагать такой исход статистически значимым, хотя — подчеркиваю специально для тебя — теоретически он вполне возможен. В любом случае ... "
"Галиматья! Или нет ... Зависит ..."
И тут зазвонил телефон.
— Да, — не называясь, сказал Реутов в трубку.
— Привет! — Голос Давида звучал, как всегда ровно. Иди знай, что у него сейчас на душе!
— Привет! Вы как? — Осторожно ответил Вадим.
— Так, сяк, — усмехнулся Казареев. — Ни шатко, ни валко.
— Тебя, что на ридну мову пробило? — Поинтересовался Реутов, которого и всегда-то раздражал обмен бессмысленными "фольклорными" репликами вместо содержательного разговора.
— В детство впадаю, — ответил Давид. — Но ты и сам можешь представить. Впечатлений море.
— Рад за тебя, — усмехнулся Вадим, пытаясь представить, как бы реагировал сам, вернувшись в Хазарию, в которой не был ни разу с тех пор, как ушел на войну. — А как жена?
— Она прекрасна, — явственно улыбнулся Давид.
— Я знаю.
— Ну тогда, ты меня понимаешь.
— Она рядом?
— Да.
— Передавай привет!
— Обязательно. А как у вас?
— Тоже нормально.
— И жена?
— Она прекрасна, — ответил Реутов, решив ни в чем не уступать Давиду. — Но сейчас спит, а привет от тебя я передам ей утром.
— Заметано, — как ни в чем, ни бывало, сказал Давид. — Не хотите к нам присоединиться?
— А стоит?
— Думаю, что да.
"Даже так?!"
— Хорошо, — сказал он после короткой паузы, вызванной необходимостью проверить список неотложных дел. — Завтра мы заняты, а вот послезавтра вполне.
— Позвони перед вылетом, — попросил Казареев. — Или вы на колесах?
"А что, — подумал вдруг Реутов. — Совсем неплохая идея".
— А что, имеет смысл? — спросил он вслух.
— Вообще-то да, — ответил Давид. — И имущество нам не помешало бы. А тут и ехать-то всего ничего.
— Ну да!
— Две тысячи верст. Выйдешь через Тверь на стратегическое А98, и жми до самого Царицына по прямой. А там уже, действительно, рукой подать. Без остановок сутки, с остановками — чуть больше.
— Ладно, — обдумав предложение Давида, согласился Реутов. — Если все будет хорошо, выезжаем послезавтра.
9.
Всю оставшуюся часть дня Илья гасил пожар. Впрочем, это слишком громко сказано — пожар. К тому времени, когда они расстались с Реутовым, огня, в сущности, уже не осталось. Он погас сам за неимением физической возможности распространяться дальше. Люди Домфрона зацепили Мыша и, догадавшись, что сам он "сесть" на их линии связи не мог, вычислили группу Механика. Тревогу поднял Бета, видевший, как берут наблюдателя из группы Типунова, и Караваев успел предупредить остальных, но от судьбы не уйдешь. Почему Механик промедлил? Теперь об этом могли бы рассказать только костоломы полковника Постникова, но вряд ли они будут так любезны.
"Или будут?" — Задумался Илья, прокручивая в голове все детали создавшейся ситуации и стараясь не упустить при этом ни одной мелочи. Получалось, что могут и рассказать, если, разумеется, знать, как спросить.
Однако подробности гибели группы Типунова Илью не интересовали. Все равно он ничего не мог теперь изменить, и, следовательно, все это являлось неважным. А вот система охраны господина Домфрона интересовала Караваева по-прежнему. И время для этого, кажется, пришло.
— Здравствуйте, Карл Иванович, — сказал он, соединившись с Альфой. — Как поживаете?
— Благодарствуйте, — ответил Альфа, говоривший по-русски правильно, но с сильным ирландским акцентом. — Божьим промыслом, все идет хорошо.
— Ну и слава богу, — поддерживая, заданный "Карлом Ивановичем" стиль разговора, сказал Илья. — А у меня к вам просьба образовалась.
— Я весь внимание, уважаемый Григорий Матвеевич.
— Надо бы познакомиться с одним человеком и обсудить с ним вопросы взаимовыгодного сотрудничества. Экспорт — импорт, сами понимаете.
— Понимаю, — не стал спорить Альфа. — Жду подробностей.
— Уже, — ответил на это Караваев, сбрасывая на электронный адрес "Карла Ивановича" файл со всеми полученными им от своих источников данными на Ивана Силовича Постникова. — Сейчас будет.
— Секунду, — попросил Альфа и после короткой паузы подтвердил получение: — Есть. Не извольте беспокоиться, сегодня же и займусь.
— Ну бог вам в помощь! — Вполне искренне пожелал Илья и выключил телефон.
Решив, таким образом, главную задачу дня, Караваев переключился на другие срочные дела. Группа Механика из игры выбыла, это, к сожалению, являлось медицинским фактом. Но охота на Домфрона продолжалась. И хотя в рядах загонщиков образовались досадные прорехи, которые, разумеется, следовало как можно скорее залатать, вырваться за линию флажков Князю уже вряд ли удастся. А функции Механика, решил Караваев, возьмет на себя Каппа. Вот введением в игру резервной группы Гюнтера Паля по кличке Фельдфебель Илья теперь и занялся.
10.
"Нет, — решил наконец Реутов. — Рутберг был со мной искренен ровно настолько, насколько это выгодно ему самому".
Однако Вадим иллюзиями себя не тешил. Возможно, на данный момент генерал и являлся союзником, но только сейчас и ровно настолько, насколько это соответствовало его собственным — до конца Реутову, к слову сказать, неизвестным — планам. И вытекало это отнюдь не из общих соображений, а становилось вполне очевидным, если правильно проанализировать все имеющиеся факты. Помог ли Рутберг им бежать с баржи? Вполне возможно, что и помог. Но что это была за помощь? А была она такой, чтобы, с одной стороны, уровнять шансы жертвы и преследователя, а, с другой, не дай бог не подставиться самому. Ну а дальше, как бог рассудит. Сможет Реутов сбежать — хорошо, не сможет — кисмет. По крайней мере, так все это выглядело, если посмотреть на события того дня беспристрастно. Но именно это Вадим сейчас и делал. Сидел на кухне, пил крепкий кофе, листал полученные от генерала документы и думал. Анализировал факты, сопоставлял, искал противоречия и пытался при этом построить непротиворечивую модель событий. И получалось, что Рутберг передал Реутову весьма ценные документы, которые, несомненно, позволяли продвинуться вперед в поисках ответов на те вопросы, что из просто интересных давно уже превратившиеся в жизненно важные. Но при этом, что-то существенное и, судя по всему, принципиальное для понимания известных Реутову фактов, Моисей Аронович все-таки придержал. Дело в том, что из тех бумаг, которые Реутов уже выучил едва ли не наизусть, совершенно невозможно было вывести, почему Рутберг приготовил для Вадима свой "клад капитана Крузо". Вернее, в данном случае, правильнее было бы говорить о "посылке капитана Немо", которую однажды обнаружили на морском берегу обитатели "Таинственного острова". Но капитан Немо знал, что может понадобиться Сайресу Смиту и его спутникам, чтобы выжить на необитаемом острове. Содержимое же двух чемоданов, найденных Вадимом на конспиративной квартире, наводило на совсем другие мысли. Закладка, судя по слою пыли на полу и самих чемоданах, была сделана как минимум за несколько дней до того, как Реутов встретился с "полковником". Даты на банковских упаковках тоже были не свежие. Деньги были получены через два дня после ночного заплыва в Неве. То есть даже если предположить, что собирали чемоданы не в тот же день, а несколько — но все равно ненамного — позже, то и тогда, оставалось непонятным, откуда Рутберг знал, что понадобиться Вадиму могут не только паспорт и деньги, но и оружие. Как он вообще мог предположить, что Реутов сможет — да еще в таком состоянии — сбежать с баржи? Ведь не мог же этот обер-шпион не знать, что Вадиму в любом случае придется рвать цепь, снимать часового и плыть ночью через холодную реку. На что же он надеялся? На Давида? Возможно. Однако должен был все-таки понимать, что один Казареев двоих не вытащит. Но тогда получалось, что генералу заранее было известно, что электрошок и нервный стресс способны или даже должны помочь Реутову не только вспомнить прошлое, но и восстановиться физически.
"Адаптироваться, — вспомнилось Реутову использованное Рутбергом слово. — Сукин сын сказал, адаптироваться!"
Но в документах если и содержался намек на такое развитие событий, то это был действительно всего лишь намек. И понятен он становился только в контексте тех событий, которые произошли в последние десять дней. Но если так, то у Рутберга должны были быть веские основания предполагать именно такое развитие событий, и, следовательно, он рассказал Вадиму отнюдь не все, что знал.
