— Почему вы не хотите,— Геринг поднимает руку,— использовать у себя польских и французских военнопленных?
— ... Хотим, господин рейхсмаршал,— делает паузу Тодт,— но сделать это не так просто. В городских условиях даже если найти среди пленных столько квалифицированных рабочих, то сгруппировать, разместить и обеспечить охрану миллиону человек не представляется возможным. Поэтому более 90 процентов из полутора миллионов военнопленных из Франции и Польши, будучи переведенными в разряд гражданских лиц, направлены в сельское хозяйство. Поскольку в сельской местности значительно легче и меньшими силами можно обеспечить раздельное проживание арийского и неарийского населения. Однако и это не компенсирует огромный недостаток рабочих рук в сельском хозяйстве, которого мобилизация коснулась в значительно большей степени, чем промышленности. Это привело к тому, что в данный момент мы обеспечиваем себя продовольствием лишь на 83 процента. Чтобы выйти на самообеспечение нам необходимо влить в сельское хозяйства ещё примерно 2 миллиона работников...
— Где взять эти 2 миллиона работников?— С проворством, которого трудно было ожидать от такого толстяка, Геринг вскакивает и принимается возбуждённо ходить взад-вперёд.— Дарре, вы не думали о повышении производительности труда? Механизация и рационализация производства для вас что — пустой звук?
— Нет, рейхсмаршал,— бычится рейхсминистр продовольствия,— не пустой. Механизацией труда крестьян мы занимаемся постоянно, но не везде она эффективна, особенно в отношении средних и мелких хозяйств, которые составляют основу аграрной структуры нашего государства. Бездумная атака на крестьянство в 20-х годах с целью укрупнения крестьянских хозяйств когда за долги было продано около миллиона гектар крестьянской земли, а их доходы сократились вдвое, едва не погубила немецкое крестьянство, которое является основой арийского общества. Крестьянство — источник новой аристократии германского общества, его государственная значимость и общественная незаменимость закреплены в национал-социалистической идеологии 'почвы и крови'. Поэтому укрупнение крестьянских хозяйств в Германии возможно лишь за счёт переселения на новые территории. Пространство на Востоке, освобождённое от лишнего населения, должно стать новой родиной для этой части германского крестьянства.
Крякнув, Геринг останавливается и бессильно падает в огромное кожаное кресло:
— Продолжайте, Тодт. Теперь выводы.
— При текущем неутешительном развитии ситуации на фронте, господин рейхсмаршал, рассчитывать на быстрое окончание военной кампании на Востоке и быстрое возвращение наших солдат на рабочие места в промышленности и сельском хозяйстве становится невозможным. А ведь на таком развитии событий основываются планы, собранные в директивном документе Генерального совета по четырёхлетнему плану 'Экономические последствия операций на Востоке' от 1 марта 1941 года. Необходим новый план, который будет учитывать новую реальность. Пока ещё не удалось окончательно обработать цифры, которые будут отражать объёмы падения поставок минерального сырья, которое происходит в связи с боевыми действиями в Румынии, более ранним, чем предполагалось, прекращением поставок из Китая, Маньчжоу-Го, Японии и России, но уже понятно, что крайне обострится ситуация с топливо-энергетическими — в первую очередь с нефтью, металлорудными — вольфрам, марганец, олово, и неметаллическими ресурсами. С моей точки зрения, крайне желательно приостановить военные действия на Востоке и заключить перемирие с русскими, что позволит нам избежать спада в промышленном производстве, в первую очередь в военной промышленности, и избежать кризиса с обеспечением населения продовольствием этой зимой.
— Вам есть что добавить, Дарре?— спрашивает Геринг, не глядя на рейхсминистра продовольствия.
— Разве что несколько расширить тезис моего коллеги о кризисе продовольственного и непродовольственного снабжения рейха,— опускает голову тот,— начну с последнего — с началом войны на Востоке полностью прекратились поставки хлопка из Китая и России, хотя они и обеспечивали не более 5 процентов нашей потребности. Столь же тяжела ситуация и с шерстью. К уже введённому запрету на использование этих ресурсов для нужд гражданского населения, использованию чешской и польской трофейной формы для строительных частей, придётся в ближайшие месяцы остановить, например, производство шинелей для вермахта. Далее — практически сошёл на нет положительный эффект в части снабжения продовольствием из оккупированных территорий на Западе. Наглядный пример — Дания. Три миллиона датских коров, столько же свиней и 25 миллионов кур-несушек существовали почти исключительно на импортных кормах из Южной Америки и Маньчжоу-Го и были пущены под нож. Собственное же производство продовольствия, несмотря на принимаемые чрезвычайные меры, продолжает снижаться третий год подряд на 2-3 процента в год. Соглашаясь с коллегой Тодтом в том, что передышка на фронте необходима для успешного проведения сельскохозяйственных работ в этом году, уточню — что она не решит ни одной проблемы, стоящей перед сельским хозяйством. Решение продовольственной проблемы Германии в долгосрочной перспективе видится исключительно на Востоке и решить её можно только военным путём.
— В чём дело, Курт?— Ворчливо скрипит Геринг, замечая просунувшуюся в дверь голову референта.
— Звонил адъютант Шмундт, господин рейхсмаршал. Фюрер ждёт вас в Рейхсканцелярии в 14:30.
— Вы слышали, господа? — Геринг поднимается из-за стола, показывая, что аудиенция окончена. — Что касается ваших докладов..., я сам поговорю с фюрером о ваших опасениях..., направлять их копии напрямую в Рейхсканцелярию не надо. Хайль Гитлер!
* * *
— Как ты считаешь, Фриц,— Дарре сбоку смотрит на насупившегося Тодта, молча идущего по аллее к автомобилю — он станет говорить с фюрером?
— Уверен что нет,— со вздохом отвечает тот,— он передаст наши доклады своему крючкотвору из Управления по осуществлению четырёхлетнего плана Нойману, тот начнет его изучать, проверять основные цифры и на этом всё дело закончится. Геринг уже потерял всякий интерес к работе, его энергия почти иссякла, её хватает лишь на охоту и оичное обогащение. Ну и на то, чтобы создавать вокруг фюрера 'вакуум' — на верх идут лишь бодрые рапорты, как у нас всё хорошо, если не прекрасно. Я ещё надеялся, Рихард, когда предложил тебе это, что у него хотя бы чувство самосохранения сработает... Тебе известно, что мы собрались нападать на Испанию? Отчёт времени уже начался.
— Только не это,— почти застонал Дарре,— сажать себе на шею 25 миллионов голодных испанцев — форменное самоубийство. Сельскохозяйственное производство разрушено гражданской войной. По основным показателям оно упало в два раза. В стране начался бы натуральный голод, если бы не поставки пшеницы из Америки, которые прекратятся при нашей оккупации. При всех наших трудностях мы потребляем на четверть больше зерновых, на треть больше мяса и вдвое больше молока. Эти сведения относятся к 1940-му году, но не думаю, что ситуация в Испании в этом году сильно изменилась. Чтобы избежать голодных бунтов нам придётся поставлять туда продовольствие...
— Которого у нас нет,— кивает Тодт, останавливаясь у машины.
— Мы должны доложить обо всём фюреру, Фриц, чего бы это нам не стоило.
— Ну давай попробуем, Рихард,— шофёр открывает перед Тодтом дверцу,— если и это не поможет, то я подаю в отставку.
* * *
— Хайль Гитлер,— вспотевший раскрасневшийся Геринг в серо-голубом мундире, с воротником, окантованным золотой тесьмой и украшенным эмблемой скрещенных маршальских жезлов на фоне серебряной парчи, буквально падает в кожаное кресло во главе т-образного стола в центре министерского кабинета,— генерал Боденшац, ведите совещание. Прошу всех собравшихся выражаться кратко и по существу, сосредоточиться на причинах наших неудач на Востоке.
— Слово имеет фельдмаршал Штумпф,— без задержки объявляет глава ведомства рейхсминистра, сидящий по правую руку от него.
Заместитель Геринга, взявший на себя оперативное командование люфтваффе на Востоке, прежде чем начать, напротив делает длинную паузу:
— Господа, проще всего было бы списать неудачное начало войны с Россией на провал нашей разведки, не сумевшей заблаговременно обнаружить подготовку противника к наступлению, или на руководство Сухопутных сил, которое не смогло оперативно проанализировать те разрозненные данные, которые всё-таки поступали в Генеральный штаб, и быстро принять решение на отпор агрессору. Мне кажется, что причины неудач люфтваффе глубже — они в общей недооценке возможностей, в первую очередь технических, военно-воздушных сил России, а также в серьёзных ошибках нашей собственной технической программы...
— Разве наши основные потери самолётов не связаны с потерей на аэродромах от действий русских танков?— Кричит Геринг.
— Безусловно связаны, рейхсмаршал,— упрямо выгибает шею фельдмаршал,— но мы и сейчас, когда эффект неожиданности от нападения уже прошёл, а потери на земле сведены к минимуму, продолжаем нести серьёзные потери в воздушных боях. Связано это с тем, что русские превосходят нас в воздушной разведке — радиоаппаратуре обнаружения воздушных целей. Эта аппаратура значительно превосходит английскую, с действием которой мы столкнулись над Ла Маншем во время 'Атаки орла', так и нашу, в ограниченных количествах установленную на Западе. Русское оборудование, во-первых, мобильно, так как смонтировано на автомобильном шасси, а, во-вторых, имеет значительно большее дальнодействие — не менее 120 километров. Мы же на Востоке не имеем ни одной установки. Это даёт русским огромное преимущество в воздухе над Генерал-Губернаторством...
— Что за фантазии, Штумпф?— Взрывается рейхсмаршал, поворачиваясь налево к сидящему рядом Удету.— Генерал-инспектор, откуда это взялось?
— Боюсь, что это не фантазии, рейхсмаршал,— опускает голову тот,— как только две недели назад из штабов пошли сообщения о том, что русские истребители раз за разом перехватывают наши летевшие на задание бомбардировщики ещё над нашей территорией, я дал задание своим технарям разобраться с этим вопросом. Радиоразведка быстро выяснила, что русские истребители получают координаты, направление и высоту бомберов по радио задолго, до того момента как они пересекут линию фронта. И всё-таки оставалось сомнение — уж не предательство ли царит в наших штабах? Технари и разведчики стали копать дальше — последние нашли на нескольких аэрофотоснимках местности вблизи русской границы подозрительную установку, состоящую из двух грузовиков с большой поворачивающейся антенной. Технарям пришлось повозится подольше — поначалу никак не удавалась поймать сигнал этой русской установки, поэтому я привлёк специалистов с установки 'Вюрцбург', которые занимаются схожими задачами — поиском воздушных целей. Оказалось, что русская установка работает на очень коротких радиоволнах, которые 'Вюрцбург' не видит, но вчера, задействовав экспериментальный кристаллический — что бы это не значило — приёмник, им наконец-то удалось поймать этот сигнал и примерно определить район откуда он излучается. Как вы уже поняли имеено оттуда, где аэрофоторазведка засекла два русских грузовика.
— Продолжайте, Штумпф,— морщится Геринг, вытирая носовым платком пот со лба.
— ... Второе,— кивает фельдмаршал,— что отмечают лётчики — это массовое применение нового русского истребителя ЛАГ-1. Ранее разведка сообщала о ЛАГ-1, который русские ограниченно применяли в прошлом году в Финляндии, но, похоже, с тех пор им удалось значительно улучшить его характеристики. По энерговооружённости — им удалось, по оценкам наших специалистов, довести свой двигатель до 1200 лошадиных сил-, вооружению — 20-миллиметровая пушка в развале цилиндров, стреляющая через втулку винта с двумя синхронными 12.7-миллиметровыми пулемётами — и управлению, — улучшенные аэродинамика и управляющие поверхности — ЛАГ-1 является достойным соперником нашему бф-109ф. Кроме этого, что является самым неприятным, недостатки лётной подготовки и меткости стрельбы, которыми, как известно, отличались до этого русские пилоты, в значительной степени компенсируются новым, по-видимому, гироскопическим прицелом, установленным на ЛАГ-1. Поскольку наши лётчики отмечают, что русские открывают огонь с дальней дистанции, из любого положения с расстояния 200, а иногда даже с 400 метров, показывая удивительную точность, чего раньше за ними не замечалось. И это всё происходит при значительном превосходстве русских в численности самолётов.
— Всё, что вы сейчас перечислили, — трясёт головой Геринг,— основано на умозрительных рассуждениях, так, Штумпф?
— Я привык доверять оценкам моих подчинённых, рейхсмаршал. Их верность косвенно подтверждают беспрецедентные потери, которые несёт наша авиация. Такой уровень потерь не может быть объяснён случайными и временными факторами. За неполный месяц нами потеряно около 300 истребителей, 200 бомбардировщиков всех типов, 100 штурмовиков и пикировщиков, а также около 200 разведывательных и вспомогательных самолётов. Положение усугубляется тем, что многие самолёты, которые можно было починить, остались на территории занятой противником. По сути, на земле и в воздухе мы потеряли от четверти до трети самолётов, выделенных для проведения Восточной кампании или силы, сравнимые с 1-ым Воздушным флотом...
— Но ведь и русские несут огромные потери?— морщится Геринг.
— ... Это верно,— кивает тот,— но русские имеют трёхкратное численное преимущество. Нам для поддержания боёв подобной интенсивности на Востоке требуется срочное пополнение с Запада, в частности из Средиземноморья, но подготовка к Испанской кампании, которая находится в завершающей стадии, не даёт нам этого сделать. Люфтваффе на Востоке требуется время и дополнительные силы для восстановления и поддержания боеспособности, иначе через несколько недель русские смогут завоевать господство в воздухе, к чему они стремятся, продолжая настойчиво наносить удары по нашим аэродромам и не давая нам сделать то же самое по своим.
— Сколько самолётов мы произвели в мае?— Геринг встревоженно смотрит на Боденшаца.
— Истребителей 456 штук,— роется тот в бумагах,— это бф109 и бф110 вместе, бомбардировщиков — 527 штук, включая Ю-88, Хе-111 и До-17, пикировщиков Ю-87 112 штук. Итого 1143 самолёта всех типов.
— А сколько пилотов подготовлено за прошлый год?
— Если считать выпускников всех лётных школ, рейхсмаршал, то 5387 человек. Данных по потерям лётного состава пока не имеется, но если говорить именно о пилотах истребителей, то оценить их потери можно как один пилот на два-три самолёта. Среди потерь пилотов бомбардировщиков потери несколько выше, примерно три пилота на каждые 4 самолёта.
— Таким образом,— в голосе Геринга звучат металлические нотки,— ситуация с пополнением люфтваффе личным составом и техникой хоть и напряжённая, но далёкая от катастрофической — пополнение превышает уровень потерь.
— Если считать наши потери только на Востоке...,— звучит с дальнего конца длинного стола.
