Илья — все-таки он все еще предпочитал называть себя так — прошел на кухню, открыл холодильник и с сомнением осмотрел его содержимое. Ему предстояло немудреное решение, но Караваев вдруг почувствовал, что от того, что он выберет — сок или водку — зависит и все остальное.
"Поставим проблему раком!" — Илья достал из холодильника пакет яблочного сока, баночку газировки Лагидзе и бутылку водки. Затем смешал все это в граненом стакане в пропорции "каждой твари по паре" — то есть по трети каждого ингредиента — и, не останавливаясь, выпил получившийся сидр в несколько сильных глотков. Но вышло только хуже.
"Вот же дерьмо!" — самодельный сидр напомнил о детстве, проведенном на правобережье Дона, и у Ильи даже сердце сжало от нахлынувших вдруг воспоминаний.
Хутор Гречей располагался совсем недалеко от Белой Вежи и Саркела1. И вот вроде бы крупный промышленный центр, мегаполис, и все такое, но там, где родился и вырос Илья, весной цвели яблоневые сады, а осенью в тех садах стоял такой оглушительный яблочный дух, что голова кружилась не хуже, чем от первых поцелуев, меж тех деревьев как раз и испытанных.
#1 Белая Вежа — крупный промышленный и торговый город в нижнем течении Дона (население по переписи 1988 года — 735 тыс.). Саркел — крупнейший промышленный и культурный центр в нижнем течении Дона, расположен на восточном берегу реки несколько выше по течению. В настоящее время городские границы этих древних городов почти слились, образовав мегаполис с населением свыше двух млн. человек.
Илья заглянул в шкафчик для посуды, но чистых стаканов там не оказалось, одни чашки. Тогда он всполоснул под краном стакан и, наполнив его на четверть водкой, хотел уже выпить, но ему помешал телефонный звонок. Звонили по мобильнику. Его собственному.
— Слушаю, — сказал Караваев, зная уже, кто звонит.
— Это я, — голос Зои был тих и снова, как два дня назад, показался ему каким-то неуверенным, едва ли не робким.
"Да, что же это такое! "
— Здравствуй, Зоя.
— Ты ... У тебя все в порядке?
— Да, — твердо сказал Илья. — У меня все в порядке. Не волнуйся.
— Ты говоришь неправду.
"Черт!"
— Почем ты знаешь? — "Удивился" он.
— Знаю, — сказала она. — Чувствую.
— Тебе ... — Он хотел сказать, что все это ей только кажется, но не сказал.
"Жена ... Плоть от плоти ..."
— Ты можешь вызвать Риту? — Спросил Илья.
— Могу. — Показалось ему, или она действительно обрадовалась?
"Решайся! — Приказал он себе. — В конце концов, если не доверять даже ей, то кому?"
— Вызывай, — сказал он вслух. — Выйдешь через черный ход. На второй параллельной улице возьми извозчика до метро "Заячий остров". Я тебя встречу. В десять подойдет?
6.
Она приехала ровно в десять. Вышла из машины, такая красивая, что несколько мужчин, случайно оказавшихся в это время у станции метро, непроизвольно повернули головы в ее сторону. Однако Илью они не интересовали. Он искал хвост, и потому позволил ей прождать себя целых пять минут.
— Привет, — сказал он, подходя к ней. — Извини, что задержался. Срочный звонок.
Он лгал, разумеется, но не говорить же любимой женщине, что просто не смог отключить свои боевые рефлексы?
— Пойдем, посидим где-нибудь? — Предложил он, поцеловав ее в губы.
— А к себе ты меня не пустишь? — Спросила Зоя, подразумевая, судя по интонации, гораздо большее, чем посещение его временной квартиры.
— Пущу, — ответил Илья, удивленный собственной решимостью. — Правда апартаменты у меня не блеск, да и не убрано.
— Пойдем, — сказала она в ответ, разом отметая все его сомнения.
"Ну что ж ..."
— Мое настоящее имя Марк, — сказал он, чувствуя, как исчезает, растворяясь в тумане прошлого, Илья Константинович Караваев, которому не осталось больше места в душе Греча. — Вообще-то Маркиан, но это совсем длинно получается.
— А Мареком тебя называть можно? — Черт его знает, задала ли Зоя этот вопрос вслух, или Марк прочел его в ее синих глазах, но она спросила, и он ответил.
— Тогда уже лучше Мариком.
— Хорошо, Марик, — улыбнулась Зоя. — Тут есть где-нибудь магазин? Страшно хочется горького шоколада и белого Мозельского.
Итиль, Русский каганат, 1 октября 1991 года.
7.
— Просто триллер какой-то, — покачал головой Давид, закуривая очередную сигарету. — Бумаги твои я, ты уж прости, Вадик, потом прочту. На трезвую голову, — кивнул с усмешкой на пустые и ополовиненные бутылки. — Но вообще-то закрученная выходит история, дальше некуда.
— Вот и мне все это тоже не слишком нравится, — охотно согласился Реутов. — Мало хвороб, так еще и какое-то сраное — простите, девочки! — оружие это, психотропное.
— Психотронное, — поправила его Полина, у которой и у самой глаза уже косили, но, надо признаться, как-то хорошо это делали, а не просто так.
— Один хрен, — махнул рукой Вадим. — Психотропное, психотронное!
— Ну не скажи, — возразила Лили. — Психотронное, это, значит, дистанционное. Правда, Дувид?
"О! — Отметил Вадим, который, хоть и "расслабился", мыслил все еще достаточно ясно, так что и оговорился не столько по "пьяному делу", сколько нарочно. — А Ли уже на идиш пробило! Ведь Дувид это же по-русски..."
— Точно! — Подтвердил Давид и, потянувшись за бутылкой, стал разливать. — Инфразвуковую пушку еще, когда придумали. Но тут, как я понимаю, не об инфразвуке речь.
— Если верить отчету Ширван-Заде, — Реутов взял стаканчик, понюхал водку, которая, кажется, начала еще сильнее пахнуть виноградом, и выпил залпом. — Они там с модулированием какого-то поля работали, — сказал он, возвращая пустой армуд на место. — Я полагаю, с электромагнитным. Вот только, что там еще можно найти, никак не соображу.
— Да, уж ... Задачка! — Согласился Давид.
— Теперь вы рассказывайте! — Потребовала Полина, перешедшая после первой же рюмки водки, на местное красное вино.
— Эдак мы до следующей ночи просидим, — почесал затылок Давид.
— Что, так много? — Удивился Вадим.
— А чего бы мы вас взялись высвистывать? Тут такая, прости господи, каша, что даже не знаю с чего начать, и как тебе все это рассказать.
— А ты не бойся, — предложил Реутов. — Ты рассказывай.
— Рассказывай! — Передразнил его Давид. — Впрочем, и то правда, чего тянуть?
— Ну?
— Баранки гну! Нашли мы твоего брата. Он, однако, под колпаком. Следят за ним. — Объяснил Давид. — Не так, чтобы очень уж плотно, но приглядывают. Так что пришлось повертеться, но мы до него добрались.
— Я добралась, — вставила Лили, когда Казареев сделал паузу. — Давид прикрывал, а я с Александром Борисовичем говорила.
— Два раза, — добавила она, вероятно, полагая, что это существенно.
— Вот ты и рассказывай, — предложил Давид.
— И расскажу, — ответила Лили и, оглядев собеседников, тоже закурила. Теперь за столом дымили все.
— Твой брат очень симпатичный человек, — сказала Лили после паузы. — Я сказала ему, что собираюсь писать книгу о 8-й бригаде. Художественную. И он ... В общем он был рад, что я к ним пришла. Он ... Он тобой гордится, Вадик, и сына младшего назвал в твою честь. Такое дело.
— Продолжай, — веселое настроение, как ветром сдуло, и комок в горле встал.
— Для них ты погиб 17 апреля 1962, — продолжила рассказ Лили, настроение которой теперь тоже изменилось. — Александр Борисович ездил в Вену, искал могилу, но не нашел, и тогда они поставили тебе памятник здесь, в Итиле. На 2-м хазарском кладбище есть участок ... Он сказал, как он называется по-хазарски, но, ты уж извини, я не запомнила. Что-то вроде места героев или еще как-то.
— Проехали, — Реутов и сам не ожидал, что его так заденет. Но накрыло, что называется, не по-детски. С головой.
— Часть твоих фотографий исчезла еще в шестьдесят третьем. У них воры побывали ...
— Ясно, — кивнул Вадим.
— Теперь вот что, — Лили явно начала нервничать, но старалась держать себя в руках. — Ты Вадик, оказывается, не родной сын, а приемный.
— Что?
— Но любить-то они тебя от этого меньше не стали, — положил ему руку на плечо Давид.
— И? — Спросил Вадим, беря себя в руки, потому что, судя по всему, это был еще не конец истории.
— У твоего деда Эфраима был брат — Булчан ... И кстати, Реутов это новая фамилия. Александр Борисович сказал, что не знает, что там произошло и почему, но настоящая твоя фамилия — Хутуркинов. Почему поменял фамилию Эфраим неизвестно, но Булчан так и оставался Хутуркиновым.
— Э ... — осторожно включился в разговор Давид. — Я тут навел справки в архиве и в библиотеке. Похоже, Вадик, ты из тех самых1 ...
#1Хутуркиновы (или Хутурхиновы) — русско-хазарский дворянский род, ведущий начало от Итаха (Тахи) Кашкара (? — 1653) по прозвищу Хутуркин (по-хазарски, военачальник со счастливой судьбой) бывшего воеводой в армиях каганов Ивана II и Владимира IV. Род Хутуркиновых известен именами Ивана Х. (1632-1681), возглавлявшего Великое Посольство в Персию и Орду, Реувена Х. (1743-1795) — одного из сподвижников генералиссимуса Суворова, генерала Георгия Х. (1779-1812) — героя Первой Отечественной Войны, и Дмитрия (Давида) Х. (1859-1923) — министра иностранных дел в правительстве Русского Каганата.
— А разве их род не прервался? — Чисто автоматически спросил Реутов, помнивший еще кое-что из школьного курса истории.
— Темная история, — развел руками Казареев. — Но только, если это не те Хутуркиновы, то совершенно непонятно откуда вы взялись.
— Постой! — Сообразил вдруг Вадим. — А мать? Про мать что-то известно?
— Александр не знает, — покачал головой Давид. — Он только помнит смутно один давний разговор между Эфраимом и Борисом, ну в смысле, твоим отцом. Что-то весьма мелодраматичное. Типа замужняя дама из столицы, чуть ли не аристократка какая-то. Скандал замяли, и ... и все. Больше он ничего не знает или не помнит. Булчан привез тебя в Саркел, и твой отец — он только что женился — взял тебя к себе, в смысле усыновил.
— Час от часу не легче, — совершенно искренне вздохнул Реутов. — Давайте выпьем, а то у меня сейчас мозги от напряжения из ушей полезут.
— Выпьем, — с готовностью согласился Давид и сразу же взял в руку бутылку с вином, чтобы налить дамам. — Тут только две вещи добавить надо и можно эту тему пока оставить.
— Какие две вещи? — Насторожился Вадим.
— Понимаешь, — сказал Давид. — У Булчана, вроде бы был домик где-то в Ярославовом городище. И еще. Уезжая в Новгород, он оставил брату свою фотографию с подписью. Для тебя оставил. Но до войны рассказать тебе не успели. Ну сам понимаешь. А потом стало поздно. Так что фотография сперва перекочевала к твоему отцу, а теперь она хранится у Александра.
— Взглянуть бы ...
— Взглянешь, — пообещал Давид, наполняя ормуды водкой. — Лили ее сфотографировала. Вот завтра проявим пленку, и посмотришь.
8.
— Как по-хазарски сказать, я тебя люблю?
— Я тебя люблю.
— Нет, не по-русски, а по-хазарски! — Потребовала Полина.
— А черт его знает, — пожал плечами Вадим и улыбнулся. — Я по-хазарски едва поздороваться умею.
— Жаль ...
— Эп, — неуверенно сказал Реутов, напрягая память. — Да, точно! Эп ... э ... сана? йорадап.
— Эп сана йорадап! — Повторил он, хотя и не был уверен, что то, что он сказал, можно считать объяснением в любви.
— Еще раз! — Потребовала Полина, стягивая через голову кофточку. — Не подходи! — Остановила она Реутова, шагнувшего к ней, и хитро улыбнулась. — Ну!
— Ты сразу скажи, сколько раз повторять? — Спросил он, пытаясь понять, зачем ей это надо.
— А вот сколько тряпочек обнаружится, столько раз и повторишь. Ну!
— Эп сана йорадап! — Громко сказал Реутов.
— Можно тише, — разрешила Полина, одновременно расстегивая джинсы. — Но с чувством.
— Эп сана йорадап. — Сказал Вадим с чувством, хотя говори он это по-русски, чувства явно вышло бы больше.
— Так, — Полина отбросила джинсы в сторону и завела руки за спину. — Я жду!
— Эп сана йорадап! — Выдохнул Вадим.
— И еще раз ...
— Можно я уже подойду?
— Не можно! Я сама к тебе подойду. А пока ... Ну!
— Эп сана йорадап!
Петров, Русский каганат, 1 октября 1991 года.
9.
— Марик ...
— Что?
— Ничего, — улыбнулась Зоя. — Это я просто привыкаю.
— Марк, — сказала она через секунду. — А знаешь, тебе Марком лучше.
Он лежал на спине, а она сидела рядом и внимательно изучала его лицо, чего, по мнению Греча, делать сейчас никак не следовало. Тем не менее, он лежал, а она смотрела.
— Ну, вообще-то, я Маркиан, — возразил Марк, пытаясь справится с внезапно пришедшим к нему ощущением конца.
— Маркиан — это что-то Римское, — подумав сказала Зоя, которая то ли не замечала его состояния, то ли просто не желала его "замечать".
— Тогда уж Византийское, — усмехнулся Греч, вспомнив про своего тезку императора1, но как-то так, "вторым планом". — А вот Марк самое, что ни на есть Римское. Молот, по-латински.
#1 Маркиан, Флавий — Византийский император в 450 — 457 гг.
— Филолог! — Еще шире улыбнулась Зоя. — Марк — имя греческое, а римляне его у греков переняли. Ну а Маркиан означает сын Марка, его потомок.
— Ну извини, — пожал плечами Греч. — Мы люди темные, землепашцы, стало быть, в академиях не обучались.
— А где обучались? — Совершенно другим тоном спросила Зоя и посмотрела ему в глаза.
— Новочеркасский казачий кадетский корпус, — ответил Марк, как в омут сиганул. — Потом Ивановское офицерское училище, а потом все сам как-то ...
— Марик, — сказала Зоя, наклоняясь к нему. — Ну что ты, в самом деле! Ты же не мальчишка какой-нибудь.
— Вот именно.
— Дурак! — Сказала она, и Греч едва не вздрогнул и от того, что она сказала, и особенно от того, как это было сказано.
"Дурак? Возможно ..."
Больше она ничего не сказала, а просто нагнулась быстро и плавно, поцеловала в губы и легла рядом, уткнувшись лицом в его плечо. Ни встать — чтобы погасить, например, свет — ни повернуться, Марк теперь не мог. Просто не решился бы. Закрыл глаза и медленно — самым "естественным" образом — выровнял дыхание, имитируя сон. Делать это Греч умел, если не безукоризненно, то, во всяком случае, неплохо. Лежал, дышал, думал. Вернее, не думал даже, а тяжело ворочался, занятый одной и той же давящей и неотступной мыслью, не в силах отбросить ее или хотя бы "развернуться" в сузившемся до ничтожных размеров пространстве своего личного Я.
Растерянность, страх, едва не переходящий в отчаяние, обида, гнев ... Чего тут только не оказалось намешано! Вот только ни счастья, которое он уже начал было в себе ощущать, ни покоя, ни уверенности там не было.
— Если ты не перестанешь об этом думать, — тихо (ее шепот был похож на шелест песка в пустыне, и таким же горячим) сказала вдруг Зоя. — Я на тебя обижусь.
— Глупости, — через силу выдавил из себя Марк. — Я ни о чем и не думаю вовсе. Я сплю.
