* * *
— Слово имеет генерал-лейтенант Лееб,— Манштейн, заметно нервничая, вновь бросает взгляд на наручные часы,— начальник Управления вооружения Сухопутных войск, прошу вас.
— Господа, кхм-кхм,— прочищает горло Лееб,— вынужден констатировать, что начало Восточной кампании сложилось крайне неудачно для службы вооружений Сухопутных сил. И дело даже не в огромных потерях материальной части, восполнить которые в ближайшее время невозможно, хотя в среднесрочной перспективе вполне осуществимо. Дело в том, что мы столкнулись с противником, вооружение которого во многом превосходит образцы, стоящие на вооружении вермахта, что явилось для службы вооружений полной неожиданностью. Мы не получали о такой возможности никаких предупреждений по линии абвера и поэтому внутри Управления не существовало даже такой инженерной структуры, которая бы имела цель заниматься изучением конструкций русского вооружения...
— Позвольте, господин генерал,— недовольно прерывает его Манштейн,— а как же отдел главного инженера, группы главных конструкторов, отдел трофейного оружия и службы испытательных полигонов?
— Все они занимаются, господин начальник Генерального штаба,— упрямо наклоняет голову Лееб,— проектированием, подготовкой к производству и испытанием германского оружия. Трофейное же оружие собирается на поле боя и используется на полигонах в первую очередь как мишень для испытаний опять-таки нашего оружия.
— Значит надо быстрее перестраивать свою работу, господин генерал.— С усилием сдерживает себя Манштейн, чтобы не повысить голос.— О каких конкретно образцах вооружения вы говорите?
— В первую очередь о новом русском 27-тонном танке с противоснарядным бронированием, большой башней, экипажем 5 человек и 76-миллиметровой пушкой. Один такой танк был захвачен 3 дня назад в окрестностях Варшавы. Он был подбит случайно оказавшимся там 88-мм зенитным орудием, поскольку наши 37-мм противотанковые пушки бессильны против его брони. Ничего более или менее достойного на вооружении у вермахта сейчас попросту нет и в скором времени не ожидается. Второе — два вида авиационных бомб: двухкилограммовая кумулятивная бомба в кассетном исполнения и 100-килограммовая бомба, тип которой не удалось пока установить. Образцы этих бомб нам пока не удалось заполучить. И если с первой кассетной бомбой всё достаточно прозрачно — она является аналогом нашей 4-килограммовой кумулятивной 'SD-4 HL' 1940 года, которая не была запущена в массовое производство из-за отсутствия подходящих целей на поле боя...
— А в фугасном исполнении она оказалась не нужна,— морщится Манштейн,— так как слишком мощная для пехоты и слишком слабая для бронированной техники.
— Так точно, господин генерал-полковник,— кивает Лееб.— наши специалисты считают, что нам надо срочно запускать в производство 'SD-4 HL' против той армады танков, которую выставили русские против нас на поле боя. Что касается второй авиабомбы, то имея руках лишь её обломки, специалисты высказывают мнение, что это дальний родственник снаряда для нашего старого шестиствольного 15-сантиметрового реактивного миномёта 'Небельверфер'. В начале 30-х годов, когда началась разработка миномёта, одним из первых был снаряд с начинкой из газа пропан. Предполагалось, что первыми запускаются пять подобных снарядов, а шестым — детонирующий заряд, который подрывает облако газа в районе цели. Тогда испытания не увенчались успехом и были прекращены. По свидетельству очевидцев, эта бомба русских сначала распыляет газ, а затем поджигает его, уничтожая живую силу на большой территории. На фронте отмечено несколько случаев применения 'газовой' бомбы, одно из которых привело к тяжёлым последствиям — это удар по ротной пехотной маршевой колонне в тыловом районе вблизи города Кельце. Две 100-килограмовых бомбы практически уничтожили роту — половина личного состава погибшие, остальные получили тяжёлые контузии. Очевидно, что необходимо срочно возобновить исследования по этой теме...
Манштейн поворачивается к адъютанту, сидящему справа:
— Необходимо срочно дать указание войскам усилить противовоздушное прикрытие колонн на марше и принять меры по рассредоточению частей на стоянках. Продолжайте, господин генерал, у вас ещё 5 минут, приготовиться полковнику фон Трескову. Я вынужден сократить время совещания, сегодня мы ожидается визита фюрера.
— ... Считаю также,— Лееб повышает голос, чтобы перекричать возникший гул,— что необходимо возобновить исследования по 'газонаполненному снаряду-бомбе'. Ещё одним неприятным сюрпризом для наших войск стало развёртывание разведки и ведение боевых действий противником ночью. Нашей войсковой разведкой отмечены случаи эффективных ночных атак танков противника без включения фар, точных ударов его артиллерии в темноте, ночные перемещения без освещения колонн бронетехники и грузовиков снабжения в тылу. Высказываются предположения, что противник использует приборы ночного видения инфракрасного излучения также и для воздушной разведки. 12 июня в окрестностях Позена ночью потерпел крушение русский скоростной бомбардировщик с разведывательным оборудованием на борту, которое получили значительные повреждения. Судя по осколкам особого стекла, найденного на месте крушения, наши специалисты высказывают мнение, что оборудование предназначалось для исследования именно для работы в инфракрасных лучах...
Пронзительно звонок телефона заглушает последние слова Лееба.
* * *
— Что-то я не заметил Канариса,— Гитлер откидывается на спинку кожаного дивана 'Майбаха',— разве он не должен сопровождать меня в поездке в Цоссен?
— Адмирал Канарис, мой фюрер,— адъютант Шмундт устраивается напротив на откидном сиденье,— ночью вылетел в штаб армии генерал-лейтенанта Роммеля в Тулузу.
— Почему?! Разве ему не требуется на это разрешения командования?— Ворчит Гитлер, подозрительно глядя на адъютанта.
— Он его получил у Кейтеля, мой фюрер.
— Почему у Кейтеля?— Ледяные глаза Гитлера впиваются в лицо Шмундта.— Кто его непосредственный начальник?
— Насколько мне известно, мой фюрер, Канарис хочет лично проверить готовность частей особого назначения 'Бранденбург-800' к проведению операции 'Изабелла', в той её части, которая относится к устранению руководства Хунты...
— Это я понял, Шмундт,— топорщит крашеные усы Гитлер,— мне непонятно другое — с чего это он решил заняться этим лично? Он нужен здесь! Свяжитесь с Канарисом и передайте ему мой приказ, чтобы он немедленно возвращался в Берлин. Где меморандум Риббентропа?
— Слушаюсь, мой фюрер,— адъютант протягивает Гитлеру картонную папку с гербом Третьего Рейха.
— Никуда не годится,— через минуту папка летит на пол,— ему ничего нельзя поручить! Это не предложение о перемирии, это — акт о безоговорочной капитуляции! Вступление слишком затянуто — кому сейчас интересны наши побудительные мотивы войны с Англией? Важно подтвердить, что — первое, Германия не хотела и не хочет войны с Советским союзом. Второе — моя 'речь' о начале войны — грязная фальсификация английских спецслужб, которая вышла в эфир при пособничестве германских генералов-предателей. Цель — столкнуть наши страны на поле боя и взаимно ослабить. Третье — Генерал-губернаторство не является территорией Германии, поэтому ещё не поздно остановить войну пока она не коснулась территории Германии и Советского союза. Четвёртое — в Германии созрел заговор с целью покушения на канцлера и прихода к власти лиц, стремящихся к заключению мира с Англией и продолжения войны с Советским союзом. Пятое — Имперской службе безопасности удалось предотвратить покушение, в данный момент идёт поиск и задержание заговорщиков. Шестое — в случае отклонения этого предложения советской стороной, никакие переговоры о мире будут невозможны. Исправленный меморандум должен лежать у меня на столе сегодня до 14 часов.
— Будет сделано, мой фюрер!— Шмундт, согнувшись, тянется за папкой.
— Все приготовления по плану 'Валькирия' должны быть закончены к этому же сроку. Жду Гейдриха с докладом к 15:00.
* * *
— Товарищ Чаганов,— вздрагиваю от неожиданности, неожиданно обнаружив перед собой вождя, не частого гостя в моём кабинете,— хочу уточнить, вы уверены, что мы сможем получить расшифровку до 22-х часов.
'Какую расшифровку?— Молнией проносится у меня в голове.— Сегодня в 10 вечера очередная встреча английской делегации во главе с министром иностранных дел Иденом со Сталиным. Тогда видимо речь идёт об ответе на радиограмму Идена, которую тот вчера послал в Лондон, и которую мои криптоаналитики расшифровали сегодня утром'.
— Нет, товарищ Сталин, не уверен,— ошалело вскакиваю со стула и гляжу на часы,— ответ в английское посольство пришёл только 4 часов назад. Я дал приказ дать этой работе наивысший приоритет, но вероятность успешной дешифровки за оставшиеся 6 часов где-то 30-40 процентов.
— Но ведь телеграмму Идена в Лондон вы расшифровали всего за 5 часов?— Хмурится вождь.
— Повезло, товарищ Сталин. Длительность расшифровки — величина случайная, имеющая распределение по закону Гаусса...
— Поймите, товарищ Чаганов,— поднимает руку вождь,— нам очень важно перед началом переговоров знать позицию Черчилля по двум ключевым вопросам, которые мы поставили перед британцами: первый — заключение военного союза между СССР и Англией в войне против Германии, и второй — обязуется ли Англия при послевоенном мирном урегулировании признать западные границы СССР по состоянию на 18 мая 1941 года, в частности в Прибалтике, в Белоруссии, на Украине и в Бессарабии.
'Вот расшифруем радиограмму, тогда и узнаем... Стоп, а почему он меня спрашивает об этом? Ведь трёх дней ещё не прошло, как меня вывели из 'тройки' Политбюро по иностранным делам в связи с 'загруженностью товарища Чаганова другими вопросами'... И вот опять. Или 'прощупать' меня хочет на паршивость'?
— По-моему, товарищ Сталин, на первый вопрос о военном союзе Черчилль ответит Идену положительно, вот только на деле превратить его в работающий документ будет пока очень трудно. С его стороны на данном этапе всё сведётся к вялым бомбардировкам германских городов и помощью в проводке судов в наши порты. Никакого 'второго фронта' сейчас ждать не приходится. А вот по второму вопросу будет вежливое нет, потому что и Черчилль, и Рузвельт надеются, что к концу войны их военная мощь будет значительно превышать мощь Советского союза, который к тому же будет нуждаться в их помощи для восстановления своего хозяйства.
— Я рад, товарищ Чаганов, что мы мыслим одинаково,— кивает вождь,— отталкиваясь от этого, давайте и подумаем как нам расстроить планы империалистов. Вы присаживайтесь, а я с вашего разрешения закурю.
'Младший по званию высказывает свои соображения первым? О том, что столько раз нами с Олей обсуждено говорить легко и приятно'.
— Я думаю, товарищ Сталин, — без паузы начинаю я,— наши действия следует разделить на три временных этапа. Первый — будет включать в себя завершение оборонительных действий Красной Армии, подготовку к решительному наступлению по всему западному фронту и начало разгрома германской армии...
— Оборонительных?— удивлённо поднимает брови вождь.
— ... Именно так, товарищ Сталин. Несмотря на то, что мы и сейчас продолжаем наступать, задачи перед войсками стоят оборонительные — отбросить войска противника от наших границ и обеспечить тем самым перестройку на военный лад и бесперебойную работу народного хозяйства в условиях военного времени. Надо смотреть правде в глаза — месяц войны показал, что Красная Армия сейчас не способна разгромить германскую. Наши первоначальные успехи во многом являются преходящими из-за того, что нам удалось застать противника врасплох. Но ситуация меняется, немцы приходят в себя, их сопротивление нарастает, начинают всё сильнее проявляться наши недостатки в боевой подготовке, поэтому и растут наши потери, как в людях, так и в технике. Они возрастут ещё больше если мы будем продолжать подстегивать наши войска к наступлению любой ценой в надежде, что противник не выдержит простого навала и побежит. Этого не произойдёт, он не побежит. Чтобы противника победить его надо превзойти в выучке и уровне техники, если оставить в стороне боевой дух, с которым у нас нет проблем...
— Я так понимаю, товарищ Чаганов,— вождь сжимает побелевшими пальцами незажжённую трубку,— вы предлагаете перенести наше наступление на год, на весну 1942-го? Но ведь и у противника появится этот год чтобы прийти в себя и лучше подготовиться, не так ли?
— Всё правильно, товарищ Сталин, появится. Вот только фронт у противника будет шире нашего — вдобавок он будет вынужден держать войска на Балканах, воевать в Испании и оборонять побережье Франции. И всё это при почти полной блокаде с моря, в условиях недостатка продовольствия для населения и армии, недостатка топливных и прочих ресурсов для своей промышленности, в обстановке нарастания партизанской войны на оккупированных территориях. Мы же за этот год, опираясь на свои ресурсы и ресурсы союзников сможем совершить качественный скачок в вооружении и обучении нашей армии...
— Американцы будут помогать нам только в случае, если мы продолжим воевать с Гитлером,— вождь берёт в руки спички,— вы ведь, товарищ Чаганов, имели ввиду перемирие с Германией, когда говорили о переносе наступления на год, не так ли?
— ... Нет, товарищ Сталин, не перемирие. Я предлагаю отказаться то плана наступления Западного и Юго-Западного фронтов на Бреслау и дальше на Данциг и Кольберг с целью отсечения Восточной Пруссии от остальной Германии, который сейчас дорабатывается в Генеральном штабе. Мы сейчас подобную операцию на глубину 500-600 километров, оставляя в стороне все другие вопросы, не потянем в части тылового обеспечения наших войск — ни по транспорту, ни по горючему. Как показывает ход войны, сейчас 100-150 километров глубины операции — это наш максимум ...
— Но если сейчас дать противнику передышку,— вождь забывает о спичках в руках,— то за год он создаст такую линию оборону, что весной придётся брать её большой кровью...
— Которая всё равно не сравнится с катастрофой, которая может случиться в случае нашего ничем не обеспеченного наступления.
— Вы, товарищ Чаганов, как я посмотрю,— цедит сквозь зубы слова вождь, не мигая глядя мне прямо в глаза,— считаете себя в военных вопросах умнее нашего Генерального штаба? Думаете, что там не могут рассчитать сколько чего потребно для снабжения войск и как это в срок подать на фронт?
— Есть такой раздел математики, товарищ Сталин,— выдохнув, медленно начинаю я, не отводя взгляда,— который называется логистика. Логистика занимается обоснованием логики математическими методами. Название происходит от французского слова 'логистик', что значит обеспечение. Французы же и применили впервые в 19 веке эту науку в военном деле для управления перемещением войск и организации их тылового обеспечения. От французов логистика перекочевала в другие европейские армии, в том числе русскую императорскую, в которой, однако, она не получила должного применения. Как пример можно привести русско-японскую войну, в которой русская армия, не будучи разбитой в бою, однако потерпела поражение в основном из-за проблем с логистикой. Никак не проявил себя в плане теории и практики императорский Генштаб на почве логистики и во время империалистической войны. Дело ограничилось созданием тыловых подразделений в составе воинских частей и соединений, а также интендантской, медицинской и ветеринарной службы и формированием фронтовых и армейских баз снабжения с опорой на железнодорожный транспорт центрального подчинения. Эти структуры перекочевали почти без изменения и в Красную армию. К ним добавились специализированные тыловые автомобильные, авиационные и тому подобные части, которые подчиняются разным управлениям НКО. При этом армейские и фронтовые тылы в полном объёме стали формироваться только лишь с началом мобилизации...
