3.2. Растущая луна: зверь во мне

В памяти вспыхнула картинка: женщина в ночной сорочке с окровавленными плечами бьется на плахе. Он схватился за лопату с такой силой, словно она была спасением, и остервенело кидал камни, не обращая внимания на боль. Только когда мешок наполнился, он остановился и на этот раз повис на черенке, давая отдых спине.

— Щутела, — вновь заговорил он. — Я вот тут считаю. У нас семнадцать дней. Копать надо девятнадцать тростей. Так выходит трость за день надо копать, а не за пять дней, как мы. Иначе никак мы не успеем.

Какое-то время в подвале раздавался только мерный стук лома о камни. Потом Щутела тоже прервал работу, глотнул вина из стоящего рядом кувшина, утер губы тыльной стороной ладони. Внимательно посмотрел на Элдада.

— Как вы думаете, господин хороший, я считать умею?

Ароди не удержался и хмыкнул. Помолчал, не зная, что ответить.

— Полагаю, да, — начал он неуверенно. — Вы ведь все-таки...

— Ваша правда, умею, — подтвердил Щутела. — Только когда мы под стены замков камни Зары закладывали, нам считать запрещали. Иногда специально выбирали тех, кто считать не умеет. Потому что на войне ты должен знать: эту стену надо взорвать, иначе твой друг погибнет. Сотня погибнет. Две. Они не виноваты, что ты считать научился. Они надеются, что ты взорвешь стену и сохранишь им жизнь. Поэтому арифметику забываем, берем лом и долбим. Не обращая внимания на стрелы и арбалетные болты, на то, что на голову кипящее масло норовят вылить, на то, что камни Зары в тебя швыряют. Просто долбишь, пока не дойдешь до нужного места. И знаете что? Это с арифметикой кажется долго и даже невозможно. А когда без арифметики-то... Тогда, глядишь, за крепким камнем, где и рыхлый попался, а где и вовсе пустота. И дело быстрее пошло.

— Нравишься ты мне, Щутела, — рассмеялся Ароди, намеренно повторившись. — Дай лом, чтобы я арифметику забыл.

— А чего это дай? Вон второй рядом лежит, вместе долбить будем, — и солдат, не дожидаясь, когда граф присоединится, вновь принялся за работу.

...К полудню Элдад сделал перерыв. Поднялся наверх, тщательно умылся и переоделся. Он не мог обедать в грязной одежде — пытался, но не смог с собой справиться. Сначала спустился в подвал, чтобы отнести еду Щутеле, полил ему на руки из кувшина. Солдат из подвала почти не поднимался. В первый день он осмотрел дом, сообщил, что он крепкий, хотя осаду, конечно, не выдержит. Они и не собирались держать там осаду. К моменту, когда лорды-регенты сгорят в огне, они уже должны быть за городом, чтобы начать мятеж среди сочувствующих.

Аристократы, сменяя друг друга, помогали десятнику, работая то кайлом, то лопатой, но больше всех трудился Щутела, делая перерыв лишь для еды и сна. Он же принимал камни Зары и доски, необходимые для подкопа, которые подвозили постепенно, чтобы не привлекать внимания. Элдаду приходилось раз в три дня увиливать от обязанностей гофмейстера. Сегодня утром он как обычно посетил дворец, а потом ушел, сославшись на плохое самочувствие. Теперь радовало то, что во дворце никто его всерьез не воспринимал и его отсутствия особенно не замечали.

Пока солдат ел, Ароди тоже перекусил. Вот тут-то он и порадовался, что имеет привычку переодеваться. Он услышал шум на улице и, выглянув в окно, убедился, что посетили его вовсе не заговорщики. Из кареты, сложившись чуть ли не пополам, вышел худой и длинный граф Даут. Огромный нос и впалые щеки, а также парик с черными волосами, который он очень любил, делали его похожим на ворона. Шереш его притащил в дом гофмейстера...

Граф бегом спустился в подвал и крикнул вполголоса:

— Щутела, пока не работай и закрой дверь, у нас гости.

Вернувшись обратно, Элдад кинул подушку и покрывало на диван в гостиной, растер нос, чтобы он покраснел, сильно надавил на внутренние уголки глаз, чтобы выступили слезы — кузина как-то раскрыла секрет о том, как показаться больным и не пойти в церковь в день отдыха. Только после этого он побрел открывать на звон колокольчика.

— Добрый день, граф Бернт, — Даут смотрел холодно. — Я не задержу вас надолго.

— Да, конечно, — прогнусавил Элдад и пошел внутрь, чтобы Даут не видел его исказившегося от ненависти лица.

Внутри все клокотало от ярости, он бы зарезал гостя, не раздумывая, если бы не сознавал, что это лишит его возможности отомстить всем сразу. Его вывело из себя вот это высокомерие убийцы, который не постеснялся прийти в дом к человеку, которого лишил матери. Но когда Элдад упал на диван и укрылся пледом, он уже справился с собой и надеялся, что Даут не поймет, какие эмоции он испытывает.

— Я искал вас во дворце, — презрительно уведомил граф. — Но мне сообщили, что вы больны. Однако мое дело требует неотлагательной встречи. Дело в том, что Совету понадобится этот дом в ближайшую неделю.

И снова Элдаду потребовалось все самообладание, чтобы не выдать себя.

— Вы меня выгоняете? — как можно равнодушнее поинтересовался он.

— Дело в том, дорогой граф, — Даут явно злился, — что этот дом принадлежит не вам, а казне. И совет регентов может потребовать его обратно в любое время. Вам ведь есть где жить в Беерофе, не так ли, гофмейстер?

— О да, у меня есть дом, — скривился Ароди. Он знал, что когда Даут попал в немилость, король лишил его дома, использовав для этого какую-то надуманную юридическую придирку. Теперь графу приходилось брать дом в аренду, кажется, у герцога Зерана.

— Вот и отлично, — Даут прищурился и вскинул подбородок. — 25 сабтамбира в этом доме начнется совещание. Будем беседовать со многими людьми, и поскольку ворота этого дома выходят на улицу, это место удобнее, чем дворец. Возможно, за два дня мы управимся. А вы пока болейте в своем доме. Но лечитесь лучше, вы нам нужны, — снова гримаса презрения, он будто провоцировал Ароди на ссору. — Кстати, почему вы один? Где же ваш новый слуга, больше похожий на бандита?

— Я отправил его в аптеку и мерзавец до сих пор не вернулся, — объяснил Элдад.

— Так почему бы не уволить мерзавца?

— Он меня забавляет, — объяснил Ароди.

— Хорошо. Раз мы обо всем договорились, я ухожу.

Даут направился к выходу, Элдад не шевельнулся, чтобы проводить его. Он и так словно лакей открыл дверь. Даут на пороге не удержался от колкости.

— Вам надо вымыться, гофмейстер. У вас шея грязная.

Как только дверь закрылась, Ароди бросился к зеркалу. И вправду: когда умывался пропустил крохотную полоску на шее. Шереш бы побрал этого Даута! Он снова помчался вниз.

— Щутела, все рушится, — заявил он, открыв дверь, — я еду к Фирхану. Этот дом совет регентов забирает для какого-то совещания.

Солдат поднялся с небольшой скамеечки.

— С вашего позволения... лучше я к господину графу схожу. Заметит кто-нибудь, что вы в нездоровом виде путешествуете. Вы ему записку напишите, а я переоденусь пока.

Около часа Элдад ждал ответа, дрожа от нетерпения. Если так пойдет, он на самом деле заболеет. Щутела вернулся вместе с Фирханом.

— Хотел написать, — заявил он с порога, — но предпочел сообщить лично.

— Письмо сожгли? — тут же уточнил Ароди.

— Сжег, конечно. Послушайте, граф, — Фирхан казался необычайно оживленным. — А что если наш план осуществить здесь? Прибудут лорды-регенты...

— Все?

— Не знаю, — растерялся Фирхан. — Я ничего не знал об этом совещании. Не знаю даже, какие вопросы будут обсуждаться.

— Тогда надо узнать и потом...

— С вашего позволения... — вмешался Щутела. — Будут далеко не все лорды. А самое главное — мага точно не будет. А он главный противник. Выживет — никакого мятежа не получится, — Элдад в который раз поразился мудрости слуги. — Нам о другом надо волноваться, — заметил Щутела. — Как прятать будем, то что у нас в подвале творится? Вывезти не успеем. Если кто сунется в подвал... Догадаться могут.

Они размышляли.

— А что если не вывозить? — предложил Ароди. — Повесим замок. Замок-то успеем повесить? Они тут два дня будут. Зачем им нужен грязный подвал?

Аристократы ожидали вердикта от солдата.

— Тоже дело, — согласился Щутела. — Замок я быстро соображу. И еще кое-что сделаю... Когда вернемся, сразу поймем, заходил кто в подвал или нет. Тогда я в лавку, за замком.

— Да, — быстро кивнул Элдад. — Вот деньги.

Как только он вышел, Фирхан и Ароди переглянулись.

— Неужели минует? — спросил лорд-регент.

— Если то, что мы делаем, угодно Эль-Элиону, — минует, — уверенно ответил Ароди. — Вот и посмотрим. Держите лошадей и вещи наготове на случай, если придется бежать. И Юцалию надо предупредить, а он пусть сообщит Яуру. Будем ждать.

25 сабтамбира, Иазер

Пока Алет и Катрис добрались до Иазера, эйм-сокол уже отыскал нужный дом и Шелу. Он работал слугой, но, когда Алет увидел брата, хоть и через птицу, сердце его наполнилось ликованием. Это было первое хорошее известие за последние дни. Алет рассказывал невестке, что наблюдал сокол, она смеялась и плакала одновременно, и еще сильнее спешила попасть в город. О лошадях девушка не переживала, только о муже. Алету и так приходилось сдерживать ее в эти дни, а теперь это превратилось в непосильную задачу.

Как только радость немного утихла и путь снова стал монотонным: пустынные дороги, небольшие селения, краткий отдых, снова дорога, — его мысли вернулись к дому. Мерзкое чувство вины отравляло душу. То, что Ранели никуда не денется, потому что ей всего лишь некуда идти, утешало недолго. Почему некуда? Есть принц, который может, и не женится, но всяко не выгонит девушку. Есть Лейн, где тоже живут оборотни, и они понятия не имеют, что с ней произошло в Умаре... Но самое противное — что хорошего, если она останется в доме вынуждено? Если она уже не будет ожидать его возвращения, переживать о нем. Будет жить с ним лишь потому, что нет другого пристанища. От этих мыслей хотелось постучаться лбом о ближайшее дерево. А на смену приходила другое: а что если ушла? Обиделась и ушла, куда глаза глядят? Главное, чтобы не с ним...

Он невероятным усилием сдерживал себя, чтобы не отправить сокола домой. И еще смущал взгляд Трис. Она будто все понимала, но не трогала опасные темы. Она-то хорошо знала, когда женщине надо говорить, а когда молчать! Не зря же в их семье считали, что Шеле повезло с женой. Сам Алет не спрашивал Трис ни о чем. Что она скажет? Что надо быть терпимей, снисходительней, нежнее? Бог знает: он делал все, что мог. Нет, он ни в чем не виноват, а Ранели надо научиться себя вести. И он ей в этом поможет. Убедиться бы, что она дома...

— Ранели не покинет замок без тебя, — неожиданно промолвила Трис, не глядя на него. — С ней мама разговаривала. Она обещала тебя дождаться.

Алет не произнес ни слова. Лицо его не дрогнуло. И облегченный вздох не вырвался. Трис не сможет сообщить Ранели, что он очень переживал, дождется ли его жена. Потому что, чем больше он проявляет свои чувства, тем больше Ранели думает, что может управлять им. А так не будет. Не будет.

На четвертый день они въехали в Иазер. Эйм летал в вышине над городом. Пусть следит оттуда за ними, так надежнее. Они заплатили за въезд в город, и Катрис разом сникла. Она уже не торопила лошадь, снова будто угасла.

— Что случилось? — мягко поинтересовался он.

— Шела не узнал твоего сокола, да?

— Может быть, не заметил?

— Разве раньше было такое? — нахмурилась она. — Он всегда видел тебя. Посылал ястреба навстречу. Я знаю!

— Что ты хочешь сказать?

— Он ничего не помнит. Память к нему не вернулась, только поэтому он до сих пор работает там слугой.

— Ну и что? Заберем его домой, Охотник что-нибудь сделает. На что нам Охотник, если он во всем бессилен?

— Алет, я хочу попросить тебя, — она придержала лошадь. — Позволь мне не ездить с тобой к Шеле. Я хочу подождать тебя в какой-нибудь гостинице. Боюсь встретиться с ним сейчас.

— Не говори глупости, Трис!

— Пожалуйста, Алет!

Они ехали по мостовой Иазера вдоль сточной канавы. Сокол размышлял. Почему бы и не уважить просьбу девушки? Какая разница увидит Шела жену сразу или час спустя после брата. Заметив вывеску трактира "Веселый рыбак", изображающую толстого румяного мужика с рыбиной в одной руке и кружкой пива в другой, он повернул коня во двор. Трактир казался приличным и в меру дорогим.

— Спасибо, Алет, — услышал он в спину.

Устроив невестку и лошадей, Алет отправился дальше пешком. Через эйма он уже выучил каждый поворот и, кажется, даже каждый дом на пути к месту, где жил Шела. Возле нужной двери он постоял, набираясь духу, и тут она распахнулась. Шела вышел наружу с мешком на плечах. Он на мгновение задержал взгляд на Алете, а потом двинулся дальше.

— Шела? — окликнул его Сокол.

Брат остановился.

— Что угодно, господин? — ровно поинтересовался он.

— Ты не помнишь меня? — жгучее разочарование наполнило сердце. Казалось, парень, стоявший рядом, — это не его брат, а кто-то, укравший его внешность. Разве у Шелы был такой взгляд? Настороженный и жалкий, взгляд слуги, а не эймана. А где его улыбка? У Шелы в глазах плясали огни Зары, как и у отца, с ним рядом было легко и спокойно...

— Нет, господин, — равнодушно откликнулся незнакомец с лицом брата и переступил с ноги на ногу. — Я ничего не помню. Мы знакомы?

— Да, — Алет решился. — Ты мой брат и я приехал забрать тебя.

Новость нисколько Шелу-слугу не обрадовала. Он оглядел Алета с ног до головы, опять переступил с ноги на ногу.

— Если угодно... Я сейчас мешок отнесу, а потом выслушаю вас, господин. Подождите в доме. Хозяин добрый, он примет. Тем более что вы не первый.

— То есть как не первый? — опешил Алет.

— Да чуть не каждый месяц какие-то знакомцы приходят. Такое ощущение, что я во всем Энгарне самый важный человек.

— Но вряд ли кто-то назывался твоим братом.

— Ваша правда, господин. Братом никто не назывался. Да вы зайдите. Я мигом. Оглянуться не успеете, как я вернусь, — он открыл дверь и крикнул туда. — Хозяин! Тут человек, говорит, знает меня. Пусть подождет?

— Пусть! — прозвучало откуда-то из глубины дома.

— Подождите, стало быть, — Шела зашагал куда-то вниз по улице.

На лестнице появился хозяин. Крепкий мужчина лет пятидесяти, с красной лысиной, прищурился.

— Здравствуйте, сударь. Знаете Шелу?

— Он мой брат, — Алету не понравился ни человек, ни его тон, ни то, что Шела ему служит.

— Надо же как! Брат... — тон хозяина был очень скептическим. — И как вы это докажете?

— Почему я должен доказывать это? — возмутился Сокол.

— Да потому, что о Шеле уже весь город болтает. То и дело кто-то говорит, что хорошо его знает. Шела уже так к этому привык, что никому не верит. Хотите, чтобы он ушел с вами, — придется доказать. И поймите меня правильно. Я не против, чтобы Шела нашел родственников. Но он не хочет уходить неизвестно с кем. Ему пришлось по душе работать на меня. Выгонять его я не намерен. Так что...