— Мне ее один клиент подарил, — произнесла девушка, верно определив направление взгляда. — У него денег не было. Потому он ею и рассчитался. Сказал, что сделали гномы и что она стоит дороже, чем я на невольничьем рынке у орков. Правда, я ему не верю. Не мог он мне такую дорогую вещь за так отдать.
Она немного помолчала, следя за Лином. А потом чуть наклонила голову на бок, от чего волосы водопадом перелились через плечо. Инека уже поняла что волосы — это единственное что привлекает незнакомца в ней самой и решила этим воспользоваться. Как оказалось, расчет был верен. Он отвлекся от фляжки и смотрел на нее.
— Привет, — выговорила девушка, наконец. — Ты уже уходишь?
-Да. Пора уже. Мне надо спешить.
— Я вот тебе принесла, — с этими словами Инека протянула Лину содержимое рук.
— Спасибо. — Совершенно бесстрастно, без тени удивления. — Ты сэкономила мне время. Давай я заплачу тебе за это, — он взглядом указал на сверток, — и за фляжку. Кстати твой клиент не обманул. Это действительно гномья работа. Видишь вязь символов по бокам? Это что-то вроде опознавательной шифровки. У каждого рода она своя. Вот эта, например, принадлежит роду Горных Оружейников. Одному из самых древних кланов, занимающихся изготовлением оружия.
— Нет. За еду заплатишь хозяину. А за фляжку не надо. Мне она все равно не к чему. Я вот даже оценить ее не смогла. А тебе пригодится. Считай что это ответный дар за вовремя данный совет.
На этих словах она замолчала. А Лин только сейчас заметил, как она изменилась. Не было больше трактирной шлюхи. Была милая и очень симпатичная молодая девушка, у которой вся жизнь впереди. И которая знает, как эту жизнь прожить.
— Давай помогу, — Инека подхватила мешок, лежащий у ног Лина, и стала аккуратно запихивать туда сверток с едой.
За понадобившееся для этого время, Лин успел пристегнуть фляжку к оставшейся свободной как раз для такого случая петле на поясе. И расправил жилетку. В таком наряде он был похож на ангела-мстителя. Весь в черном, с горящими предвкушением приключений глазами и с дразнящей улыбкой на губах. Эта улыбка могла бы обмануть кого угодно, кто не настолько хорошо знает людей, как Инека. Она еще вчера поняла, что свои эмоции этот человек всегда держит глубоко внутри. А то, что отражается на лице скорее результат работы ума, чем внутренних переживаний. Вот так и сейчас. Для всех он улыбался, а для нее, читающей по глазам, был в напряжении. Она чувствовала, что случись что-нибудь прямо сейчас и он сорвется пущенной стрелой. Такое напряжение в нем сидело.
— Пошли. — Инека взяла Лина за широкий рукав, скрывающий оружие, и потянула к выходу.
Проходя мимо мешка, он подхватил его, и последовал за девушкой к стойке портье. Хозяин был уже на месте, поджидая выселяющегося клиента. Лин выложил на стойку требуемую сумму, не споря и не возмущаясь. Ему просто хотелось поскорее покинуть это место и отправиться в путь. Хозяин угодливо улыбался, кланялся через каждое слово и приглашал захаживать еще. Вот только, если будет на то воля богов, Лин больше никогда не видел бы эту дыру.
Когда расчеты были закончены, а разговорчивость хозяина страшно достала, пришла пора отправляться. Еще выходя из кухни, Инека попросила мальчишку, помощника конюха, оседлать и вывести коня Лина к крыльцу. Что тот и выполнил за несколько монет выданных ему из изрядно опустевшего кошеля. Уже запрыгнув в седло, Лин придержал Торно и подъехал к девушке одиноко стоявшей под навесом у входа.
— Не чего тебе здесь делать. — Решил он закрепить достигнутый результат в перевоспитании данной девицы. — Уезжала бы ты отсюда. Да поскорее.
— Я так и сделаю. Я уже все решила. Ты во всем был прав. А я — дура. Я ведь убедила себя в том, что и не достойна большего. Что моя жизнь — плата за все грехи, что я, по-видимому, совершила. Не знаю за что еще, но я искренне верила, что ничего поделать с этим нельзя, а потому лучше плыть по течению, чем тонуть, идя наперекор. Спасибо тебе за все. И за новую жизнь спасибо.
Лин опять улыбнулся. Вот только на этот раз улыбка затронула выражение глаз, отчего показалась искренней. Развернул коня и поехал шагом по подъездной аллее.
— Подожди, — вскрикнула вдруг Инека. — Ты так и не сказал, как тебя зовут.
— Меня зовут Лин. Лин Росс. До свидания. Дадут боги, еще свидимся.
— До свидания, Лин. — Приходилось уже кричать, расстояние увеличивалось с каждым шагом. — И удачи тебе во всем.
Лин поднял вверх над головой шляпу, которую до этого держал в руках, и, более не оглядываясь, дал шпоры коню. Еще долго Инека стояла на пороге дома, где провела последние далеко не счастливые пять лет, и смотрела вслед исчезающим клубам пыли, поднятыми конем. Постепенно даже пыль улеглась, на дворе стало совсем светло, и вставшие постояльцы засуетились, спеша выполнить обычные утренние дела. Они постоянно проносились мимо неподвижно замершей девушки, не обращая внимания ни на что, кроме касающегося непосредственно их самих. Вдохнув, чистый морозный весенний воздух и радостно улыбнувшись наступающему дню, Инека вошла в зал таверны и направилась к себе в комнату. Уже рассвело, а дел еще не початый край. Нужно написать письма немногочисленным друзьям, рассчитаться за неполный месяц проживания с хозяином и сбегать на почту, узнать, когда будет ближайший почтовый дилижанс до Гросбарна, столицы Кирсы.
Сейчас начало весны. Самое время начать новую жизнь.
Глава 3.
Лин скакал весь день практически без остановок. Пришлось сделать не большой перерыв, чтобы напоить и обтереть, взмокшего от предельных нагрузок, къяра в протекающей поперек дороги речке. Торно стоял совершенно спокойно, ожидая, когда хозяин вычистит и выгладит ему бока. Вода была очень холодной, начало весны, как ни как, но все же Лин закончил приводить не ощущающего холода къяра в порядок. Затем вымылся сам, прополоскав, наконец, запутавшиеся и запылившиеся волосы в ледяной воде, отчего чуть не замерз вусмерть. И выполз на берег обсушиться, да перекусить тем, что собрала ему Инека. Лин был полностью уверен, что эта девушка не зря встретилась на его пути. Случайных встреч вообще не бывает. Бывают либо приносящие удачу, либо фатальные от которых добра можно и не ждать. А на его пути хватало всяких, но все они всегда были со смыслом. Что же Хозяйка Судьба готовит ему на этот раз? Чем ей может помочь какая-то девчонка-потаскушка из придорожной гостиницы? Это пока еще загадка. Но Лин, ни сколько не сомневался, что очередь дойдет и до нее.
Немного просохнув и буквально впихнув в себя бутерброд, Лин подозвал Торно, свободно гуляющего рядом и жующего какое-то хилое деревцо, накинул ему на спину седло, затянул подпругу и запрыгнул сам. Осмотрев полянку, на предмет ничего не забыл, он послал коня вперед. Скачка продолжалась.
* * *
Остановился он, когда солнце уже практически закатилось за горизонт. Кроме речки, встреченной еще в обед, больше ничего примечательного не попадалось. Кругом, насколько хватало глаз, был лес. Весеннее обновление лишь немного коснулось этого уголка заповедного реликтового кедровника. Деревья были поистине великанами и росли столь близко друг к другу, что даже стоя посреди дороги, задрав голову вверх, видно было лишь переплетенные ветви. Но это было прекрасно. Каждое дерево, каждый набравшийся талой воды кустик тянулся к солнцу, отдавая все свои силы росту. Теплое весеннее солнышко пыталось прогреть воздух, но только не здесь. Здесь было сыро и прохладно. Потолок состоящий из ветвей практически не пропускал света, отчего в лесу стоял постоянный полумрак, сейчас усиленный еще и наступлением сумерек.
Лин остановился на крохотной всего метров двадцати в диаметре полянке. Она была на небольшом пригорке и, видимо именно это, позволило земле просохнуть. Скинув на землю мешок, он отпустил къяра на охоту, попросив принести что-нибудь и ему. Лин не боялся, что Торно заблудится и не найдет дороги к хозяину. Это было просто не возможно. Природа наделила къяров не только умом и сообразительностью, недоступными обычным лошадям, но и небывалой привязанностью к хозяину. Эта связь создавалась между первым и вторым годами жизни жеребенка. То есть как раз тогда, когда его можно было начинать готовить к верховой езде с седоком. И служила чем-то вроде якоря в мире. Если по какой-то причине къяр оставался без хозяина дольше, то он просто терял эту самую привязку к обычному материальному миру, становился совершенно не управляемым и, так или иначе, погибал. Причем причиной их гибели чаще всего становились люди (ну и нелюди, конечно, тоже). Къяр ведь не лошадь. И питается он совсем не так как обычный конь.
Чаще всего Лин не препятствовал тяге своего четвероногого друга к охоте. Ведь он был далеко не травоядным, а при правильной постановке вопроса мог снабдить провиантом и хозяина. Зная это, Торно обычно надолго уходил в лес, а, возвращаясь назад утром, приносил тушку для будущего завтрака. Вот и сейчас, только получив свободу, он тут же отправился на промысел. А Лин опять остался один. Вот ведь, как же достало это одиночество! И главное замечать это он стал лишь сейчас, когда Эвелин не было рядом. Конечно, она давно уже не живет с ним, но все же, он имел возможность видеть ее по выходным, забирать домой на каникулы, да хотя бы просто поговорить через разговорный амулет. А вот теперь... Он просто разрывался от щемящего чувства пустоты внутри и от постоянного ледяного страха, сжимающего и без того не здоровое сердце.
Конечно, Лин прекрасно знал, что Ильяс не причинит вреда ребенку. Ему ведь по большому счету нужна была не она. Просто это был самый действенный способ добиться от Лина полного подчинения. Да, дети у него всегда были самым уязвимым местом. Любя их до умопомрачения, Лин всегда старался отдалиться, казаться холодным и неприступным. Но это было лишь показное. Просто его всегда снедала тревога. Лин прекрасно понимал, что маг его уровня и с несколько не стандартными возможностями, о которых было известно лишь очень узкому кругу посвященных, всегда будет пользоваться спросом.
Тем более что он так и не занял определенной позиции. Протянув с этим так долго, как только мог, и попросту сбежал в никуда. Это был первый в жизни побег. Причем поразмыслив, можно было сделать вывод, что побег был не от решения, а от себя. Вернее от понимания своей сущности.
* * *
Что же он такое? Он и сам толком не знал. Таких как он, было слишком мало в населенном мире. По всем признакам, как физическим, так и умственным он полностью соответствовал своему классу и расе. Вот только в плюс к этому имел одну довольно привлекательную особенность. Вернее привлекательной она была для всех кроме него. Ему же от этого только прибавилось забот и шрамов на теле.
Особенность эта заключалась в возможности перемещаться в загробный мир и не только общаться с душами, ушедшими на покой, но и по возможности возвращать их обратно в мир живых, заключая сделку с Хозяйкой Душ. Таких как он называли по-разному, но чаще всего название со всех языков переводилось примерно одинаково — Проводник Душ. И хотя о них во все времена ходили легенды, рождалось проводников довольно мало. Например, насколько было известно Лину, на данный момент в мире существовало всего три. Среди которых был один старый орк с совершенного незапоминающимся именем и ... дочь Лина Эвелин. Именно поэтому он страшно боялся за нее, трясясь над каждой царапиной. Он боялся, что ей придется слишком рано узнать, что значит быть Проводником.
Сам Лин узнал о своей особенности в двенадцать биологических лет. Поскольку понятия возраста у различных рас слишком разнились, а по поводу полукровок вообще трудно было что— либо определенное утверждать то на Едином Совете Всех Рас, проводимом в первый день осени ежегодно в самом центре Империи — столице Эринале, было принято решение разделить возраст любого живого существа на истинный и биологический. Причем за основу бралась продолжительность жизни среднего человека, как самого кратко живущего разумного существа. То есть истинный возраст можно было определить по календарю, зная дату рождения и дату текущего момента. А вот биологический возраст определялся по-разному. Например, в деревнях его определяли, беря среднюю продолжительность жизни представителя своей расы и соотнося ее с установленным советом сроком. Конечно, подобный метод давал погрешность, но все же, был довольно точен. Гораздо более точно биологический возраст определяли маги. От них требовалось лишь прочитать придуманное сразу после того совета заклинание и получить результат. Но обращение к магу стоило денег. И потом не везде имелся свой маг. А потому, оба метода практиковались практически одинаково часто.
Итак, Лину было двенадцать. Он на всю жизнь запомнил тот день. Такое просто невозможно забыть. Слишком сильный удар по детской психике. Когда ты получаешь арбалетный болт в голову, а потом вдруг приходишь в себя. И не понимаешь что произошло. Ведь ты был полностью уверен, что уже умер. Что весь этот ужас, наконец, закончился. А оказывается, что ты вполне жив, правда весь перемазан кровью. Напополам и своей и чужой. Находишься все в той же комнате, где тебя и убили. Только теперь совсем один. И никого вокруг на многие мили. А ты стоишь посреди гостиной одного из малых императорских дворцов и смотришь на тела людей, которые еще совсем не давно, были тебе самыми родными и дорогими людьми на этом свете.
Это невозможно забыть. Когда у тебя на руках умирает одна из самых любимых тобой женщин, твоя мама, а перед смертью дает тебе в руки кинжал и со слезами на глазах умоляет спасти жизнь сестры. Когда слышишь последние слова: "Назови ее Алиссандера. Слышишь". Когда закрыв ей глаза ты, отворачивая голову в сторону, чтобы не видеть, вонзаешь кинжал ей в живот. А потом из получившегося разреза вынимаешь маленькое и абсолютно не подвижное тельце. Когда вскакиваешь, отбрасывая кинжал в сторону, и мечешься, не зная, что делать. Ведь ты полностью, на все сто процентов уверен, что сестренка должна жить. Потому что она часть твоей жизни. Часть тебя. А потом просто от безысходности и зарождающейся злости берешь ребенка двумя руками и встряхиваешь как куклу. И вдруг, словно гром среди ясного неба раздается крик. И ты понимаешь, что успел. Что ты сделал все возможное. Что больше не одинок, в окружающем тебя кошмаре. И ты счастлив. Нет, ты конечно не рад всему произошедшему, ты все еще не можешь об этом думать, а потому отметаешь все в сторону, но ты счастлив, что все уже закончилось. А ты все еще жив. И у тебя есть еще одна сестра, вдобавок к четырем имеющимся. И выходишь из ставшего омерзительным дома со свертком в руках.
А потом ты бежишь. Бежишь долго, постоянно оскальзываясь на мерзлой весенней почве. Бежишь, не замечая, что на улице очень холодно, а на тебе лишь тонкая рубашка вся в следах свежей крови. Бежишь, толком не зная куда, но ты точно уверен, что ребенку нужен дом. Что нужно найти место, где сестре будет хорошо. Ты еще не чувствуешь боли в сильно избитом и израненном теле. Еще не знаешь, через что предстоит пройти. Ты еще веришь, что теперь-то уж точно все будет хорошо. И только когда на горизонте появляется деревня, ты понимаешь, как устал. Еще успеваешь почувствовать, как ноги наливаются непомерной тяжестью. Как голову тянет к земле. Как начинают разжиматься разом обессилевшие руки. Борясь с надвигающейся тьмой, ты все же видишь толпу людей идущих и бегущих тебе на встречу. А впереди ты видишь своих четверых сестер. Они бегут, размазывая слезы по щекам и повторяя твое имя. И ты вспоминаешь, что сам вывел их из захваченного разбойниками дома через тайный лаз и послал за помощью. И из последних сил ты улыбаешься. Никто и никогда больше не увидит твоей слабости.
