Они с Дитриксом начали острить на эту тему, но тщетно: ничто не могло вывести Даллена из себя, даже шуточки по поводу его невинности, которые, надо сказать, имели под собой реальные основания. В необузданном вихре студенческой жизни младший сын лорда Дитмара умудрялся сохранять телесную непорочность и прилежно учился, за что среди своих сокурсников по Кайанчитумской медицинской академии получил прозвище Учёный Девственник. Он был замкнут и недоступен, и за три года учёбы сумел каким-то чудом приобрести всего лишь одного — двух друзей. Он привык к насмешкам и старался быть выше их, но когда подвергаешься им в родном доме, это гораздо тяжелее, чем слышать их от чужих людей. Даллен, однако, не проронил ни слова, и брат со своим спутником так и продолжали бы насмешничать, если бы на веранду не пришёл сам лорд Дитмар в сопровождении Джима. Он пришёл узнать о самочувствии Арделлидиса, но чуть не забыл о цели своего прихода при виде Даллена в пижаме и халате, со здоровым аппетитом уплетавшего блюда с праздничного стола, собственноручно собранные лордом на поднос. Остановившись около столика, за которым сидел Даллен, лорд Дитмар проговорил с лёгкой тенью усмешки в уголках глаз:
— Вижу, тебе стало лучше, сынок. Что ж, я несказанно рад. Жаль, что тебя не было с нами... Нам тебя очень не хватало.
Даллен, не удостоивший словом брата со спутником, отцу всё-таки ответил:
— Мне так не кажется. Не думаю, что это сборище надутых идиотов, которых ты зовёшь своими друзьями, по мне скучало. Ручаюсь, оно даже не заметило моего отсутствия.
Лорд Дитмар слегка нахмурился.
— Я говорю не о гостях, о которых ты столь непочтительно отзываешься по непонятной мне причине, а о нас, твоих родных. Может, ты потрудишься объяснить своё поведение, сын мой? Что это за капризы, позволь тебя спросить?
— Отец, я не нахожу ничего весёлого в подобных мероприятиях, — ответил Даллен, пожав плечами. — Церемонию твоего сочетания я, разумеется, не мог пропустить, но посчитал, что на сегодняшнем приёме мне присутствовать не обязательно.
— Ах, ТЫ посчитал! — проговорил лорд Дитмар, шевельнув бровью, что было у него признаком сильного недовольства. — А спросить своего отца ты не счёл нужным? Быть может, твой отец хотел тебя видеть сегодня?
Даллен опять пожал плечами, с напускным безразличием глядя на сочную зелень сада, полного солнечного тепла и безмятежности. Лорд Дитмар проговорил с плохо скрытой досадой:
— Ты даже не соизволишь подняться, тогда как твой отец стоит перед тобой. Почему я должен напоминать тебе об элементарной почтительности?
Лицо Даллена разом переменилось. Оно потемнело, стало замкнутым, взгляд угас, все черты заострились, румянец сбежал со щёк. Он резко поднялся и стремительно покинул веранду, не сказав никому ни слова и ни на кого не взглянув.
— Каков невежа, — неодобрительно заметил Дитрикс. — Что он о себе возомнил?
Лорд Дитмар постоял несколько мгновений, печально вздохнул и подошёл к одному из столбов веранды. Он выглядел растерянным и огорчённым.
— Почему он так ведёт себя со мной? Чем я его обидел? — спросил он не то себя, не то присутствующих, не то солнечное пространство сада.
Джим, подойдя к нему и робко взяв его под локоть, проговорил:
— Милорд, я подозреваю, что это из-за меня... Точнее, из-за нашего сочетания. Ему, наверно, нелегко принять это.
— Но ведь это совершеннейшее ребячество! — воскликнул лорд Дитмар. — Ведь должен же он понимать, что оттого, что я взял нового спутника, моя любовь к нему не уменьшится ни на йоту!
— Отец, — сказал Дитрикс, поднимаясь, — боюсь, Даллен более инфантилен, чем ты думаешь. Я не раз говорил тебе, что ты его слишком балуешь и нянчишься с ним, и что это ни к чему хорошему не приведёт. Ты пожинаешь результат, только и всего.
Лорд Дитмар сверкнул глазами из-под нахмуренных бровей.
— Тебе не кажется, сын, что ты ещё слишком молод, чтобы указывать отцу на его ошибки?
— Извини, отец, — сказал Дитрикс, пожимая плечами. — Я просто высказал своё мнение. Ты волен с ним соглашаться или не соглашаться. Я думал, свободу слова ещё не отменили.
Лорд Дитмар погасил колючий блеск в глазах и проговорил уже мягче:
— Сынок, ты уже взрослый и имеешь право на собственное мнение, я с этим и не спорю. Я рад, что ты его имеешь, только ты ещё не научился чувствовать, когда можно и нужно его высказать, а когда лучше воздержаться. Ну, ничего, ещё научишься. — Лорд Дитмар улыбнулся, стараясь смягчить назидательный тон ласковым взглядом. — Ещё научишься, у тебя всё впереди. — И сменил тему: — Ну что ж... Лорд Райвенн уже уехал, остались только вы. Может, выпьете ещё по чашечке чая? Пойдёмте, пойдёмте... Теперь, когда гости разъехались, можно посидеть по-семейному.
Лорд Дитмар, проводив Дитрикса и Арделлидиса, устало откинул голову на спинку кресла и ласково улыбнулся Джиму.
— Эти приёмы действительно порой бывают утомительны, — проговорил он. — Но без них не обойтись, если хочешь, чтобы тебя уважали в обществе. Так уж повелось. — Он протянул руку к Джиму. — Иди ко мне, мой милый.
Джим подошёл, и лорд Дитмар усадил его к себе на колени, одной рукой обнимая за талию, а другой нежно касаясь то его гладкой щеки, то подбородка, то заправляя ему за ухо маленькую прядку волос на виске.
— Наконец-то всё это закончилось, — проговорил он. — Как ты смотришь на то, чтобы отдохнуть и побыть вдвоём?
— Это было бы прекрасно, милорд, — ответил Джим.
Вес хрупкой фигурки Джима еле чувствовался у него на коленях, но тепло его тонкой руки, обнимавшей лорда Дитмара за плечи, было таким реальным, живым и ощутимым, что у лорда Дитмара сжалось от нежности сердце. Их лица сблизились, губы раскрылись навстречу друг другу и тепло слились в поцелуе — первом настоящем поцелуе за сегодняшний день.
— Посидим в оранжерее, — предложил лорд Дитмар. — Мне там очень хорошо отдыхается.
Джим опустил глаза, чуть приметно вздохнул, а когда снова поднял взгляд, он был серьёзным и задумчивым.
— Милорд... Мы обязательно посидим в оранжерее, но сначала, я прошу вас, сделайте одну вещь.
— Для тебя — что угодно, моё сокровище, — ответил лорд Дитмар.
— Я прошу вас, поговорите со своим сыном, — тихо сказал Джим. — Ведь вы его очень любите, и он вас тоже любит... Нельзя, чтобы между двумя любящими людьми вырастала стена непонимания.
Лорд Дитмар вздохнул.
— Да, похоже, поговорить придётся... Ты прав, милый. У меня самого на сердце тяжесть от этого. Что ж, я пойду к нему, а ты можешь подождать меня в оранжерее.
В комнату к сыну он поднимался медленно, обдумывая слова, которые он ему скажет, но в голову в основном приходили какие-то напыщенные, морализаторские выражения. Лорд Дитмар остановился на мгновение и тряхнул головой, решив ничего не придумывать заранее, а говорить то, что придёт на ум. Подойдя к двери комнаты, он услышал горькие всхлипы, доносившиеся изнутри, и у него перевернулось сердце. Отворив дверь, он вошёл.
В спальне Даллена царил беспорядок. На полу возле кровати валялись мятые платки, дверцы шкафа были распахнуты, перед ними лежала на полу небрежно брошенная в кучу одежда, рядом — раскрытый чемодан. Сам Даллен, по-прежнему в пижаме и домашнем халате, лежал ничком на измятой постели и плакал навзрыд, обнимая подушку. Лорд Дитмар забыл всё, что хотел сказать: его охватила щемящая пронзительная жалость, безотчётная и всепоглощающая. Он склонился над Далленом, провёл рукой по его спине.
— Сынок... Ну что ты, дорогой!
Даллен ничего не ответил, не повернул лица, а продолжал вздрагивать, уткнувшись в подушку. Лорд Дитмар присел рядом с ним, положил руку на голову сына.
— Даллен, дорогой мой! Ну, скажи, что случилось? Что не так? Отчего ты перестал говорить со мной? Ты страдаешь, а я не могу понять, отчего... Я не могу быть счастлив и спокоен, зная, что тебе плохо. Ты же знаешь, как я люблю тебя, и это не пустой звук! Сынок, поговори со мной.
Даллен поднял голову от подушки, и лорд Дитмар увидел его заплаканное лицо с покрасневшими, припухшими от долгих слёз глазами.
— Если бы ты любил меня, отец, ты бы посчитался со мной, когда задумывал привести в дом этого... Джима! Он же тебе во внуки годится!
— Помилуй, Даллен! — Лорд Дитмар нежно отводил пальцами пряди волос, упавших сыну на лицо. — Я думал, ты уже взрослый и всё понимаешь... Ну, сам подумай: вы с Дитриксом выросли, Дитрикс уже совсем покинул родительский дом и живёт своей семьёй, ты тоже скоро станешь самостоятельным... Что же остаётся вашему старому отцу? Тосковать в одиночестве? Стареть и угасать? Ты этого хочешь для меня, сынок? Пойми, оттого, что у меня появился молодой спутник, я не стану любить тебя меньше. Я всегда любил тебя и буду любить, ты мой сын, моя радость! Не грусти, мой дорогой.
Даллен снова опустил голову на подушку, но уже не рыдал. Он лежал, смежив уставшие от слёз веки, и о чём-то думал, а лорд Дитмар смотрел на него с любовью, вороша пальцами его волосы.
— Не сердись отец... Но твой избранник мне не нравится, — вздохнул Даллен. — Он мне кажется легкомысленной пустышкой, уж прости.
— Это не так, родной, — мягко возразил лорд Дитмар. — Просто ты его плохо знаешь. Вы с ним слишком мало общались, чтобы у тебя могло сложиться о нём правильное мнение. Если бы в нём не было ничего хорошего, уж поверь, я бы это разглядел. Скажи-ка мне лучше: у тебя-то самого на личном фронте — как?
— Я всё ещё девственник, отец, — признался Даллен. — В академии все надо мной уже смеются, а сегодня... А сегодня и Дитрикс с Арделлидисом стали надо мной издеваться. Там, на веранде... Вернее, Арделлидис начал, а Дитрикс ему стал вторить.
— Не обращай внимания на тех, кто смеётся, — сказал лорд Дитмар. — Невинность — не недостаток, а даже достоинство для молодых, только об этом, к сожалению, стали забывать... Живи так, как считаешь правильным, поступай по совести, не предавай и не малодушествуй — и благородные люди всегда будут к тебе тянуться. Ну, а насчёт невинности... — Лорд Дитмар улыбнулся. — Потеряй её только с тем, кого полюбишь всем сердцем.
Даллен сел и порывисто обнял отца.
Глава IV. Путешествие. Радостная новость
Весь следующий день прошёл в сборах в дорогу. Лорду Дитмару и Джиму предстояли шесть недель путешествия с остановками в самых лучших гостиницах Галактики, осмотром достопримечательностей, посещением развлекательных мероприятий, ненужными, но приятными покупками — словом, шесть медовых недель. Сборы то и дело прерывались визитами друзей лорда Дитмара, которые "заскакивали" на минутку — пожелать лорду и его спутнику счастливого путешествия. Для Джима этот день был даже веселее и увлекательнее, чем два предыдущих; к вечеру он был так возбуждён, что ночью почти не сомкнул глаз.
Утром приехали лорд Райвенн с Альмагиром и привезли с собой Илидора, и это чуть не поставило под угрозу всю поездку. Джим, увидев малыша, вдруг расплакался, прижал его к себе и долго не мог отпустить. Илидор, глядя на него, тоже заревел, а когда Альмагир стал брать его у Джима, потянулся к нему ручками, и Джим опять схватил в объятия своё ненаглядное детище. Прощание было поистине душераздирающим, и Джим с лордом Дитмаром чуть не опоздали в космопорт, где их ждал комфортабельный звездолёт с восемью членами экипажа и охраной.
Это было захватывающее путешествие. Джим грустил только в первый день, скучая по Илидору, лорду Райвенну и Альмагиру, а потом его увлёк вихрь новых впечатлений, всё завертелось и полетело — планеты, города, гостиницы, лица — одно причудливее другого, разноязыкая речь, взлёты и посадки, вечеринки, прогулки, сувениры. Всё слилось в один нескончаемый праздник, всё возбуждало и восхищало; в промежутках были ласки лорда Дитмара, которые в необычной обстановке казались Джиму тоже необыкновенными. Они испробовали шариманский способ заниматься любовью: партнёрам на головы надевались шлемы, и ощущения были виртуальными, тогда как сами партнёры лежали в закрытых прозрачных капсулах. Шариманцы были помешаны на гигиене, и физические контакты друг с другом сводили к минимуму.
— Своеобразно, конечно, но старая добрая физическая близость мне больше по вкусу, — так отозвался лорд Дитмар об этом способе получения чувственного удовольствия.
Он был щедр и покупал Джиму всё, что тот ни просил. За всё путешествие Джим ни разу не вспомнил о Фалконе и постоянно находился в приподнято-возбуждённом настроении: за четыре недели он смеялся столько, сколько не смеялся за всю свою сознательную жизнь.
До конца путешествия оставалось ещё полторы недели, когда Джим начал себя плохо чувствовать. Временами на него накатывали приступы дурноты и головокружения, а по ночам его знобило. Сначала Джим не придавал этому значения, но однажды ночью в номере отеля "Анабанка" на планете Хиаламанкариамина ему стало так нехорошо, что дальше скрывать это от лорда Дитмара стало невозможно. Когда они ложились в постель, Джим вынужден был впервые отказать лорду Дитмару в близости.
— Милорд, простите меня... Можно мне сейчас просто поспать? Я как будто устал, — сказал он.
— Ты и вправду выглядишь утомлённым, дружок, — заметил лорд Дитмар. — Наверно, ты немного объелся новых впечатлений. Хорошо, мой милый, отдыхай. Завтра у нас насыщенная программа: утром посещение Ботанического Сада и экскурсия по столице, днём концерт знаменитой хиаламанской певицы Инглитхамани Йермакис и прогулка в Каскадном парке, а вечером мы приглашены на Праздник Ста Огней — говорят, это очень красивое и зрелищное шоу. Надо хорошенько отдохнуть, а то не хватит сил всё это выдержать.
Ночью Джим спал плохо, вернее, почти совсем не спал. Когда он закрывал глаза, у него возникало чувство, будто он куда-то проваливается вместе с кроватью, и его тошнило. Сначала его страшно знобило, а потом он начал ещё и задыхаться. Он сел в постели, закутавшись в одеяло, и ловил ртом кондиционированный воздух, но ему всё казалось мало. Он сидел и смотрел в окно на завораживающий океан городских огней, а в висках стучало и жгло. Джиму стало страшно — до того, что у него похолодели руки и ноги, а сердце в груди стучало, как молот.
Тёплая рука лорда Дитмара легла ему на плечо.
— Что с тобой, моя радость? Почему ты не спишь?
— Не знаю, милорд, — прошептал Джим, еле слыша собственный голос. — Мне что-то нехорошо... Вернее, мне очень плохо.
Лорд Дитмар тоже сел в постели, озабоченно пощупал лоб Джима.
— У тебя что-то болит, милый?
— Ничего особенно не болит, но такое чувство, будто я умираю...
— Что ты говоришь! — Лорд Дитмар включил свет, всмотрелся в лицо Джима, пощупал его пульс. — Ещё не хватало, чтобы ты заболел, мой родной...
Он уложил Джима в постель и связался с администрацией отеля, чтобы те вызвали врача. Те связались с больницей и на всякий случай закрыли на карантин весь этаж.
Хиаламанский доктор прибыл через полчаса. Бледнолицый, худой и большеглазый, в белом комбинезоне, белых сапогах и белой головной накидке на арабский манер, он был похож на испуганного богомола — такое сравнение почему-то пришло Джиму в голову. Доктор приблизился к постели крадущейся походкой, прикасался к Джиму в перчатках, а ноздри его остренького носа были закрыты какой-то серебристой плёночкой. Он обследовал Джима своими медицинскими приборами и сообщил:
