"Как ни крути, самая безумная операция получается", — усмехнулся Греч, подливая себе коньяка.
Да, шуму будет ... И на Аспида снова спустят всех собак. Но другого способа, может и не быть.
"А если промажет? А кто нам мешает использовать кассетную боеголовку? У Корфа денег хватит, а там — на "Пасеке" — посечет все подряд, даже ближайшие помещения ..."
Увы, выходило хоть и эффектно, но дорого. Не в смысле денег, а в смысле ...
"Плевать!" — Решил Греч, подводя черту сомнениям.
Зое и Веронике новые документы, а сам ... А сам, как выйдет. В бега или ... или в землю.
Итиль, Русский каганат, 1 октября 1991 года.
4.
— Похожи, — сказала Полина. — Не значит идентичны. К тому же снимки разного качества и делать на основании внешнего сходства выводы ...
— Далеко идущие, — кивнул Вадим.
— Что? — Сбилась с мысли Полина.
— Я говорю, что ты права, и мы не будем делать далеко идущие выводы.
— Издеваешься?
— Нет, — покачал головой Вадим. — Люди так долго не живут.
Действительно, Зимин родился в 1879 году, а самая поздняя фотография, из тех, что хранились в Архиве Петровского университета, была датирована 1922 годом. Стало быть, Алексею Николаевичу было тогда пятьдесят три года, хотя, следует признать, выглядел он куда моложе. А учетный лист на профессора Людова завели и того позже, в 1951, и выглядел Петр Григорьевич на фотографии в правом верхнем углу документа максимум на сорок. Зимину же, не погибни он в 1930, было бы тогда уже восемьдесят два и, соответственно, под девяносто — в 1956, когда Булчан Хутуркинов оставил своему брату фотографию с весьма лаконичной надписью на оборотной стороне:
"Сыну, на память и для памяти. Отец. 11.23.56".
"11.23.56 ..."
— Вот еще интересно, — сказал Реутов вслух. — Почему он поставил дату по-древнерусски.
— В Новой Голландии тоже так пишут, — возразил Давид. — Одиннадцатого месяца в двадцать третий день ... Может быть, он оригинал был.
— Может быть, — согласился Вадим. — А может и не быть ...
Что-то буквально толкалось в запертые двери памяти, силясь прорваться наружу, но пока безуспешно.
"11.23 ... Время? Время или ...?"
— Секунду! — Реутов бросился к терминалу и, выведя на экран страницу поисковой системы "Русь", быстро впечатал в окошко запросов словосочетание "Карта Линдта".
Их там оказалось штук двадцать или того более, но ему подходила любая. А первой попавшейся — вернее, первой в списке — была факсимильная копия карты Итиля, вошедшей в самый знаменитый и потому практически недоступный уже в оригинале, атлас "Русского каганата", изданный в 1911 году. Но это уж как вышло, так и вышло. Реутову нужна была карта и он ее получил.
Секунду Вадим смотрел на экран, соображая, как правильнее использовать те числа, что имелись в его распоряжении, а потом "картинка" неожиданно сложилась сама собой, и Реутов ткнул пальцем в точку, находившуюся на юго-западе города.
— Вот!
— Что, вот? — Подошел ближе Давид.
— А ты посмотри, — усмехнулся в ответ донельзя довольный своим открытием Вадим. Озабоченность обнаруженным фактом посетить его еще не успела, и сердце радовалось, как ребенок. — 19 по вертикали, 56 по горизонтали ... Что имеем?
— Ярославово Городище ...
— А еще?
— А что еще? — Не понял Давид.
— На цифирьки посмотри, — и Реутов опять ткнул пальцем в экран.
— Одиннадцать!
— Точно, — подтвердил Вадим. — А теперь взгляни на легенду.
— Одиннадцать ... оди ... Кашкарская ... Вот черт! А "23", значит, номер дома?
— Думаешь, артефакт? — Но, спрашивая Давида, сам Реутов так не думал.
— Ты полагаешь, твой отец мог знать, что тебе будет сниться через сорок с лишним лет? — Спросила Лили.
— Стереть память нельзя, — пожал плечами Реутов. — Но мне ее стерли. Манипулировать сознанием тоже никто не умеет, однако ... — Он многозначительно посмотрел на своих друзей. — И башку новую делать пока не научились ...
— Пока не доказано обратное, — согласился с ним Давид. — Ну что, позавтракаем и в путь?
Идея была принята всеми и сразу, тем более, что поиски какого-то приснившегося Реутову дома представлялись куда более привлекательным занятием, чем утомительные для души и сердца, но абсолютно бесполезные переживания по поводу событий, произошедших по другую сторону границы. Однако выйти из дому так и не удалось.
Сначала позвонил из Петрова Греч. Судя по голосу, Марику сейчас было не до шуток, и то, что он не стал скрывать это от Реутова, хотя и мог, говорило не только о том, что положение действительно серьезное. На обдумывание содержания разговора и краткое обсуждение с друзьями Вадим потратил девять минут, а потом связался с Рутбергом, разговор с которым назвать простым, означало ничего не сказать. Старый шпион знал, разумеется, кто такая "фру Амт", но, судя по всему, очень хотел выяснить, что — и, главное, откуда — знает про нее Реутов. Ответов на свои каверзные вопросы он, впрочем, не получил, зато Реутов по нескольким репликам собеседника, паузам и еще каким-то малозначительным приметам догадался, что Моисей Аронович известием крайне встревожен ("Послушайтесь моего совета, Вадим Борисович, даже близко к этой ведьме не приближайтесь! Сожрет и не заметит!"), и, следуя одной только интуиции, задал встречный вопрос.
— Каменец работает на вас? — Спросил Вадим.
— Что вы знаете про Каменца? — Вопросом на вопрос ответил Рутберг, переходя на жесткий, напористый тон.
— Я первый спросил.
— А я первый не ответил.
— Ответили, — усмехнулся Вадим. — Но были настолько невежливы, что я еще подумаю, следует ли мне передавать вам его послание.
— Он работал на меня, — сразу же сдал назад Рутберг.
— Что значит, работал? — Насторожился Реутов.
— А вы что, не знали?
— Чего я не знаю?
— Каменец погиб в Санта Фе, еще в июне.
— Черт!
— Совершенно с вами согласен, — ровным голосом сказал Рутберг. — Итак?
— Он прислал мне сообщение для вас.
— Когда?
— Не помню точно, но, кажется, именно в июне.
— Почему вы мне об этом говорите только сейчас?
— А вы бы мне сказали?
— Резонно. — Согласился генерал через мгновение. — Что вы хотите взамен?
— Я хочу получить всю информацию о себе.
— Я вам ее уже ...
— Не лгите! — Остановил Рутберга Реутов. — И между нами не случится недоразумения. Я умею читать и анализировать прочитанное умею тоже. Итак?
— Хорошо, — генерал сделал еще одну паузу, явно обдумывая условия сделки. — Сегодня ночью, в ...
— Я не приду. — Снова прервал его Вадим. — Может быть, вышлете мне электронной почтой?
— Где вы? — Сразу же спросил Рутберг.
— Без комментариев, — усмехнулся в трубку Реутов.
— Хорошо, — не стал спорить Рутберг. — Ночью я пришлю вам факсимильные копии нескольких недостающих документов. А вы перешлете мне сообщение Каменца. Идет?
— Идет, — согласился Вадим. — Записывайте адрес ...
5.
— Ну? — Спросил Вадим, когда Полина закончила разговор с отцом, и инстинктивно обнял ее за плечи, как будто хотел от кого-то или чего-то защитить. Впрочем, так оно на самом деле и обстояло. Хотел. Должен был.
— В Новгороде очень неспокойно. — Полина, по-видимому, тоже что-то такое почувствовала, потому что совершенно откровенно прижалась к его груди, не стесняясь присутствия Лили и Давида и, возможно, даже забыв о них в это мгновение. — Его "пасут", это его собственные слова, совершенно открыто. Даже прятаться не пытаются. Но он тоже сложа руки не сидит, предпринимает кое-что, хотя это и трудно. Информацию по фру Амт он попытается передать командующему Балтийским флотом. Адмирал Воинов человек порядочный, но знать наверняка, что он сможет сделать в создавшейся обстановке, нельзя.
— Не нравится мне это, — покачал головой Давид. После всех новостей этого утра выглядел он крайне озабоченным и, пожалуй, даже расстроенным. И то верно, не из железа же он был сделан, а предел прочности есть у всех, даже у самых крепких людей.
— Очень высокий уровень вовлеченности. — Объяснил Давид, видя, что Реутов его не понял. — Понимаешь, ты правильно сказал этому своему генералу, без разрешения властей приезд этой дамочки был бы невозможен. Но дело даже не в этом. Коррупция и тайные интересы есть везде, однако здесь, в каганате, не могут не знать, кто такая Карин ван дер Биик. Я про нее знаю, генерал твой знает, так что же одна русская контрразведка никогда про нее не слышала? И ее пускают в Петров, и не одну, как, скажем, частное лицо, а со всей своей сворой ... Нонсенс! В Аргентину бы ее так не пустили.
— Уверен? — Вопрос, как ни странно, задала Лили, и голос ее был при этом ...
— Да, нет, — грустно усмехнулся Казареев. — Теперь я уже ни в чем не уверен. Раньше, пожалуй, но ...
И в этот момент зазвонил его телефон.
Давид вытащил трубку из кармана, посмотрел подозрительно на дисплей и, нахмурившись, ответил:
— Вас слушают.
— Извините, — еще более нахмурившись, Казареев перешел на немецкий. — Я вас слушаю. Да. Вы правы. От кого? Вот как. Хорошо. Момент.
— Тебя, — Казареев передал трубку Лили и внимательно на нее посмотрел.
— Слушаю, — голос Лили звучал абсолютно бесстрастно, как будто и не человек говорит, а машина какая-нибудь. — Да. Вы первый ... Принято. Дека 89-93-77-96. Вы удовлетворены? Говорите.
После этого несколько минут она просто слушала собеседника, только два или три раза, вероятно, по его просьбе подтверждала, что все еще находится на линии и все, сказанное им, слышит.
— Благодарю вас, — сказала она затем тем же ровным голосом. — Вы были крайне любезны. Я жду вашего сообщения по известному вам адресу.
Выключив телефон, Лили, не глядя, сунула его Давиду и, не сказав никому ни слова пошла прочь. А все остальные — Вадим, Полина и Давид — так и застыли, где стояли, молча глядя вслед уходящей женщине. Потом хлопнула дверь в спальню, и мгновение оцепенения прошло.
— Я ... — Сказал Давид, но продолжения не последовало и, махнув на прощание рукой, он бросился вслед за Лили.
— Ты что-нибудь понял? — Спросила совершенно обескураженная Полина.
— Боюсь, что да, — Вадим подошел к столу налил в стаканы по чуть-чуть коньяка и обернулся к Полине, которая все еще ничего не поняла. — Я думаю, у Лили случилась беда.
— Какая беда?
— А мы это сейчас узнаем, — Вадим протянул ей стакан и, сев к терминалу, быстро нашел аргентинский новостной портал.
6.
Частный самолет, в котором летели братья Соломон и Даниэль Бурги, исчез с экранов радаров три часа назад. Случилось это над океаном, где-то между Мар-дель-Плата и Некочеа, и сейчас в этом районе уже велись поиски силами ВМФ Аргентины и корпуса охраны побережья. Но вероятность того, что кто-то в катастрофе уцелел, была крайне мала, чего аргентинские комментаторы даже не пытались скрыть. Ну а Вадим, который подозревал, что "Мистраль" Бургов упал в океан не сам, а был туда сброшен — уж больно все одно к одному складывалось — не сомневался, что Лили все поняла верно. Ее отец погиб. Чего, однако, она, возможно, еще не знала, так это того, что удар по "Холстейн Биотекнолоджис", акции которого стремительно понеслись вниз, оказался и того сильнее. При известии о гибели племянников скончался от сердечного приступа номинальный глава и основатель компании Леопольд Холстейн. Случилось это менее часа назад, и, вполне вероятно, что таинственный собеседник Лили этого еще не знал. Зато Вадим посмотрев на лицо покойного магната пришел к мысли, что и ему, вероятно, помогли покинуть этот мир. Холстейну было восемьдесят три года, но, по мнению Реутова, люди с таким волчьим взглядом от инфаркта не умирают. Они умирают от пули или старости, но ...
— Сработал "страховочный пояс", — сказал, появляясь в гостиной, Давид.
— Ты о чем? — Обернулся к нему Реутов.
— Даниэль все предусмотрел заранее, — объяснил Давид, подходя к столу. — Я заберу коньяк, не возражаете?
— Бери конечно.
— Может быть, я посижу с Ли? — Спросила Полина.
— Позже, — кивнул Казареев. — Не сейчас. Сейчас я. — И, повернувшись, пошел обратно в спальню.
— Звонил поверенный в делах из Лихтенштейна, — объяснил он на пороге и скрылся за дверью.
7.
Часов до шести вечера Реутов был занят какими-то мелкими, необязательными делами, которые не столько помогали скоротать время, сколько растягивали минуты и часы этого во всех смыслах незадавшегося дня еще больше.
Лили, как ушла утром в спальню, так оттуда до сих пор и не выходила. Кажется, даже в уборной ни разу не была. Давид сидел с ней, то один, то вместе с Полиной, то просто бесцельно бродил по квартире, уйдя в себя, и о чем он там думал и думал ли вообще, Вадим не знал. Разговор у них не клеился, да и не о чем было, если честно, говорить. Полина хлопотала по хозяйству или опять-таки сидела с Лили, то ли пытаясь ее успокоить, то ли просто присутствовала, чтобы та не чувствовала себя одинокой. А Реутов совершенно не знал, чем себя занять. Попробовал снова поработать, но сосредоточиться в сгустившейся атмосфере не смог. Пожарил яичницу, но неудачно. Есть ее никто не стал, да и сам Вадим никакого аппетита, на самом деле, не испытывал. Поковырял запекшуюся кое-как глазунью вилкой, да и выбросил к чертовой матери. Потом сварил кофе, но в результате — хотя кофе, как всегда, вышел на "ять" — пил его вдвоем с молчаливым, глядящим куда-то "в пространство" Давидом, а затем просто сидел перед терминалом и тупо "бродил" по порталам мировых информационных агентств. Но и там ничего нового, кроме обсасывания второстепенных подробностей и неожиданно всплывшей в середине дня информации об исчезновении в Русском каганате единственной наследницы Холстейна и Бургов, не оказалось. Сообщение это, правда, еще больше уронило биржевые котировки "Холстейн Биотекнолоджис", но Реутов-то все это уже давно знал, так что для него это была "вчерашняя" новость. А настоящих новостей не было, если не считать звонка от Греча. Марик позвонил около четырех и предупредил, что группа из восьми человек ("Боевики", — коротко объяснил Марк) полчаса назад вылетела из Петрова в Хазарию, но куда именно, в Итиль или Саркел, пока не известно.
— Ты там поосторожнее, комбат, — сказал Греч, несказанно удивив Вадима таким обращением. Реутов, если честно, и забыл давно, как называл его когда-то Марик. — И передай мои соболезнования. Ну ты понимаешь ...
Реутов понимал, но он и сам не знал, что теперь сказать Ли — заходил к ней пару раз, топтался, как дурак, произнося какие-то утешительные благоглупости и кляня себя на чем свет, что не выучился в свое время на клинического психолога1 — и, разумеется, передавать соболезнования от совершенно незнакомого Лилиан Греча, не стал.
#1Клиническая психология — обширный раздел прикладной психологии (на стыке с психиатрией), изучающий индивидуальные особенности с точки зрения связанных с ними медицинских реакций и явлений. Сфера клинической психологии включает среди прочего проведение психологической коррекции и помощи (психотерапия).
