"Пустое ... "
— Пойду, прогуляюсь, — сказал он пробегавшей мимо Полине. — Продуктов докуплю, и вообще ... Если что, я на телефоне, — и он похлопал себя по карману.
Накинув куртку и засунув сзади за пояс ставший уже привычным за эти дни, как зонтик или портфель, марголин, Вадим вышел на набережную и медленно пошел в сторону старого центра.
Солнце еще не зашло. На улице было светло как днем, и по-летнему тепло. Во всяком случае для жителя холодного Петрова куртка была не обязательна, но очень уж странно выглядел бы на улицах города мужчина с заткнутым за брючный ремень здоровенным пистолетом.
Торопиться Вадиму было некуда, и часа полтора Реутов просто гулял без цели и направления, вспоминая ногами город, в котором не был более тридцати лет. В этом смысле, ему очень повезло, что Давид нашел квартиру именно на Ал-Бейде. Эта часть города изменилась мало, даже те несколько магазинов и ресторанов, которые, как ни странно, Вадим все еще помнил по прежней жизни, оказались на своих привычных местах.
Он прошел по Литовскому бульвару, пересек площадь "Двух Бедолаг"1 и, войдя в крошечную улочку, названия которой Реутов не помнил, остановился у витрины букинистического магазина Сольца и несколько минут с интересом рассматривал выставленные за стеклом раритеты. Впечатление узнавания оказалось настолько сильным, что ему даже показалось, будто и книги — например, этот толстый, в выцветшем сафьяновом переплете фолиант с бесконечными, как заитильская степь поэмами Сурты Сарига2 — лежат здесь с тех самых времен, когда студент Итильского университета Вадик Реутов забегал к "старику Сольцу" в поисках редких книг Троицкого3, Челпанова4, Павлова или Сеченова5.
#1Настоящее название — Судейская, оставшееся с тех времен, когда в трехэтажном здании на западной стороне площади размещался городской суд. Сленговое название — "площадь Двух Бедолаг" — площадь получила из-за двух установленных на ней памятников: генералу Бурцеву и сенатору Кылычаеву. Граф Бурцев, стоявший во главе русских войск в войне с Ордой в 1873 году, погиб при случайном взрыве порохового склада, а памятник сенатору Кылычаеву, считавшемуся одним из наиболее упорных и непримиримых монархистов в Русском каганате, трижды — в 1939 г., 1942 г. и 1959 г. — последовательно взрывали коммунисты, анархисты-синдикалисты и хазарские националисты.
#2Сурта Сариг (1865-1911) — классик хазарской литературы.
#3Троицкий, М. М. (1835-1899) — русский психолог, философ. Преподавал в Казанском и Варшавском университетах.
#4Челпанов Г. И. (1862(18620428) — 1936) — русский философ и психолог, профессор Псковского университета.
#5Сеченов И. М. (1829 — 1905) — выдающийся русский физиолог, создатель физиологической школы, член-корреспондент (1869 г.), почётный член (1904 г.) Новгородской Академии Наук.
И внутри магазина ничего на первый взгляд не изменилось. Застекленные книжные шкафы из потемневшего красного дерева, заставленный и заваленный книгами широкий прилавок, и тот же самый — узнаваемый и едва ли не родной — запах бумажной пыли, времени и никогда, кажется, не выдыхающейся типографской краски.
— Чем могу быть полезен? — Спросил появившийся на звон дверного колокольчика худенький и маленький старичок, настолько похожий на того давнего Иеремию Сольца, который разыскивал для Реутова подшивки казанских "Психологических Штудий" или давно не переиздававшуюся "Психологию Искусства" Выгодского, что у Вадима даже в глазах защипало.
#1 Выгодский Л. С. (18965-1951) — выдающийся русский психолог, создатель концепции развития высших психических функций, профессор Московского, Петровского и Новгородского университетов, член-корреспондент (1938 г.), действительный член (1949 г.) Новгородской Академии Наук.
— А вы ... — Начал было Реутов, но старик, внимательно смотревший на него сквозь стекла совершенно старорежимного пенсне, неожиданно улыбнулся и не перебил даже, а как-то очень вежливо и уместно вставил свои слова в короткую паузу, возникшую у Вадима в силу нежданно-негаданно нахлынувших на него чувств.
— Я сын Иеремии Давидовича, — сказал старик. — Вы ведь это имели в виду? И, знаете, милостивый государь, я вас прекрасно помню. Вы покупали у нас книги по психологии, не так ли? Давно ... Полагаю, лет тридцать назад, еще до войны.
— Да, — каким-то вдруг охрипшим голосом ответил Вадим и откашлялся, прочищая горло. — Именно так.
— Давненько ... — Покачал головой старик. — По делам или в гости?
— По делам, — коротко ответил Вадим.
— Что-то разыскиваете?
— Не то, чтобы что-то определенное, — улыбнулся Реутов, пытаясь на ходу сообразить, о чем бы спросить младшего Сольца. — Но, может быть, у вас есть что-нибудь редкое по психологии?
— Как не быть! — Снова улыбнулся Сольц. — И если вы, в самом деле, — старик вдруг нахмурился, как будто пытаясь что-то вспомнить, но начатую фразу все-таки завершил: — И если вы, в самом деле, давно не были в Итиле, то, пожалуй, и удивить смогу.
— Я весь внимание, — в тон старику ответил Вадим.
Телефон молчал, и, значит, дома его пока не ждали. Можно и книги посмотреть. А старик, между тем, ушел куда-то в дальний угол за стойку прилавка и, открыв шкаф, стал что-то разыскивать. Стоять и ждать его в совершенно пустом магазине на нынешнее настроение Реутова было делом весьма утомительным, но и выйти на улицу — скажем, покурить — или вовсе уйти, выглядело настолько невежливым, что и обсуждать нечего. Вот он и стоял, облокотившись на книжный прилавок и от нечего делать просматривал случайно оказавшиеся перед глазами книги.
— Извините, что заставил ждать, — сказал старик, возвращаясь к стойке. В руках он держал маленькую стопку разномастных и разноразмерных книг. — Даже и не знаю, с чего начать, но, вероятно, все-таки с этого, — и он положил перед Реутовым средней толщины книгу альбомного формата, темно-красную, с единственным выведенным золотой старорусской вязью словом "Память" на обложке.
— Что это? — Спросил Реутов, с вполне ожидаемым любопытством открывая книгу.
— Да, вот понимаете ли, сударь, — пожал плечами старик. — Лицо мне ваше сразу знакомым показалось. И ведь я действительно помню, как вы к нам тогда забегали ... Но было и что-то еще, только я сразу не вспомнил. А нашел вот книжку госпожи Семеновой, — он чуть приподнял с прилавка маленькую потрепанную книжицу в бумажном переплете. — И сразу, представьте, вспомнил. Тут о "памяти", — кивнул он на книжку, которую держал теперь в руках. — И здесь о "памяти", — и Сольц указал на альбом, лежащий перед Реутовым.
"Память ... "
"Книга памяти Медицинского факультета Итильскогого, имени Ивана Казарина1 императорского университета. Составлена в память о студентах и преподавателях, павших на полях Второй Отечественной Воны (1958-1963)".
"Однако ... "
#1Иван Казарин — воевода Владимира Мономаха, участвовал в походе на половцев в 1113 г.
Реутов перелистнул страницы, идя по алфавиту и вполне уже представляя, что должно обнаружиться в разделе на букву "Р", но к своему удивлению ничего там не нашел.
— Мне кажется, это где-то в конце, — ответил на его недоуменный взгляд Сольц. — Я вашей фамилии, милостивый государь, не помню, но где-то там ...
"Что за черт!" — Но, подчиняясь какому-то внутреннему чувству, Вадим продолжил перелистывать страницы и даже как будто не удивился, обнаружив на шестьдесят восьмой странице свою студенческую фотографию и краткую подпись к ней.
"Хутуркинов, Вениамин Булчанович (1938-1962) — студент медицинского факультета (1955-1958), войсковой старшина (подполковник), командир 769-го батальона, 8-й специального назначения казачьей бригады. Погиб в боях за город Вену, награжден ... "
8.
"Что же это такое?" — В голове стоял шум, как если бы там, в нешироком пространстве между левым и правым ухом, сновали теперь из стороны в сторону электрички вперемешку с тяжелыми грузовыми составами. И было отчего. К тому, что он умер — ну не то, чтобы на самом деле, а для многих из тех, кто знал Реутова до войны — Вадим уже как-то притерпелся. Привык, не привык, но принял, как факт своей весьма, как теперь выяснялось, запутанной биографии. Однако то, что написали о нем в книге памяти медицинского факультета, просто ни в какие ворота уже не лезло. Ведь не существовало в природе такого человека, как Вениамин Хутуркинов! Не было и не могло быть. Потому что и сам Вадим ни сном, ни духом до сегодняшнего дня не подозревал, какую фамилию носил его родной отец и как того звали. Не знал, не слышал, не подозревал ... Но кто-то, оказывается, обо всем этом знал и позаботился "внести ясность". Но зачем?!
"Зачем?"
Впрочем, "зачем" как раз понятно.
Реутов снова открыл титульный лист альбома и посмотрел на выходные данные.
"Ну да ... Итиль, 1978 ... "
К семьдесят восьмому году немногие из тех, кто знал когда-то Вадика Реутова, или успели о нем накрепко забыть или знали, что он погиб, а значит о нем, как обычно и случается с покойниками, не думали вообще и вспоминали, если вспоминали, редко и мимолетно. Но вот кто-нибудь другой — да и они тоже, эти люди, знавшие его лично — могли при случае задастся неприятным вопросом, а кто, тогда, этот доктор Реутов, что с недавних пор начал публиковать статьи по физиологии головного мозга? А так — если не маячат перед глазами его имя и фамилия — появляется море возможностей для компромисса. В. Реутов — это ведь необязательно даже Вадим Реутов. Он может быть и Владимиром, и Виктором, и даже Вирхором или Вениамином ... Однофамилец, дальний родственник, то да се ... Не ясным оставалось другое. Зачем вообще кому-то понадобилось вычеркивать Реутова из списков живых? Чтобы скрыть ту странную историю, что произошла 18 апреля 1962? Но что в ней было такого, что ее непременно следовало скрыть? Что такое с ним тогда сделали, что даже намек на это следовало прятать тридцать лет подряд? И кто — во имя всех святых — занимался этим неблагодарным делом, если даже контрразведка о случившемся ничего не знала?
"Или все-таки знала? Но Рутберг вроде бы не из этого ведомства... Или и это не факт?"
Множество вопросов, и старых, над которыми Вадим уже ломал голову не первый день, и новых, и еще этот назойливый гул в голове.
— Простите великодушно, — донесся до Реутова голос старика-букиниста. — С вами все в порядке?
— Да, я ... — Но закончить фразу Реутов не успел. И слава богу. Потому что он и сам не знал, что ответить на заданный вопрос. Однако его выручил телефонный звонок.
В кармане джинсов вздрогнула и завибрировала трубка, и Реутов, с облегчением бросив старику Сольцу "извините", вытащил телефон.
— Вадик! — Крикнул ему в ухо Давид, явно обрадованный тем, что Реутов ответил. — Ты далеко?
— А что? Что случилось? — Насторожился Вадим, разом забыв о только что обуревавших его чувствах.
— Далеко?
— Точно не знаю, но если надо, минут за двадцать доберусь.
— Не надо! — Отрезал Давид. — Домой не возвращайся и вообще уйди пока куда-нибудь подальше и не маячь! Мы сматываемся, я тебе потом позвоню.
— Но что случилось-то?! — Не выдержал Реутов.
— Нас ищут, — бросил Казареев, явно спешивший завершить разговор. — Только что звонил твой брат. У него была делегация "историков" и он дал им телефон Ли. По нему не звони ни в коем случае. Все. До встречи!
И Давид закончил разговор.
— Что-то случилось? — Участливо спросил Сольц, и этим окончательно вернул Реутова к реальности.
— Да, — кивнул Вадим. — Дома ... А что вы мне еще принесли?
Он взял из рук старика книжку в бумажном переплете — не столько заинтересованный в ней самой, сколько в паузе, необходимой, чтобы осмыслить только что произошедший разговор — взял, взглянул машинально на обложку и обомлел. Это была книга из серии "Свидетели былого", выпускавшейся, судя по выходным данным, оформлению и качеству полиграфии, каким-то местным любительским объединением, носившим претенциозное название "Искатели". Но заинтересовало Реутова другое. Книжка являлась воспоминаниями Елизаветы Валентиновны Семеновой — жены и бессменного научного секретаря академика Башкирцева. И назывались эти воспоминания "Поединок с памятью".
9.
"Не было бы счастья, да несчастье ... " — Реутов увидел "господ историков" даже раньше, чем нашел дом номер 23 по Кашкарской улице.
"Оперативно! — Покачал он мысленно головой. — Но, с другой стороны, не дураки же у них там ..."
С момента разговора с Давидом прошло всего чуть меньше часа, но выходило, что промедли Вадим хотя бы одну лишнюю минуту, и все их удачи пошли бы коту под хвост. Но он не задержался и решение принял верное, всего лишь считанные мгновения затратив на анализ сложившейся, складывающейся именно сейчас ситуации. Взвесил в руке книжку госпожи Семеновой, улыбнулся — через силу — ожидавшему продолжения разговора Сольцу, расплатился, не торгуясь, хотя старик и запросил за свой "раритет" явно больше, чем тот того стоил, и, выйдя на улицу, сразу же направился к призывно шумевшему потоком машин проспекту Абузира Глявана. Купленную книжку Реутов уже на ходу сунул в карман куртки — руки ему теперь нужны были свободными — закурил, не останавливаясь, но очень удачно, потому что, поймав краем глаза наплывающее откуда-то сзади плавное движение зеленого огонька, тут же дал отмашку, и буквально через секунду загрузившись в темно-серый "Волгарь" извозчика, приказал ехать в Ярославово Городище.
Ощущение было такое, что счет времени идет уже на секунды. И вот, что интересно. Вадим совершенно не представлял себе, что такое ценное ожидает его в этом самом, снившемся уже несколько раз доме, но был абсолютно уверен, что должен прибыть туда раньше всех остальных. Что-то ему там было нужно. Очень. Позарез. И он — вот, что странно — даже не пытался это "что-то" вычислить, не пробовал осмыслить неожиданно охватившее его беспокойство, понять, какие причины заставляют его сейчас так спешить. Он просто знал, чувствовал, был уверен, что должен поспеть туда, на Кашкарскую улицу первым. И успел. Успевал ... Хотя, возможно, и в самую последнюю минуту. Ведь, кто не успел, тот ...
"Опоздал?" — На крошечной площади, от которой брала начало кривая, взбиравшаяся на вершину оплывшего за века Багатурова холма улица, стояли три больших черных автомобиля, "Коч" и два "Дончака", из которых выбирались очень характерного вида мужчины, поджарые, собранные, быстрые ...
Извозчик проехал мимо них и въехал в створ Кашкарской. Реутов успел заметить, что несколько человек проводили машину взглядами, но вряд ли могли рассмотреть Вадима в затемненном салоне.
"Третий ... седьмой ... девятый ... А если они идут с обеих сторон?"
Вадим вытащил из кармана пятидесятирублевую купюру и протянул ее водителю.
— Высадите меня у двадцать третьего дома, — сказал он. — И продолжайте движение так, как будто я все еще нахожусь в салоне. Пожалуйста.
— Случилось что? — Спросил извозчик, пряча деньги в карман.
— Видели на площади три машины?
