— Понимаю о чём вы,— мягко прерывает его вождь,— но такое простое сравнение чисел не даёт полной картины. Если уж говорить о коллективном хозяйстве, то прообразом колхоза в России служила крестьянская община, которая уходит корнями в русскую историю. Эта община исторически сопротивлялась развитию капитализма на селе, что вызывало гнев западных марксистов. Крестьяне же Польши — суть свободные независимые индивиды, равенство которых проявляется в состоянии нанести соизмеримый ущерб друг другу во взаимной борьбе. Это в отличие от русской общины, равенство которой проявлялось во взаимной поддержке. Не выйдет ничего на данном этапе у польских товарищей с коллективизацией. А если станут упорствовать, начнут ещё единоличников к этому делу понукать, то вообще могут получить крестьянское восстание. Ленскому же наоборот надо думать о расширении своей социальной базы, с 15-тью процентами рабочих ему власть в Польше не удержать. Что касается соглашения с 'Польским правительством в изгнании', то последнее в отличие от КПП сейчас имеет в Польше реальную силу, которая может помочь союзникам в борьбе с Германией. Не использовать её просто глупо. Передайте Ленскому, что вместо ультиматумов ему следует задуматься о создании своего правительства, с которым советское правительство смогло бы заключить аналогичное соглашение. Это народное правительство имело бы то преимущество перед лондонским, что находилось бы на польской земле, на которой смогло бы немедленно приступить к формированию местных органов власти и отрядов самообороны. Было бы также желательно, чтобы это народное правительство обратилось к лондонскому правительству с предложением о создании Национального фронта борьбы с фашизмом.
* * *
— Что-то ещё, Алексей?— Вождь, подняв голову, замечает меня, одиноко сидящего за столом после заседания политбюро.
— Вопрос, товарищ Сталин,— подхожу к письменному столу, за которым сидит он,— я тут подумал, а не несут ли все эти недосказанности и умолчания в идеологической сфере опасности для нашей партии и государства?
— Ты имеешь ввиду позицию классиков коммунизма по отношению к русской революции?— Вождь тут же отодвигает в сторону бумаги.
— Не только это, товарищ Сталин. Например, какое-то невнятное объяснение нашей пропагандой почему рабочие Германии вместо того, чтобы поднять у себя восстание безропотно принимают участие в захватнических и грабительских войнах. Почему мы прямо не говорим о теоретических ошибках классиков коммунизма? Замалчивая их и говоря о безошибочности учения Маркса, мы ставим себя в опасную ситуацию, когда наш противник сможет использовать против нас. Он сможет с полным основанием, опираясь на Маркса, апеллировать к нашему народу с тем, что революция у нас неправильная, что надо вернуться на правильный путь, вернуться к капитализму. Я не утверждаю, что это произойдёт сейчас или в ближайшем будущем, когда уйдёт 'старая гвардия', которая делала революцию и своими глазами видела...
— Откуда, Алексей, у тебя такое неверие в нашу молодёжь?— Хмурится Сталин, открывая коробку 'Герцеговины флор'.
— У меня, товарищ Сталин, есть уверенность в нашем противнике. Увидев, что вариант с силовым решением в отношении нашей страны не проходит, он неизбежно переключится на войну духовно-психологическую, в которой большой мастер. С начала века общественная наука США ведёт интенсивные исследования в области разработки методов воздействия на массовое сознание, посредством манипулятивной семантики, психоанализа и бихевиоризма. Американские обществоведы считают, что эти методы более перспективны, чем грубое силовое подавление населения...
— Би-хе-ви-? — Морщится вождь.
— Бихевиоризм, товарищ Сталин, раздел психологии, который изучает поведение человека. В отличие от психоанализа бихевиористы рассматривают поведение человека как исключительно функцию внешних воздействий.
— Что такое семантика я примерно представляю,— вождь кивает на стоящий рядом стул, приглашая сесть,— это наука о смысле слов. Тогда манипулятивная семантика — это намеренное искажение слов, верно?
— Верно, товарищ Сталин, намеренная подмена смысла слов и понятий.
— Хорошо,— вождь вспоминает о папиросе и чиркает спичкой,— допустим, что американцы добились некоторых успехов в науках по одурманиванию своих граждан, но каким образом, Алексей, они смогут применить это своё знание у нас в Советском союзе? Доступа к нашему радио, кино, книгам, газетам они не имеют и получить не смогут, впрочем, как и мы к их.
— К проводному радио, товарищ Сталин, беспроводное вещание нейтрализовать будет значительно труднее. Война закончится — приёмники населению вернутся в дома граждан. Полностью воспрепятствовать проникновению западной литературы также вряд ли возможно, появятся тысячи новых путей для её проникновения через советских граждан, служащих и работающих за границей.
— В ответ мы просто усилим свою пропаганду,— вождь встаёт, подходит к окну и открывает форточку,— соответствующие органы активизируют борьбу с доставкой и распространением враждебной литературы.
— Если проводить аналогию с медициной, товарищ Сталин, то вы предлагаете карантин, как средство борьбы с инфекцией, которую распространяют наши враги. Однако давно известно другое, более действенное средство — создание вакцины для приобретения иммунитета к заразе. Или если говорить военным языком — выбираете глухую оборону вместо обороны подвижной с переходом в наступление...
— Даже так, наступление,— ехидно хмыкает вождь,— как я понимаю, ты уже разведал врага, знаешь где его уязвимые точки.
— До недавнего времени не знал, товарищ Сталин. Но недавно прочёл одну работу Антонио Грамши...
— Антонио Грамши?— Брови вождя подскакивают вверх.— Один из создателей Итальянской Коммунистической партии, что несколько лет назад умер в тюрьме?
— ... Да, он. Грамши умер в 1937-ом через несколько дней после того, как вышел из тюрьмы. Татьяне Шухт, которая в конце прошлого года приехала в СССР, удалось вывезти из Италии его записи, над ними он много лет работал в заключении.
— Шухт?— Морщит лоб вождь.— Помню у Ильича секретарём была некая Шухт...
— Это Юлия Шухт, жена Грамши, которая давно живёт в Союзе, а Татьяна — её старшая сестра. Как мне она рассказала — Татьяна Шухт сейчас работает в библиотеке Спецкомитета — Институт Маркса-Энгельса-Ленина не заинтересовался сочинениями Грамши и не принял в свои фонды рукописи. Я же как раз в то время занимался улучшением своего итальянского и прочёл одну из тюремных тетрадок Грамши. В ней он разбирал вопрос, поднятый Макиавелли в книге 'Государь' о том, что всякая власть держится на 'силе и согласии'...
— Любопытно,— в глазах вождя появляется интерес.
— ... Так вот, товарищ Сталин,— оживляюсь и я,— Грамши уточняет, что это согласие должно быть активным. Он говорит, что если население поддерживает политическую систему лишь пассивно, то этого достаточно, чтобы организованные заинтересованные силы — а они всегда есть за рубежом, да и у нас в стране — попытались сменить строй и политическую систему...
'Проверено на собственной шкуре,— замечаю скептическую усмешку, проскочившую на лице вождя,— в начале 90-х массовое сознание населения СССР не было антисоветским. Люди желали, чтобы устои советского строя были сохранены, но желание это было пассивным. В итоге они позволили кучке отщепенцев разрушить страну и обобрать себя до нитки'.
— ... Грамши, товарищ Сталин, в своей работе исследует феномен этого согласия в буржуазном и идеократическом государстве. Он заключает, что наше государство, узаконенное сверху через общие идеи справедливости, равенства и дружбы народов, в значительной мере более уязвимо, чем буржуазное, которое узаконено снизу через рынок голосов. Из этого вытекают и предпочтительные методы подрыва стабильности обоих типов государств: для буржуазного — посредством экономических воздействий на его граждан, а для советского — посредством замены или подмены идей, таких как идеи справедливости, дружбы народов во всех институтах государства посредством узкого слоя интеллектуалов и публицистов. Согласно Грамши, последние обеспечивают создание и распространение идеологий, норм морали, картин прошлого и будущего, устанавливают критерии справедливого и несправедливого, достойного и недостойного...
— Допустим,— кивает вождь,— но как Запад сможет установить свой контроль над нашей интеллигенцией? Мы им этого просто не позволим сделать.
— Не знаю, товарищ Сталин, есть ли это у Грамши, но на мой взгляд, через рост мещанства, который станет механизмом перерождения советского человека в обывателя, одержимого стяжательством.
— Проклятая каста!— Тяжело выдыхает вождь.
Лондон, Даунинг стрит 10.
7 июля 1941 года, 12:00.
— Будешь завтракать со мной, Фреди?— мрачное лицо Черчилля при виде входящего в беседку друга расплывается в улыбке.
— Спасибо, сэр,— вежливо отвечает профессор, присев за столик напротив и глядя на тарелку с овсянкой премьера, из которой явно пахло виски,— я не голоден.
— Это я себе добавляю немного бурбона в кашу для вкуса,— хмыкает Черчилль, заметив гримасу отвращения на лице Линдеманна,— а тебе прикажу принести...
— Спасибо, сэр, не надо.
— Прекрасный день сегодня,— снова грустнеет премьер, кладёт ложку, пододвигает к гостю стопку бумаг и тянется к сигаре, вот почитай протокол допроса Канариса.
— Вы думаете, что ему можно верить?— Профессор за минуту буквально проглатывает документ.
— Думаю, Фреди, что можно. Канарис — не самоубийца, такие вещи долго скрывать не удастся, правда всё равно вылезет на свет.
— Но как русские смогли скупить всю африканскую руду, сэр?
— Я навёл кое-какие справки,— Черчилль отворачивается от гостя, выдыхая табачный дым,— русские в 1937 году наняли одного американского дельца, который перепродавал урановую руду республиканцам в Испанию, а те уже из Барселоны перевозили её в Россию. Руководил всей этой операцией Чаганофф, сталинский протеже...
— Может быть американцы блефуют, сэр?
— К сожалению, это правда. Американцы сами в шоке — они остались ни с чем. Мы хотя бы можем рассчитывать на уран из Канады...
— Это совсем не то,— морщится от дыма профессор,— шахта 'Эльдорадо' даёт всего сто тонн бедной двухпроцентной руды в год. Этого слишком мало. У американцев уран вообще находится в отходах ваннадиевой руды. Концентрация — сотая доля процента ...
— А в бельгийском Конго, ты думаешь, больше добывают? Как бы не так, те же 100-200 тонн руды в год, правда она богаче — до 50 процентов. Русские скупили всю добычу за двадцать лет тогда, когда она даром не была нужна никому. А бельгийцы думали, что продают её американцам...
— Зачем они её купили, сэр? У русских, конечно, есть несколько десятков высококлассных физиков, но чтобы они без надлежащей технической базы смогли в разумные сроки сделать 'бомбу' — это нонсенс.
— Оставим политические вопросы,— морщится Черчилль,— ты лучше доложи мне простым языком без всяких заумных словечек — сможем ли мы сами без всякого взаимодействия с американцами первыми создать 'бомбу'.
— Сложный вопрос, сэр,— морщит лоб профессор,— по нему в комитете 'Мауд' у нас были недавно трудные дебаты...
— Я хочу услышать твою точку зрения, Фредди,— премьер берётся за кофейник,— насколько я тебя знаю она у тебя всегда сбалансированная.
— Спасибо, сэр. И всё же если бы вы задали мне этот вопрос месяца три назад, то я бы не сомневаясь ответил на него положительно, но сейчас остерегусь. Попытаюсь объяснить — в начале года произошло важное событие — профессор Чедвик на циклотроне Ливерпульской лаборатории завершил серию экспериментов по измерению сечения деления ядра урана-235 на быстрых нейтронах...
— Ещё проще,— кофейный аромат заполняет всё пространство беседки.
— ... Проще, ну, например, я бросаю мяч в оконное стекло площадью в один квадратный фут. Один шанс из десяти, что стекло разобьётся, и девять — что мячик отскочит. Физики при этом говорят, что 'сечение разбития' равно одной десятой квадратного фута. Переходя к урану — площадь его ядра уже к тому моменту была известна, осталось измерить насколько часто происходит отражение быстрого нейтрона ядром, как часто он поглощается ядром и как часто ядро при этом делится. Как только Чедвик предоставил эти цифры, нам стало ясно, что прямой путь к созданию атомной бомбы открыт. Конечно, на этом пути оставались ещё многочисленные трудности, но главное было понятно, что мы в разумные сроки можем её создать, причём она будет достаточно компактной, чтобы поместиться в люк бомбардировщика и достаточно лёгкой, чтобы тот её поднял в воздух. Нам также стало понятно, что мы значительно опережаем американцев, которые, не имея национальной военной ядерной программы, продолжают каждый в своём университете заниматься медленными нейтронами. Их интерес сосредоточился на управляемой ядерной реакции, то есть на создании ядерного реактора — неисчерпаемого источника энергии, но никак не бомбы. Конечно, и на медленных нейтронах можно создать атомную бомбу, но по нашим прикидкам её мощность не на много превысит мощность бомбы тротиловой — её просто механически разорвёт раньше, чем в ней успеет выделиться достаточно энергии...
— Ну и что же произошло потом?— сигара заметалась во рту Черчилля из одного угла рта в другой.
— Выяснилось, сэр, что недавно открытый стабильный элемент с атомным номером 94 и массовым числом 239, который недавно получил название плутоний, делится так же, как и изотоп урана-235. При этом плутоний может быть наработан в ядерном реакторе и при этом химическими методами легко выделен из всего реакторного топлива, в отличие от урана-235 для очистки которого требуется сложное и дорогое оборудование. Таким образом, получается, что американцы не только не отстают от нас в получении делящегося вещества для бомбы, но возможно даже и несколько опережают. Правда...
— Что, что такое?— Премьер чутко улавливает сомнение в голосе профессора.
— В свете новых данных о дефиците урановой руды,— веселеет Линдеманн,— ситуация у нас возможно не такая безнадёжная. Реакторы, особенно на начальной стадии, потребуют огромное количество урана — по некоторым прикидкам до 50-ти тонн. В пересчёте на канадскую руду — это 25 тысяч тонн. Повторюсь, производительность шахты 'Эльдорадо' всего 100 тонн руды в год. Потребуется значительное расширение добычи и разведки.
— Разве в Америке своих урановых месторождений?— Крякает от удовольствия Черчилль.
— Есть, но очень бедные, сэр. Уран в концентрации долей процента урана находится в ванадиевой руде из Колорадо. Даже если всю добываемую за год ванадиевую руду вначале пускать на извлечение урана, то едва ли добыча составит 20 тонн...
— А вы там в 'Комитете Мауд' даром хлеб не едите.— Черчилль, осклабившись прокуренными зубами, достаёт из внутреннего кармана пиджака, висящего на плечиках стула, плоскую фляжку и добавляет несколько капель из неё себе в кофе.— Скажи, Фредди, а нам сколько надо урана?
— Комитет подготовил для правительства доклад, сэр,— профессор щёлкает застёжками портфеля.
