— Это не очень-то честно, знаешь?
Хотелось сказать что-нибудь вроде: "Я знаю, Тэфи". Но зачем? Это ничего не меняло.
Под скамейкой было пыльно.
— О, Бийран! Снова здравствуй, — промурлыкала Гвен голосом сытой кошки. — Давно не виделись.
— Приветствую тебя, Гвендолен. И остальных прекрасных дев, что собрались здесь. Ты, должно быть, забыла, но мы виделись всего несколько минут назад. Внизу, прямо у лестницы, ведущей в эту комнату. Ты прошла мимо, я поздоровался и спросил, не видела ли ты свою белокурую подругу. Ты ответила...
— Я помню.
— Ты ответила, что не видела и не знаешь, где она. Тогда я спросил, куда ты направляешься, и ты сказала, что в зал для занятий. И довольно справедливо заметила, что эта комната — единственное место, в которое можно попасть, поднимаясь по лестнице. Ты ушла, а я остался продолжать свои поиски, не теряя надежды все же встретиться с Альдис...
— О, так ты Альдис ищешь? — перебила его Тэфи. — Она здесь.
Сапог гальтки чувствительно стукнул по бедру, намекая на то, что покрывать подружку Тэфи не собирается и пора бы уже не позориться и вылезти.
— Где?! — возопил Бийран, оглядывая комнату. — Где белокурая ясноглазая дева?!
Мальчишки в углу заржали. Бийран с его влюбленностью уже стал ходячим анекдотом и вечной мишенью для подколок.
То, что объект шуточек этих шуток не замечает, не умаляло радости шутников.
— Под столом. — Еще один пинок со стороны гальтки. — Уронила карандаш и полезла подбирать. Альдис, вылезай. Тебя Бийран ищет.
— Слышу, — прошипела сквозь зубы девушка.
"Ладно, Тэфи. Я тебе это припомню".
При виде девушки в пыльном, мятом мундире лицо сванда озарилось счастливой улыбкой.
— Хвала Всеотцу, я уже не чаял тебя найти. В последние дни словно злой рок стремится развести нас как можно...
— У тебя какое-то дело ко мне?
— Да. — Бийран взмахнул зажатой в руке книгой. — Я нашел в библиотеке сборник Ворка Публия-младшего и хотел предложить вместе насладиться изысканными строками.
Тэфи права — нельзя вечно бегать от этого.
— Послушай, Бийран. Нам надо поговорить...
Мокрый плац был совершенно безлюден. Пятна света от фонарей отражались в лужах, а в воздухе повисла липкая, сырая морось.
Комендант говорил, что через две-три недели опостылевшие тучи наконец уйдут, а вместе с ними уйдут постоянные дожди и туманы. Задуют южные ветра, будет больше солнца. Зима на Виндерхейме ласковее, чем осень.
Глаза Бийрана подозрительно сияли. Неизвестно, каких слов он ожидал от сокурсницы, но явно не тех, что она собиралась сказать.
— Бийран... — Альдис осеклась, не зная, как продолжить. Подкинули йотуны работку.
— Не говори ничего, любовь моя. — Он взял ее ладонь двумя руками и шагнул близко, слишком близко. Оказалось, что он почти на голову выше Альдис.
От неожиданной, непривычной близости по коже пробежал озноб. Она как-то остро почувствовала себя меньше и слабее Бийрана. И что удивительно, это чувство не было неприятным.
Преодолевая наваждение, Альдис помотала головой и отступила. Парень не пытался снова сократить дистанцию, вместо этого взял и опустился на одно колено, как герой все тех же сентиментальных романов.
— Сегодня особая ночь, ночь признаний. И я скажу те слова, что давно храню в своем сердце. Сперва я надеялся завоевать любовь хитростью, но вчера прочел "Огонь желаний" и понял, что честность — лучшее оружие. Да не будет между нами лжи и недомолвок! Пусть искренность моих слов сорвет завесу тайны. Знай же, с той минуты, как я увидел тебя, я понял: ты особенная, не такая, как все.
— Я такая же, как все девчонки на острове!
— Ты обманываешь себя. Ты не могла бы стать "как все", даже если бы очень постаралась.
— Что ты имеешь в виду?
Показалось? Или он и правда на что-то намекает?
— Ты — особенная. Драккар среди кнорров. Жемчужина среди гальки. Рысь среди кошек...
Нет, показалось. Ох уж эти поэтические образы Бийрана.
— И я тоже особенный. Норны предрешили нашу встречу. Сейчас хороший момент, и я должен сказать то, что понял еще при первой встрече. Я люблю тебя.
— Ох...
Никто и никогда не говорил ей "я люблю тебя". Альдис даже не подозревала, что это так... приятно. В душе отчаянно, тоскливо взвыл голосок, умаляющий не отказываться от предложенного дара. Захотелось схватить поклонника за плечи, затрясти и потребовать: "Давай! Повтори это! Скажи, скажи это еще раз! Пожалуйста!"
Он ведь повторит. С радостью.
Он приложил ее ладонь к своим губам. И это тоже почему-то не было неприятным.
— Бийран... — Ее голос дрожал. — Пойми, пожалуйста. Я меньше всего на свете хочу тебя обидеть. Я уверена — ты очень хороший парень. Ты, наверное, даже особенный. Ты просто ошибся. Я не особенная, и я не твоя судьба. Я просто обычная девчонка.
Всеотец, где же те самые слова?! Где они, когда так нужны?
— Нет, ты особенная, — упрямо повторил сокурсник.
— Ерунда. Ты сам все это придумал. Бийран, я обычная. И я... я никого не люблю, прости. Даже не хочу. И врать не хочу. И я... мне неприятно слышать, когда ты меня сравниваешь с рысью и жемчугом. Звучит так, как будто я тебя обманула. Ты говоришь, что любишь, и я чувствую, что должна что-то дать тебе взамен. А у меня ничего нет для тебя. Совсем. Прости. Я... не умею любить. Я как мороженая рыба...
На последних словах Альдис затрясло. Пришлось замолчать, просто чтобы не расплакаться.
"Вот и все, дура! Так тебе и надо", — злобно пропищал все тот же голосок.
Сейчас Бийран поднимется и уйдет. Нет, может, сначала он не поверит, будет спрашивать, есть ли шанс что-то изменить, исправить. А шанса нет. Возможно, Великий Зодчий просто не заложил в Альдис способность любить мужчин.
Она будет очень убедительной, и он уйдет. И это будет правильно, потому что пользоваться чужим чувством, позволять любить себя и ничего не давать в ответ — подло.
Он хороший парень, и он не виноват, что Альдис так сильно хочется чувствовать себя нужной кому-то. Сванду будет тяжело, но это пройдет.
На минуту они так и застыли — Бийран в луже на одном колене (бедняга, у него, наверное, вся штанина промокла) и Альдис рядом. Хорошо, что мимо плаца не проходил никто из взрослых, мог бы неправильно понять. Или наоборот — слишком правильно.
— От судьбы не уйдешь, — улыбнулся Бийран. — Тебе суждено любить меня. Мы будем вместе, это предрешено. Мы закончим академию, ты выйдешь за меня замуж и станешь хозяйкой моего фордора. Мы будем жить в доме моих предков, и ты подаришь мне четверых детей — двух сыновей и двух дочерей. Ты будешь вести хозяйство, ждать меня, я продвинусь по службе и дослужусь до генерала. У нас будет дом в столице...
— Каракатицу тебе в жены!
Она выдернула руку, с неожиданной яростью толкнула парня в лужу. И ушла.
Вот всегда так. Откроешься кому-нибудь, а он...
"Я люблю тебя", как же. Сванд любит кого угодно, только не Альдис. У него в голове красивая цветная картинка, наподобие рекламной открытки. И на этой открытке — слащавая Альдис с рекламной улыбкой, вся такая особенная-преособенная.
Видит Всеотец, даже лучше, что это все оказалось ненастоящим. Ей не в чем себя упрекнуть. Только почему так больно? Почему так хочется плакать?
Intermedius
Сигрид Кнутсдоттир
Если Клид Бранаг и удивился, когда в столовой к нему подсела Сигрид Кнутсдоттир, он ничем не выказал этого удивления.
Он вообще славился умением скрывать свои чувства.
Отец Клида был гальтом, мать ниронкой. Такую пару не часто встретишь: вопреки всем усилиям правящего Дома Солнца, каждый народ предпочитал выбирать супругов из своего племени и неохотно мешал кровь. И это несмотря на то, что дети от таких браков зачастую рождались умными и красивыми.
А Клид был красив по меркам любой из рас. От матери он унаследовал слегка раскосые глаза и прямые темные волосы. От отца — молочно-белую кожу, острые скулы, по-гальтски изысканные черты лица. Его считали красавчиком в молодости, но и сейчас, перешагнув сорокалетний рубеж, он не утратил привлекательности для женщин. Напротив, зрелая мужественность, выправка военного и боевое прошлое вкупе с саркастичной маской разочарованного в жизни циника — все это без промаха било в женские сердца. И красавицы, и дурнушки с одинаковой легкостью теряли голову.
Острая на язык Кейко Нода даже как-то съязвила, что Бранаг сбежал на Виндерхейм от излишнего женского внимания. Кто знает, может, в этих словах крылось больше истины, чем полагала сама ниронка.
Если это и было целью Бранага, то он просчитался.
Тертые жизнью женщины-офицеры в полной мере оценили такой подарок судьбы. Официальный запрет на служебные романы не мешал им комментировать и сравнивать окружающих мужчин, иногда в едкой, потрясающей по своему цинизму манере. А уж о курсантках и говорить неудобно. Клид оглянуться не успел, как стал предметом страсти нежной, причиной ночных слез в подушку и адресатом анонимных посланий, изрисованных сердечками. И пусть все эти охи и вздохи не переходили границу игры, последствия (от стойкой нелюбви мальчишек до излишне въедливых проверок со стороны начальства) офицеру приходилось разгребать еще долго.
Все это способствовало тому, что Бранаг стал не самым приятным собеседником для женщин. Пусть даже одноглазая ротная никогда не отпускала замечаний насчет задницы Клида, хватало и того, что она общалась с Кейко Нода, которая не упускала случая подколоть слишком красивого офицера.
Нельзя было сказать, действовали ли чары на Сигрид Кнутсдоттир. Среди постоянных обитателей Виндерхейма не поощрялась общительность или излишняя болтливость, но даже на фоне сдержанных коллег эта женщина смотрелась абсолютной одиночкой.
Тем удивительнее был ее неожиданный интерес к ротному чужой группы.
Она ждала, пока приятель Клида, толстощекий Ракеш, торопливо и жадно глотал горячую кашу с мясом. Обжора Ракеш всегда заканчивал трапезу первым и редко ждал товарищей после того, как миска пустела. Говорил — слишком обидно смотреть на чужую полную тарелку. Сейчас это было на руку Сигрид.
Минуту спустя после ухода бхата женщина опустилась на освободившееся место.
— Здравствуй, Клид.
— Здравствуй, Сигрид. Какой... хм... приятный сюрприз.
— Я знаю, ты умеешь хранить секреты. Могу я надеяться, что этот разговор останется между нами?
Клид отпил немного чаю, промокнул губы салфеткой. Аристократизму, с которым он это проделал, мог позавидовать сам конунг.
— Зависит от разговора.
— Разговор о курсантах. О твоем курсанте.
— Интересно... с чего бы это тебя так волновали малолетки? Хочешь по примеру Суниты окрутить какого-нибудь щенка?
О недавно выявленной любовной связи между наставницей Сунитой Шуклой и подопечным Бранага, шестнадцатилетним Тором Гудиссоном, сплетничали не только наставники и ротные, но даже курсанты.
— Меня не интересуют второкурсники. Так да или нет?
— Не интересуют? Ну-ну.
Женщина молчала.
— Так кто тебя интересует?
— Обещание.
— Не слишком ли много ты хочешь, Сигрид?
— Нет, думаю не слишком.
— Я правильно понимаю, что без обещания ты мне ничего не скажешь?
— Да.
— Ну что же...
Бранаг показательно заинтересовался тарелкой. Он доел кашу, собрал остатки подливы с помощью лепешки, снова промокнул губы и только тогда поднял глаза на женщину.
— Сказал бы, что умираю от любопытства, но на самом деле мне все равно. Даю слово, что не буду рассказывать о нашем разговоре без прямого приказа руководства. Теперь удиви меня, чтобы я не жалел о своем обещании.
— Рагнар Иварссон, выпуск прошлого года. Помнишь его?
— Эрл с амбициями мэйджора Горнего Дома. Конечно, помню. — Он побарабанил пальцами по столу. — Знаешь, это неожиданно. Рагнар. Выпуск прошлого года. Не Гудиссон. Меня все сейчас о нем спрашивают. Это ведь не уловка с твоей стороны, Сигрид?
— Мне неинтересны сплетни.
— Все так говорят. А потом пытаются выяснить подробности, словно я свечку над ними держал. "Стриж" и наставница, такой позор, наши древние традиции, отсутствие надзора со стороны ротного и еще много громких слов... — Он скривился, явно уязвленный. — Можно подумать, я обязан день и ночь стоять на страже нравственности!
— Мне неинтересны сплетни. Мне интересен Рагнар Иварссон.
— Зачем он тебе?
— Надо.
Бранаг раздраженно отодвинул пустой стакан. Эта женщина его нервировала своей холодностью и целеустремленностью. Он и сам не прочь был иной раз изобразить этакого инеистого великана, которому все безразлично и никто не нужен. Но рядом с Сигрид удержать искомый образ не получалось.
Наверное, потому, что одноглазая ничего не изображала.
— А, сожри тебя йотуны, это надо было включать в условия сделки! Ладно. Что тебе рассказать про Тара? Давать отчет за все пять лет, в течение которых я пытался выбить из этого парня бестолочь, — слишком утомительно.
— Тара — это кто?
— Не "Тара", а Тар. Это Рагнар. Так его прозвали ребята. В честь чжанского горного козла. Рагнар был таким же упрямым. И прыгал по горам немногим хуже.
— Он плохо учился?
— Почему плохо? Хорошо учился. Был одним из лучших на курсе.
— Значит, проблемы с пилотированием?
— Йотуна с два! Этот сванд был гением! Полная синергия, великолепная реакция, потрясающее умение просчитывать маневры. Он летал как бог, об этом твердили все, кого ставили с ним в команду. Да я и сам видел. Парень жил небом...
— Но после выпускных его назначили в наземные войска?
— У него с дисциплиной проблемы были, а не с пилотированием. Знаешь все эти песни и сказания про бунтарей, которые посылают командира куда подальше, а потом выигрывают войну в одиночку? Вот это про него.
— Ты хочешь сказать...
— Я хочу сказать, что так бывает только в песнях. Раз за разом Рагнар попадал в одни и те же сети. Нельзя плевать на начальство и подчиненных и ждать, что тебя все будут любить и прощать, будь ты хоть Зигфрид Драконоборец. Время гениальных одиночек прошло давным-давно.
— Я знаю это.
— Ты знаешь. Я знаю. А он не знал. Точнее, знал, но не хотел принимать. Я много возился с этим парнем, Сигрид. Думаешь, мне не было обидно, когда его назначили в сухопутные войска? Но я понимаю начальство. Чтобы быть хорошим пилотом, еще недостаточно быть гениальным пилотом.
Маска скучающего циника слетела с ротного. Бранаг завелся не на шутку, видно, его и в самом деле волновала история беспутного сванда.
— У него были друзья?
— Скорее приятели. Больше всех он общался с Энгусом. Хороший парень, спокойный, как тюлень. Был твейром на "валькирии" Тара, сейчас капитан НСК.
Клид помолчал.
— Когда Энгус получил назначение, они поругались. Мальчишка был невменяем от обиды. Не знаю, помирились ли потом.
— И это все друзья?
— Была еще эта ниронская девочка. Сачико, кажется. Бегала за ним хвостиком. Отчислена после четвертого курса. Не думаю, что она что-то значила для Рагнара. Пожалуй, все.
