Лисс продолжал маяться. Несколько минут я наблюдала за подростком. Странное поведение. Как будто его что-то мучает... причём не горе. Точнее, горе есть, но отнюдь не только оно. Создавалось впечатление, что подросток страдает от боли или какого-то очень сильного дискомфорта.
— Что с ним? — перебравшись поближе к Руссу, осмелилась отвлечь спецназовца. — Это из-за того, что... — запнулась, мучительно вспоминая непривычный термин.
— Из-за того, что не тэлились, — подтвердил мужчина, без малейшего недовольства оторвавшись от компьютера.
Поколебавшись, села на соседнее кресло.
— Процедура болезненна? Опасна?
— Для тэля? Ни то, ни другое, — казалось, спецназовец даже удивился от моего предположения.
— Тогда, может, не стоит избегать тэльства? Если Лиссу надо, а для нас — безопасно.
— Нет! — тут же вмешался Лисс. — Нельзя... мы не должны этого делать!
Юноша выглядел усталым, измученным и напуганным. Из-за таких резких возражений мне в голову начало закрадываться бредовое предположение:
— Тэльство связано с сексом?
Вот теперь на меня поражённо воззрился не только Русс, а вообще все находящиеся в комнате байлоги.
— Секс — это хорошо, — глубокомысленно заявил один из чёрных и чешуйчатых.
— ...Но вообще-то к тэльству никакого отношения не имеет, — укоризненно посмотрел на него ангелоподобный спецназовец.
— Не имеет, но всё равно — хорошо, — упрямо повторил тот.
Народ оживился и с готовностью поддержал новую тему для разговора — тем самым сильно меня смутив. Послушав бурное обсуждение между другими байлогами, Русс вздохнул и предложил отойти в другую комнату — чтобы и меня не стеснять, и другим отдыхать не мешать. Лисс тоже увязался следом за нами.
— Если ни с чем таким не связано, то я согласна пройти процедуру. Думаю... уверена, что и Вира согласится, — решительно сказала я.
— Я уже предлагал, — вздохнул Русс. — Хотя бы с Ликрием — ему-то уже всё равно.
— Нет, — набычился Лисс. — Не буду. Не надо, мы всё равно не станем тэлиться. Я хочу, чтобы вы меня таким запомнили. И чтобы ничего не мешало.
— Выйди, я Софье наедине лучше объясню, — попросил подростка спецназовец. — С тобой не получится — перебивать начнёшь.
Лисс сгорбился и обхватил себя руками:
— Я-с всё-с равно-с не-с соглашусь-с!
— Объясню, чтобы она больше не предлагала, — успокаивающе пояснил Русс. Дождался, пока молодой байлог покинет помещение, закрыл дверь и повернулся ко мне. — Я лучше других понимаю Лисса, потому что тоже вырос в Тартаре.
Подождав, пока я удобно расположусь на ковре из вешности, спецназовец сел сбоку. А потом приступил к неспешному рассказу. И уже вскоре удалось понять, чего так боится Лисс.
Чтобы тэлиться, байлогу необходимо вылезти из скафандра, открыться. Предстать перед тэлями таким, какой он есть на самом деле — в своей природной форме.
— У многих... почти у всех из нас подсознательно сидит страх. Ожидание того, что нас-настоящих не примут, что начнут относиться предвзято: в ту или иную сторону, — Русс горько усмехнулся. — Хотя, если совсем откровенно, то не просто ожидание. Мы уверены в том, что к нам начнут так относиться... и справиться с этим убеждением сложно. Мне так и не удалось.
Уточнив и поняв, что нам не обязательно во время процедуры находиться в сознании, предложила другой вариант: усыпить и сделать всё необходимое. Оказалось, что об этом уже думали, но Лисс опять отказался. Юноша считал, что поступив так, подорвёт наше доверие, точнее — те его остатки, которые ещё сохранились после трагических событий.
Тяжело вздохнула. Судя по всему, Русс тоже понимает, что Лисса в этих вопросах не переубедить. Ну или, по крайней мере, не в ближайшие недели. Даже страшно становится. Причём пугает вовсе не то, что скрывается под змейкой. Амёба, черви, ещё какая-то непривычная форма жизни — биологические особенности можно понять и принять. Но юноша... все байлоги глубоко погрязли в комплексах. Кстати, если подумать, это очень многое объясняет. Даже поведение того же Асса. Он ищет одобрения, пытается быть нужным, страдает, если на него не обращают внимания. Любопытно, это обосновано природной особенностью байлогов, или такие обширные комплексы сформировались из-за истории данного вида, воспитания... пропаганды, в конце концов?
В общем, Руссу удалось меня убедить. Лиссу тяжело физически, но не легче и в моральном плане. Юноша ошибочно считает, что немалая доля вины в том, что произошло, лежит на нём. Охраняет нас от самого себя, как от какого-то зла.
— Возможно, я всё-таки способна как-то помочь? — ещё немного подумав, спросила древтарца и поспешно продолжила: — Это уже насчёт другого. Можно ли мне остаться с Лиссом?
Русс некоторое время ковырял мягкую вешность, лежащую на полу — а она будто ласкалась к руке байлога.
— Нет. Примерив на себя — всё-таки нет, — наконец покачал головой спецназовец. Ещё подумал и пояснил: — Точнее, нет и по объективным причинам тоже. Если тебя сейчас покупать — то придётся со всем немалым кредитом брать. Ну допустим, у меня есть такие деньги. Но ты — мироходец. У Лисса нет и, скорее всего, ещё долго не будет нужного уровня допуска — чтобы гарантировать, что ты не навредишь. То есть отвечать за тебя придётся кому-то другому. У меня тоже нет. А если бы даже был — я постоянно в разъездах. Кроме того... дальше уже личное. Насколько понимаю, Лисс никогда себя не простит, если тебе из-за него придётся поступиться своей жизнью. Планами, надеждами... свободой. Ты можешь гарантировать, что делая такое предложение, не жертвуешь ничем, что было бы для тебя важно? — серьёзно посмотрел на меня Русс.
Я отвела взгляд, понимая, что даже если начну уверять в чём-то подобном, слова окажутся ложью. Опять собеседник прав.
Мы говорили ещё долго. Древтарец пообещал, что о Лиссе позаботятся, что юноша не будет рабом или бесправным. Сомневаться в сказанном не хотелось, хотя опасения всё равно оставались. Но поднятая тема напомнила ещё об одном друге.
— Насколько знаю, Ликрия купили ваши, древтарцы. Можно узнать, что его ждёт? — спросила, опасаясь в очередной раз получить в ответ, что судьба друга больше меня не касается и вообще не моё дело.
Но Русс отнёсся к беспокойству с пониманием и не стал отмахиваться.
— Ликрий — необычная химера. У него оба разума на уровне лидирующих. Разумы настолько высокого уровня вообще встречаются редко, причём даже у высокоразвитых цивилизаций, — пояснил «ангел». — Сама понимаешь, подобных химер мало. А значит — они недостаточно изучены. Поэтому даже такой, наполовину сумасшедший, Ликрий представляет для науки интерес. Его отправят в один из наших исследовательских центров по химеризму.
К горлу снова подкатил комок. В институт химеризма — даже не в арванскую лабораторию. Когда мы познакомились, Ликрий был экспонатом. Вещью. И теперь судьба снова возвращает его в то же положение. Только уже без возможности как-то повлиять на своё будущее. Без надежды.
Вскоре древтарец вернулся в зал, разрешив мне оставаться в уединении столько, сколько потребуется. Несколько минут я глотала слёзы, а потом включила компьютер.
То, да не то. Хоть немного, но сведения из глобальной сети успокоили. Пусть небольшая, но разница между древтарскими и тартарскими институтами была. Хотя бы в том, что в зелёном государстве не разрешали жестоко «развлекаться» с подопытными — лишь бы не в ущерб работе. А вот насчёт гуманности экспериментов или любых ограничений для безопасности исследователей, увы, никаких гарантий. Получается, что пытать Ликрия смогут, просто не ради собственного удовольствия. И удалять псевдоволосы... внешние лёгкие — тоже будут.
Ещё немного посидев, вернулась к себе. Порылась в сумке и неожиданно наткнулась на лекарство. Тот препарат, который загоняет меня в кому и отдаёт власть Ги Ирау. Села на кровать.
Ги Ирау. Опять, со всеми этими событиями, забыла о своей второй половине. А вдруг она не одобрит всю ту отсебятину, что я натворила? Подумала и чуть не рассмеялась. «Не одобрит». Если бы лидирующая личность была против моих действий и решений, то легко могла бы помешать. Но не стала. Наверное, только теперь я по-настоящему поняла слова Шаса про симпатию Ги Ирау по отношению ко мне. Действительно, если у нас схожие моральные принципы — это уже много.
Впервые мне не пришлось заставлять себя принять препарат. Впервые я почувствовала к невольной соседке по телу не только уважение, но и искреннюю благодарность. Поэтому и выпила лекарство с чистым сердцем.
Проснулась на постели. На соседней кровати сидела Вира.
— Ну ты отчудила, — улыбнулась она, когда я поднялась. — Тебе приказ от нынешнего начальства: пока сортировку не пройдёшь, всякую гадость не принимать.
Подруга рассказала, что как только препарат подействовал, Лисс поднял тревогу. Байлог чуть не впал в истерику, паниковал и рвался меня спасать. Говорил, что со мной плохо и я отравилась. Что отравилась — понятно, если подходить строго, то именно так и было. И что тело не в порядке — тоже, ведь по сути часть мозга отключается, оказывается почти парализованной.
Но раньше я тоже принимала лекарство, а Лисс ни разу не поднимал тревогу. Может, Ги Ирау просто с ним не пересекалась?
— Самый главный... Русс сказал, что дело не в этом, а в тэльстве, — возразила Вира на моё предположение. — Точнее, не просто в тэльстве, а в том, что после возникновения связи Лисс постоянно следит за нашим здоровьем. Без перерыва и сильнее, чем раньше.
Подросток взбудоражил остальных байлогов. Кстати, к чести Ги Ирау, она не растерялась и тут же предложила усыпить её, а потом вывести опасное вещество. Другие байлоги поддержали идею, да ещё и развили — в результате я спала дольше, чем планировала. Под предлогом «всё равно воздействуем, так пусть хоть отдохнёт как следует».
Знал ли о запрете Прий? А если знал, то зачем положил препарат и где его достал: стоит-то он недёшево? Вряд ли миошан хотел вредить или нервировать Лисса. Скорее всего, рассчитывал на мою разумность. Лекарство же ещё пригодится: после сортировки нам предстоит обратный путь. Причём никакого спецтранспорта для него уже не предоставят, так что добираться придётся обычным, с несколькими пересадками. И не факт, что это займёт так уж мало времени.
Жизнь на транспорте оказалась спокойной и размеренной. Иногда он приземлялся: то ли по каким-то делам, то ли чтобы заправиться, но выходить нам не разрешали. Более того, не очень-то доверяли: каждый раз перед люком оставалось дежурить несколько хет. Древтарцы нас не отталкивали, но держались чуть отстранённо. Впрочем, я и сама не стремилась общаться. Не хотелось. Как не хотелось и многого другого. Иногда ловила себя на том, что по нескольку часов кряду лежу на койке и бездумно смотрю в стену. Заниматься хоть чем-то приходилось через силу. Учиться стало трудно, информация будто отказывалась усваиваться.
Трагические события нанесли очень сильный удар. Подорвали старательно лелеемый оптимизм. Сейчас всё казалось серым и беспросветным, а жизнь — бессмысленной и безнадёжной. Я понимала, что нельзя погружаться в болото депрессии, что надо бороться, несмотря на все потери... но получалось плохо.
Подруга видела, что со мной творится, и старалась хоть как-то расшевелить. Вытаскивала из кровати и купе, заставляла заниматься зарядкой, пыталась развлечь. Порой у неё почти получалось, но потом я снова впадала в противное бессмысленное состояние. От этого, в свою очередь, мучилась совестью. Но главного Вира всё-таки достигла: я хотя бы старалась выкарабкаться. Пусть пока не особо успешно.
Поняв, что с занятиями успехов почти нет, а неудачи снова сбрасывают в яму, приняла волевое решение отложить учёбу и вообще пока к ней не прикасаться. Потому что не имеет смысла сидеть по несколько часов над одной страницей, пытаясь насильно запихнуть в мозг её текст.
На пользу шли физические упражнения, музыка, разговоры... и, как ни странно, искусственное любопытство. То есть вначале я через силу заставляла себя искать ответ, но через некоторое время просыпался искренний интерес, хотя и приглушённый.
Мы с Вирой быстро приспособились к временному месту жительства. Часто гуляли по кораблю, осмотрели все доступные нам помещения, иногда общались с охраной из загадочных хет, реже — с байлогами из спецслужб. Оказалось, что на транспорте, кроме прочих, присутствуют все тэли спецназовцев. За последними я некоторое время наблюдала: от подозрения, что процедура несёт какие-то негативные последствия, полностью избавиться так и не удалось. Но тэли вели себя совершенно нормально, не выказывали признаков сниженного интеллекта, нестабильной психики или какого-то недомогания. Наоборот, очень умные, развитые, образованные и живые люди. Кроме обязанностей тэлей, они ещё и работали, причём не меньше, чем остальные. Судя по отдельным замеченным сценам, отношения между тэлями и байлогами были очень тёплыми, искренними. А ещё — честными и откровенными.
Больше всего меня поразило, что у одного из байлогов в тэлях целая семья. Причём не просто пара, а ещё и двое их детей, младшему из которых всего лет пять по человеческим меркам. И родители совершенно не боятся, что ребёнку повредит процедура или сами байлоги. А спецназовцы с огромным удовольствием возятся с малышом, играют и даже занимаются.
Байлоги, даже находящиеся на такой серьёзной и в чём-то жестокой службе, совсем не выглядели суровыми или непреклонными. Самым сдержанным и умеющим приказать среди них оказался Русс. Может, потому его и назначили главным?
Естественно, пытаться как-то пользоваться мягкостью спецназовцев мы даже не думали. И без того нам позволили гораздо больше, чем следовало ожидать. Могли бы вообще в комнате запереть, как, например, того же Ликрия.
Псевдомоллюски вели себя совсем иначе. В отличие от вроде бы сородичей, они были жёсткими, часто непреклонными. Более того, создавалось впечатление, что хеты относятся к нам с пренебрежением. Поскольку мы действительно ещё ничем не заслужили уважения, такое поведение хет выглядело чуть ли не естественней... но совершенно не похоже на то, что привыкла видеть у их сородичей.
Поискав в сети, я опять столкнулась с массой противоречащих мнений. Но в целом и общем большинство сходилось во мнении, что хеты — либо нечто вроде домашних животных байлогов, либо вообще некая часть их самих, эдакие дистанционные «пальцы». Все псевдомоллюски жили только рядом со своими хозяевами. Точнее — относительно рядом, иногда за много десятков километров. Но при этом — никогда не вели самостоятельную жизнь, всегда поддерживали связь с байлогами. А если на неком условном расстоянии такового по какой-то причине не окажется, то хеты впадают в летаргический сон до тех пор, пока не вернётся хозяин. Было также известно, что байлоги могут управлять хетами дистанционно, более того, возможно — такой контроль идёт на постоянной основе.
