Даже если мне исправят ненадёжность только до второй категории, то условия кредитования уже останутся такими же, какие были при поступлении. В результате появляется очень неплохая возможность продолжать жить нормальной жизнью. А там, глядишь, ещё категорию улучшат... ведь только для убирания первой требуется специальная комиссия, остальные же корректируются автоматически, с помощью программ.
Что я потеряю, если соглашусь на предложение Лии? Если смотреть цинично — почти ничего. Повышаться категория стала только после знакомства с байлогами, то есть Ликрий на неё плохо не влиял. Кстати, почему? Из-за химеризма? Хотя важнее иное. С Лиссом всё равно придётся расстаться, а с остальными, в том числе Ассом, и без запрета общаться не тянет. Упускать же возможность снять клеймо... отказываться от нормальной жизни ради такой мелочи — как минимум глупо.
За окном строители уже отделили верхнюю часть здания и несколько больших грузовых летательных аппаратов плавно подняли её в воздух. А потом развернулись и быстро скрылись из поля зрения. Осталось лишь частично разрушенное общежитие и заканчивающие работу люди. Вырезали вешность, как опухоль — прямо с мясом. Наверное, и мне стоит так поступить — вырвать воспоминания о Лиссе из памяти и сердца.
Вскоре вернулась куратор. Я не стала высказывать ей претензии: это не имеет смысла. Не имело резона и сообщать, что теперь знаю о некрасивом поступке Лии. Главное — запомнить. Больше не обольщаться. Не считать, что ты кому-то нужен, важен... что о тебе могут позаботиться просто так, без причины или далеко идущих планов. Мы — лишь песчинки. Замену некоторым найти элементарно, другим — чуть сложнее, но тоже можно. Мы — не личности. Не люди. Только товар. Инструмент. Рабочая сила. Поэтому никого не волнует, что у нас на душе. Или что сердце в груди болит глухо и безнадёжно.
— Расследование, наконец, сдвинулось с мёртвой точки, — довольно поделилась Лия. — Повезло, что террорист, взорвавший на себе бомбу, остался жив... точнее, сохранился в достаточной мере, чтобы из его мозга успели получить информацию.
— Как он мог выжить, если даже байлог погиб? — удивилась Вира.
— Эфисс поспособствовал, — хмыкнула куратор. — Постарался защитить всех, кто вокруг. А вот сам не уберёгся. Ну что, вы подумали? — поинтересовалась женщина, судя по звуку, усаживаясь к кресло.
Соседнее здание почти опустело. Осталось только несколько негуманоидных существ, не то делающих замеры, не то просто осматривающих повреждения.
— Лия, а ты сама, лично, считаешь байлогов разумными или неразумными существами? — всё ещё глядя на общежитие, тихо спросила я.
— Я достаточно долго общалась с ними, естественно, в рамках работы, — помолчав, сказала куратор. — Считаю, что знаю о них и их поведении вполне достаточно, чтобы делать обоснованные выводы. Байлоги не обладают разумом. Они подчиняются инстинктам.
— Они говорят. Соображают. Работают.
— Говорить можно научить почти любое животное, обладающее подходящим голосовым аппаратом. А работать и собаки могут. Особенно, если их правильно выдрессировать.
Цинично. Я прислонилось лбом к стеклу, но оно оказалось тёплым. Нагрелось за жаркий летний день и теперь не дарило живительной прохлады.
— Эфисс пожертвовал собой, чтобы спасти других. И чтобы сохранить улику. Разве это не разумный поступок? — горько возразила Лие.
— Как раз его поступок был инстинктивным. Если бы Эфисс действовал разумно, то должен был бы в первую очередь постараться сохранить жизнь себе. Потому что обязан был понимать, какую реакцию вызовет его смерть у других байлогов. Так что тут — банальный инстинкт.
Не знаю почему, но соглашаться не хотелось. Подумав, привела ещё один аргумент:
— У байлогов есть надстройка «разум».
— И? — тон куратора оставался таким же ровным. — Именно из-за неё их ещё не выбросили из разумных. Но в данном случае, она не аргумент: ничего абсолютного нет, а исключения только подтверждают правило. Уверена, что байлоги как раз такое исключение.
— А я — не уверена, — отстранившись от окна, я ненадолго ушла в ближайший санузел. Охрана следовала по пятам и судя по всему, даже в самые интимные моменты оставлять в одиночестве не собиралась. Но сейчас такое внимание не коробило.
Холодная вода облегчила состояние, освежила и помогла взять себя в руки. Вернувшись, приблизилась к Лие на плохо гнущихся ногах, стараясь выглядеть уверенно и спокойно. Не стоит ей знать, что я чувствую на самом деле. Тем более, что ей нет до этого никакого дела.
— Я не буду давать обещание или каких-то гарантий.
Куратор прищурилась и поджала губы. А потом поднялась с кресла, опёрлась руками о стол и заговорила. Мягко и сочувственно, как с тяжело больным или невменяемым.
— Софья, я всё понимаю. Ты — бывший рендер, этот мир для тебя чужой, и тебе в нём очень одиноко. Поэтому ты и привязалась к существу, которое казалось дружелюбным. Но учти, твоё общение с Лиссом точно прервётся — его купил Древтар. А тебе ещё учиться, работать... у тебя вся жизнь впереди. Одиночество действительно страшно. Но оно не повод бросаться во все тяжкие. Ну хочешь, я подтвержу необходимость в увеличении кредита? Ты купишь себе домашнего любимца: кошку там, собаку... кого захочешь. Многие звери могут дать такой же эмоциональный контакт. Причём с гораздо меньшим риском для жизни или свободы.
Кошка или собака. Да, замечательный выход. Тем более, что я всегда любила животных. И уж плохих последствий от них, думаю, почти не будет. К тому же такой вариант намного выгодней.
Вот только смогу ли я простить или принять себя, если соглашусь на предложение Лии? Смогу ли жить дальше, зная, что сделала? Смогу ли смотреть в зеркало, в собственные подлые глаза?
— Всё равно я отказываюсь давать гарантии, — глубоко вздохнув, сказала женщине.
— Послушай, рендер, — рассердилась она. — Ты думаешь, мы тут в куклы играем? Считаешь, это всё шутки? На что ты вообще надеешься? Поверь, ради тебя никто не будет собирать комиссию. Откажешься сейчас — почти точно останешься ненадёжной первой категории на всю жизнь! На всю жизнь, слышишь?!
Странно, но раздражение куратора помогло собраться с силами.
— Да, знаю, — подняв голову, твёрдо посмотрела в глаза Лие. — Знаю, что случаев выхода из первой категории чрезвычайно мало. Знаю, что придётся долго и тяжело расплачиваться. Решение принято осознанно.
— Рендер недоразвитый! — почти прорычала женщина. — Я из-за тебя нервы себе деру, сном жертвую, силы трачу, а ты — тварь неблагодарная! Это твой единственный шанс. Единственный!
— Значит, я его упустила, — упрямо сообщила я.
— А можно ли получить первую категорию по собственному желанию? — неожиданно вмешалась в разговор Вира.
Вопрос был настолько шокирующим, что мы замолчали и обернулись к эрхелке.
— Ну так можно или нет? — не дождавшись ответа, повторила она.
Куратор нервно кашлянула:
— Получить-то можно, и легко. Только я о таких дураках ещё не слышала.
— Почему ты интересуешься? — подозрительно уточнила я.
— Почитав, поняла, что соответствую данной категории. Так чего тянуть? — улыбнулась подруга.
Я плюхнулась на ближайшее сиденье и непонимающе воззрилась на Виру. Впрочем, Лия тоже находилась в прострации.
— Вира, зачем тебе это? Зачем такое клеймо... не стоит портить себе жизнь.
— Это советует недоразвитая, которая сама отказывается от последнего шанса, — ехидно отметила куратор. — Вира, не веди себя так же глупо.
— Ты твёрдо решила отказаться? — вместо того, чтобы ответить на наши комментарии, спросила эрхелка.
— Я-то да, но тебе...
— Тогда идём, — прервала она меня и обернулась к Лии. — Спасибо за предложение и консультацию, но у нас есть кое-какие административные дела. Так что не можем задерживаться.
С этими словами Вира вытащила меня в коридор.
— Сейчас давай прямо в университетскую администрацию. Там всё узнаем и сразу же оформим, — почти приказала она.
— Зачем тебе метка? — уже на улице снова поинтересовалась я.
— Почему ты отказалась? — вопросом на вопрос ответила Вира.
Я сжала губы и сглотнула сухой комок. Отказалась. И снова откажусь, если понадобится. Главное — не отступить... не поддаться страху. Не струсить и не сдаться.
— Я не продаю друзей. И вообще, не продаю свои убеждения или взгляды, — решила не скрывать пусть глупую, но правду от подруги. — Прости... не готова пойти на такую сделку со своей совестью.
Удивительно, но взгляд подруги был не обвиняющим, а понимающим. И как будто даже одобрительным.
— Но я — всего лишь глупый рендер с дурацкими принципами, к тому же плохо разбирающийся в реалиях Чёрной Дыры. Да ещё и подружившийся с байлогами, — криво растянула губы в подобии улыбки. — Тебе же не к чему идти на такие жертвы. Ненадежность первой категории сильно испортит жизнь.
— Нам — не так уж сильно, — с непонятным выражением усмехнулась Вира. — К тому же, не забывай: у меня рабская психология, — лукаво заметила эрхелка и серьёзно продолжила: — Я не лгала. До того... до последних событий не стала бы связываться с байлогами. Честно говоря, они мне не особо нравились. Даже больше: совершенно не понимала, что ты находишь в этой гадости. К тому же то, что я о них знала, читала и смотрела, заставляло избегать общения. Но теперь многое изменилось. Для меня — очень многое.
— Всё равно не понимаю, — покачала головой я. — Ты же чиста... это на мне клеймо стоит, а ты ещё не запачкалась.
Подруга остановилась и обернулась, удивив опасно прищуренными глазами и каким-то непривычным, хищным выражением лица. До сих пор я ни разу не видела Виру в таком настроении.
— Как по-твоему, почему я упомянула «рабскую психологию»? — вкрадчиво поинтересовалась эрхелка.
— К тому, что тебе не привыкать к трудностям. Но это не объясняет...
— Мой народ был рабами. Дешёвой рабочей силой. Но достаточно сообразительными, чтобы трудиться в обстановке современных технологий. Крепкими — чтобы заменять хозяев на вредных или опасных ролях и при этом не сразу сдохнуть. Красивыми или хотя бы симпатичными — чтобы можно было использовать ещё и в качестве игрушек, в том числе — сексуальных. Достаточно устойчивыми морально, чтобы не сойти с ума от того, что приходится выносить. Послушными, не создающими своим господам проблем капризами, истериками или бунтами. Нас так воспитывали. Проводили отбор. А заодно на весь мир ославили. Будто нам в удовольствие подставляться всем желающим. Будто нравится подчиняться. Будто... неважно что, — Вира сделала паузу и подождала, пока мимо пройдут несколько студентов, с опаской косящихся на охрану из псевдомоллюсков. — Причём доставалось не только нам. Если кто-то вдруг замечал, что прирождённые рабы ещё и люди... что у них есть свои чувства, свои желания, что они могут быть самостоятельными и достойными уважения — этих хозяев часто осмеивали. Или ещё хуже: их начинало отторгать собственное государство, сородичи, общество. Чтобы не смели изменять существующий и такой удобный порядок вещей.
Подруга снова замолчала. Впрочем, она уже поведала достаточно.
— Ты считаешь, что тут нечто аналогичное? — продолжила я и уже уверенно добавила: — Лично я думаю, что межвидовая война всё-таки замешана, причём даже больше, чем мне казалось раньше.
— Вполне возможно, — хмыкнула Вира. — Сколько бы тартарцы не кичились, что их мнение самое правильное и независимое, но оно тоже может быть навязано. К тому же, такой подход удобен: позволяет использовать и не особо-то считаться с работником. Особенно если постоянно усиливать комплексы: заставлять чувствовать себя глупым, озабоченным, неполноценным... Так ещё легче управлять. И жертва никуда не сбежит, банально потому, что будет искренне верить, что тут ей хорошо или что вообще ей делают одолжение.
— То есть, у тебя тоже дело принципа, — вздохнула я.
Некоторое время мы шли молча, но уже в коридоре администрации подруга снова заговорила:
— Это из-за Лии тебе присвоили первую категорию?
Я вздрогнула.
— С чего ты решила?
— Да так... по намёкам и обмолвкам. Ты странно реагировала на её слова. Да и у неё самой поведение подозрительное.
— Не совсем из-за неё. Лия только подтолкнула, спровоцировала. А попалась уже я сама, так сказать, добровольно, — подумав, призналась сокурснице. — Не знаю, решилась бы ли на такой поступок, если бы знала о его последствиях. Может, и нет.
— А я считаю, что ты бы решилась, — возразила эрхелка, заворачивая к питьевому автомату. — Не в курсе, что это был за поступок... но если ты сейчас отказалась от «великого блага», то и тогда бы не передумала.
— Не уверена, гарантировать не могу, — тоже взяв воды, вздохнула я. Вспомнила, с чего начался разговор. Ладно я, но Вире не стоит ссориться с куратором. — Наверное, Лию частично оправдывает то, что она попыталась исправить ситуацию.
Сказала и почувствовала почти отвращение к тартарскому куратору. В том числе, из-за её обвинений. Сама же спровоцировала, сама воспользовалась, а теперь, судя по всему, ждала, что я буду её благодетельницей считать и чуть ли не ноги лизать. Ну уж нет. Я со многим готова смириться... но какая-то гордость всё равно есть. Последние же слова Лии и вовсе подлые и двуличные. Как раз куратор-то и играла «в куклы». И никакого сочувствия за то, что она потратила на меня «силы и нервы», к ней не испытываю. Вот кстати, интересно, Лия действительно так переживала за студентов? Или только за кого-то одного из них, а остальные так, для маскировки? Или ей, вообще, просто нужен был некий конфликт? Допив воду, зло рассмеялась.
— Нет. Уверена, что нет, — прервала мои мысли Вира.
— Что?
— Тартар. Конечно, я приезжая, и до настоящего тартарца мне ещё далеко... но насколько поняла, Лия не такой человек, чтобы чувствовать свою вину или вдруг, с ни с того ни с сего, помогать студенту. Даже пострадавшему по её вине. Но тут — Тартар.
Я недоумённо посмотрела на подругу.
— То, что мы не в курсе дел, ещё не значит, что куратору удалось провернуть интригу так, чтобы вообще никто не догадался и не понял её роли. Представь, например, ситуацию, если о поступках Лии узнают... ну, например, другие кураторы. Или кто-то из надзирающих за ними. Или... в общем, мысль ясна?
Вернув ёмкость в автомат, кивнула. Даже если, допустим (и скорее всего) Лия не нарушила законы, но остаются очень важные в Тартаре личные отношения. И если у кого-то другие принципы... куратор вполне могла рассориться с этими людьми. Да, Вира права. Не факт, что Лия пыталась помочь именно мне, возможно, она хотела таким образом исправить отношения с важными для неё существами. С этой точки зрения, вспышка гнева понятна и уже не вызывает удивления. Выходит, я сейчас сорвала куратору какие-то планы. Ну и хорошо, ну и ничуть не жаль.
