— Мало.
— С таким гонором можно удивляться, что у него вообще были друзья. Тар слишком кичился своими успехами, слишком хотел быть лучше всех, всегда лез вперед. Таких не любят, знаешь ли.
— Знаю.
— Может, это моя вина? Может, кто-то другой, опытный, вроде Вальди, смог бы справиться лучше. Я пытаюсь понять...
Необычная грустная улыбка тронула губы женщины:
— Ты никогда не будешь знать наверняка, Клид. Я бы сказала "забудь", но ты не забудешь.
— Что, я не первый, кто тебе так душу изливает?
— Я похожа на человека, которому все изливают душу? Ты не первый, кто спрашивает себя снова и снова: "Мог ли я что-то сделать?"
Клид моргнул.
— А... понял. Давно?
— Давно. Пятнадцать лет назад. Мой первый выпуск.
— И что с ней?
Сигрид отвела взгляд:
— Умерла.
— Вот и с Таром так. Парень получил назначение на Северный Обрыв и погиб там как герой. Знаешь, я не удивлен. Такие долго не живут. Я даже не удивлюсь, если выясниться, что перед смертью он избил командира базы и сбежал из карцера, чтобы совершить свой подвиг. Это очень в духе Тара. Но как же жалко...
— Жалко, — согласилась ротная. — Значит, ты больше ничего не слышал о Рагнаре?
— Нет. — Бранаг встал. — Знаешь, спасибо за разговор. Наверное, мне он был нужен.
— Пожалуйста.
— Не скажешь, зачем тебе это?
Женщина покачала головой.
— Ты ведь делаешь это не по заданию какой-нибудь хитрой задницы из Небесного Ока?
Между душеведами и ротными за много лет совместной работы укрепилась стойкая неприязнь, тщательно скрываемая обеими сторонами.
— Не оскорбляй меня.
— Ладно, извини. Скользкая сволочь Гуннульв три раза пытался вызвать меня на неформальный разговор. Не понимаю, откуда такое внимание к моему душевному здоровью.
— Интересно.
— А мне — нет. — Ротный приложил кулак к груди в ритуальном приветствии и вышел.
Альдис Суртсдоттир
Гурда сдержала обещание. На следующий день она подошла к Альдис сразу после завтрака.
— Пойдем, поговорим с Сигрид.
Теперь пришел уже черед Альдис сомневаться:
— Ты уверена, что сейчас подходящий момент? У нас лекции через десять минут.
— Да, верно. Тогда когда?
— Не знаю. Надо выбрать время, чтобы она была в хорошем настроении.
— У нее дома через час после занятий?
— Нет! Ни в коем случае!
Воспоминания о письме и огромной лесной кошке еще были свежи. Разум подсказывал, что женщина отнюдь не обрадуется новому вторжению.
В итоге они подкараулили сержанта Кнутсдоттир в обеденный перерыв на выходе из офицерской столовой.
Расчет на то, что сытая Мурена будет снисходительнее, не оправдался.
Ротная хмуро выслушала предложение Гурды и покачала головой.
— Я ожидала подобного, но не от вас, курсант Тьерсдоттир.
Девушка осеклась на полуслове и замолчала.
— Наши подчиненные не обязаны нам нравится или быть друзьями. Вы должны научиться руководить разными людьми. Разными, курсант Тьерсдоттир. У вас есть сильные задатки лидера, но без должной тренировки они так и останутся задатками. Если будете бегать от трудностей, никогда не достигните совершенства.
Проскользнувшая в резких словах ротной тень разочарования накрыла Альдис удушливым облаком. Гурда тоже опустила голову и покраснела.
— Я верю в вас, курсант Тьерсдоттир, поэтому сделаю вид, что этого разговора не было. Вы свободны. — Сигрид наконец-то перевела взгляд на Альдис, и свандка почувствовала неприятный холодок в желудке. — А вас, курсант Суртсдоттир, я прошу остаться на пару слов.
Гурда уже щелкнула каблуками и вскинула руку в прощальном жесте, когда прозвучали эти слова. Подруга на секунду повернулась к Альдис.
"Остаться с тобой?" — спрашивал ее взгляд.
Гурда своих не бросала. За одно это ее нельзя было не любить.
"Не надо. Все в порядке, иди!" — мотнула головой в ответ девушка.
— Итак, курсант Суртсдоттир, у вас по-прежнему проблемы с курсантом Накамурой? — спросила женщина, как только Гурда скрылась за углом здания.
— Да.
— Очевидно, вам также не нравятся ваши товарищи по команде, — вкрадчиво продолжала ротная.
— Дело не в этом. — Девушка чуть ли не застонала, предчувствуя взбучку. Как могла, она постаралась донести до Сигрид свое мнение о доставшихся ей напарниках и способностях Томико как командира.
Получилось паршиво. Со стороны ее сбивчивая речь звучала как жалоба. Жалоба ребенка взрослой няне на товарищей по играм.
Без примеров объяснить, что и как, сложно. А с примерами — слишком долго. Сигрид любит четкость.
Как и следовало ожидать, ее откровения не произвели желаемого эффекта на ротную.
— Обычно я не занимаюсь вытиранием соплей, но вы продемонстрировали некоторые способности учиться на своих ошибках, курсант Суртсдоттир. Поэтому я скажу вам это один раз и повторять не буду. Ваша главная проблема в том, что вы безжалостны, высокомерны и требовательны. Вы не умеете прощать другим людям ошибок и не даете второй шанс. Именно поэтому вас так раздражает Сольвейг Хиттигсдоттир, она слишком похожа на вас. Научитесь не доверяться первому впечатлению, оно не всегда истинно. Даже если человек вам неприятен, в нем могут обнаружиться скрытые достоинства, которых вы никогда не увидите, если не будете смотреть. И смиритесь с тем, что на ближайшие недели курсант Накамура — ваш командир. Другого не будет, учитесь побеждать с таким. Вы все поняли?
— Да, сержант.
На протяжении этой необычайно длинной для ротной речи они шагали по дороге. Впереди показался учебный корпус.
— Тогда идите, я вас не держу.
Альдис сделала несколько неохотных шагов в сторону здания. Обеденный перерыв подходил к концу, впереди маячила лекция по философии, а слова Сигрид нужно было как следует обдумать.
Intermedius
Альдис Суртсдоттир
"Войди в меня!"
Достаточно надеть сенсошлем, и перед внутренним взором распахивается целый мир.
"Забери меня!"
Сотни красок, звуков, форм. Живое трепетное звучание, торжественный хорал, симфония Космоса. Отказаться от себя, отдаться полностью. Альдис тождественна прекрасной безличной силе, которая подхватывает и несет ее, готова раствориться в сверкающем радужном потоке.
"Будь мной!"
Не страшно потерять себя. Не страшно отбросить жалкое, несовершенное, дарованное природой тело, слиться с первозданной мощью стихии, стать ею.
Не страшно.
Весело.
Еще нет полетов. Нет неба, нет солнца, ветра в лицо, облаков, свободы. Только темный ангар, только бескрылый симулятор, навеки прикованный к земле. А синергия уже пьянит сильнее крепленого вина.
Здесь начало начал, точка гармонии, момент совершенства. Только здесь Альдис чувствует себя завершенной, только здесь она на своем месте, только ради этого она родилась и живет.
Служение? Призвание? Слияние?
Смешно! Зачем описывать словами высшую гармонию?! О чем может рассказать дождь, океан? О чем молчат рыбы, где скрывается край мира вещного? Что есть мир, зачем нужны слова?
Слова не нужны. Есть мир, а есть "я", которое одновременно меньше и больше, чем просто "я". Вот он — край мира, и рыбы молчат об этом, дождь и океан шепчут об этом, но человек не слышит.
Отречение?
Да, возможно. Каждый раз, перед тем как нырнуть в сияющий поток, надо пережить секундный ужас отказа от себя, разъединения.
Так и должно быть.
Чтобы стать кем-то новым, надо перестать быть тем, кем ты был. Чтобы слиться с "валькирией", надо перестать цепляться за свое "эго", отказаться, отпустить.
Сложно ли это? Ничуть!
Он рядом — тот, второй, имя которому Хельг. Бьется, стучит: "Пусти меня! Пусти!", но слишком цепляется за свое тело, за свое "я", слишком любит себя, слишком ценит, слишком дрожит над тем, какой он есть. И надо бы протянуть руку, впустить на радужный мост, но как можно?! Он отравит все вокруг своим зловонием, осквернит уединение, разрушит хрупкие связи, которые создала Альдис — опоганит, испортит, убьет, предаст, уничтожит...
"Лови!" — говорит Альдис и кидает образ-мячик (жертвенность, тепло, сострадание). А он не ловит. И можно злорадно сказать себе: "Это он! Он сам. Он не хочет!"
Не потому ли не ловит, что мячик упакован в оболочку из отвращения и неприятия?
"Делай сам!" — говорит ему Альдис и мысленно ныряет с радужного моста в безбрежный небесный океан. А он остается где-то внизу с завистью следить за ее полетом.
Из дневника Торвальда
— Хочешь, я их прибью? — прямо спросила меня Вандис.
Я отказался.
— Ну, давай я их хотя бы вздую, — не отступала моя бывшая твейр.
Я отрицательно помотал головой.
— Неужели даже просто поговорить с ними не дашь?! — возмутилась лучшая на потоке (после меня конечно же, не стоит об этом забывать!) оружейница.
Я представил "просто поговорить с ними" в исполнении Вандис. Воображение упорно рисовало окровавленный черенок лопаты и два хладных трупа.
— Я отлично справляюсь...
— Отлично?! Да вы со Скегги уже чуть ли не полностью индивидуальной синергией овладели к этому времени, а они еще в совместном управлении не разобрались!
Вандис преувеличивает, но разубеждать ее я не собираюсь. Пятый месяц обучения — начало первых занятий с учебными моделями "валькирий". Первые попытки синергии. Да, у меня сразу все пошло на отлично. У меня обнаружилась предрасположенность к синергии — точно такую же я сейчас наблюдаю у Альдис. Скегги шел следом за мной со скрипом, подстраивался целый месяц под оптимальный уровень, на котором мы могли сойтись в управлении "валькирией". Но и у Скегги оказалась склонность к синергии, а ведь я долгое время думал, что он попал в академию лишь по недосмотру в приемной. По расхлябанности его превосходил только я. И если бы не отец, гулял бы я сейчас по столице и заигрывал с дочками зажиточных горожан.
И никогда бы не повстречал Рангфрид.
И никогда бы не узнал, что это такое — быть богом небес...
(Последняя фраза небрежно зачеркнута.)
Так или иначе, но мы со Скегги уже к концу второго года могли гонять "валькирии" на уровне четвертого курса. Вот только на третий год моими напарниками стали Хрут и Вандис, а Скегги стал твейром у Линэд.
И теперь, вот уже вторую неделю наблюдая за стараниями моих ребятишек на "бескрылой" (так наш набор зовет учебные, конструированные лишь под синергию "валькирии"), я с легкостью могу сделать вывод: они безнадежны.
Совместная синергия в ближайшее время им не светит.
Если вообще светит.
Печально? Очень. А все из-за Хельга! Йотунский пацан совершенно не может создать базис-образ. Его навыки на "эйнхериях" хороши, его выдают отличная координация и простейшие, на уровне бессознательного, движения. Он точно знает, как и что делать — и не только благодаря моему обучению. Ни за что не поверю, что наземные турсы пацан до академии не водил. Как бы он ни отнекивался, но Торвальда Мудрого на мякине не проведешь! Пожелай он, то бишь я, добиться от Хельга правды, и тот рассказал бы мне все как миленький.
С подробностями!
Девчонка совершенно не хочет помогать пацану. Она чуть ли не вопит от восторга каждый раз, покидая симулятор, но стоит их усадить вместе и надеть на головы сенсошлемы — все. Сразу начинается противостояние. Хельг не может создать базис-образ, а Альдис сразу уходит в свои символ-константы. Протянуть руку, точнее, видение, она не собирается. Хотя я уже пару раз и намекал о сотрудничестве и общем деле — в глухую.
Печально.
Очень печально.
Мои ребятишечки — просто болваны!
На занятии по стратегическому моделированию воздушного боя, пока наставник Иджура покрывал доску геометрическими изображениями трехмерного пространства, я не выдержал и поделился печалью с Вандис и Хрутом. Моя грозная оружейница (приписка на полях: "К сожалению, уже не моя") тут же загорелась идеей личного воспитания детишек. Я не садист, хотя и хочется им быть временами, и поэтому постарался ее отговорить, жалея, что затеял этот разговор.
— По сути, они не виноваты, Вандис. — Я постарался донести до нее свои соображения. — С одной стороны, академия делает все, чтобы развить в них индивидуальное начало и принцип субординации. С другой стороны, все они равны — хоть перед той же академией и наставниками. Все дело в том, что они сознательно не стремятся быть командой, хотя на уровне договоренностей отлично понимают важность совместных действий.
— Но по какой-то причине их свели вместе, — неожиданно возразил Хрут, делавший из тетрадного листа самолетик. — По какой-то причине их вожатым сделали тебя, а не наставника.
— Есть у меня мыслишки по поводу этой причины, — проворчал я. — Честно сказать, нерадостные мыслишки. Я... Ай!
Стоит признать, наставник Иджура кидает мел очень метко.
Возобновить разговор получилось лишь позже, когда закончились занятия по безоружному бою. Я листал методичку для вожатых, стараясь отвлечься от мыслей о позорном проигрыше Езугенусу и Раме. Хрут, как всегда одолевший всех противников, лениво валялся на травке, жуя травинку. Недовольная Вандис — Линэд провела на ней отличный захват — наяривала вокруг нас круги, ища выход для переполнявшей ее энергии. Еще рядом осторожно примостился Ронан, или, как с недавних пор я стал его называть, "четвертое колесо в нашей замечательной трехколесной повозке".
Стоит ли уточнять, что уж кого-кого, а Ронана мне видеть не хотелось? Очередное напоминание о моем нынешнем статусе. Козел!
(Приписка на полях: "По здравому размышлению очевидно, что Ронан-то ни в чем не виноват, его самого сняли с должности твейра и перевели на фрира под начальство Хрута — но кому сейчас легко?! Козел, козел, козел!")
— Ну и что ты думаешь с ними делать, Тор?
Я не сразу понял, о ком спрашивает Вандис.
— Езугенусу на фехтовании отомщу, — задумчиво ответил я. — А вот с Рамой придется повозиться — парень он не промах...
— Да я о твоих подопечных спрашиваю!
Ужас! Жажда крови и желание разрушать — будь таким каждый воин Мидгарда во время войны с Ойкуменой, то конунгат не потерпел бы поражения! Что таким паровые крепости! Солдаты погибли бы, но разнесли каждый ойкуменовский "абраксас" к йотуновой матери!
— А ничего не буду делать. — Я положил методичку на землю и вгляделся в горизонт, где сходились небо и море. В старые времена моряки верили, что там стоит дворец Ньёрда и достигший обители владыки океана обретет бессмертие в его морской дружине. Наука Храма доказала шарообразность сотворенного Всеотцом мира людей, но все равно среди мореходов бытует байка о сказочном замке морского повелителя.
— У них не за горами второе испытание на Маркланде. — Я улыбнулся. — Вот после него и посмотрим, безнадежны они или у них есть шанс остаться в академии.
Вандис недовольно пробурчала что-то хорошее о моем педагогическом таланте... или что-то плохое о моем попустительстве и безалаберности... неважно, это семантические нюансы. Я напустил на себя невозмутимый вид и вернулся к чтению методички.
