— Падавану следует следить за своим языком, и трепка ему в этом поможет. — Я предвкушающе усмехнулся, после чего сменил тему: — Показывай, что там у тебя получилось, а не переводи разговор на другое.
— Вот, — несмело и со смущением, смешанным с недовольством по поводу своих невеликих сил, Падме дала мне яблоко, на плоской площадке которого была великолепная гравировка морды фелинкса. — Это все, что у меня получилось.
— Отлично, это великолепный результат! — я искренне похвалил невероятно способную девушку. — Передохни, поешь и как следует выспись, помедитируй. А потом займись вот этим, — в протянутую ладонь с моей кувыркнулся, сверкнув полированными гранями, металлический кубик.
— И что мне с ним делать? — спросила Падме, покатав кубик на ладони. — Тоже гравировку со свободным выбором сюжета?
— Нет, попробуй изменить цвет хотя бы одной грани. Это не требует большой силы, ведь воздействию можно подвергнуть только тончайший слой, но необходим немалый контроль. Силы у тебя немного, поэтому растрачивать ее не по делу для тебя непозволительная роскошь, а значит, идеальный контроль тебе жизненно необходим.
— Но как это делать? — уточнила Падме.
— Ты поймешь, все равно каждый чувствует это по разному, — я улыбнулся, глядя на задумчивое лицо девушки: неужели я был таким же? — Просто пробуй, и рано или поздно у тебя обязательно получится. Но сейчас отдых, понятно?
— Понятно, — кивнула задумчивая Падме.
Прождав пять минут, я напомнил:
— Падме, иди отдыхать, потом над этим поразмыслишь. А сейчас иди есть и спать.
— Ага, — ответила Падме, погруженная в медитацию.
Вздохнув, я вызвал по коммуникатору Панаку и передал ему на руки девушку, со строгим наказом накормить и уложить спать. Теперь можно быть спокойным, что неугомонная королева поест и отдохнет.
А мне надо доделать меч, чтобы устроить взбучку Кеноби. Черт, да надрать ему зад — это моя давняя мечта еще с первой жизни, как можно устоять против такого искушения, ситх я или где? С широкой улыбкой, мурлыкая себе под нос песенку, я взялся за заготовку меча.
Я сидел в кресле пилота, смотря на разноцветные полосы гиперпространства, но перед глазами проходили события этого полета, который скоро подойдет к концу, и нам всем придется рискнуть.
Ну, даже если нам не повезет, то хоть надрать задницу Кеноби я успел. Правда, совсем чистый счет не получился — если против ван-шена, да еще и в ограниченном пространстве, Оби Ван был бессилен и оказался бит, причем неоднократно, то вот в категории меч-меч все выглядело не так однозначно. В чистом мечном поединке мы расходились примерно поровну, все же практики именно против сейбера у меня было недостаточно, а здесь хватает своих нюансов.
Хотя торжество Кеноби я быстро обломал, взяв специально изготовленный для этого дела баклер. Такой комбинации бедняге было нечего противопоставить, и последний раунд закончился для него полным разгромом. Это он еще не знал, что его ничья во втором раунде ничего не стоит: в реальном бою меня очень непросто ранить сейбером, во всяком случае скользящим ударом без напитки сейбера Силой. А уж будь я в броне, положение Кеноби и вовсе стало бы безнадежным. Тем не менее не стоит по нему судить об уровне джедаев в целом, да и работе с сейбером надо немного подучиться, чтобы знать, чего ждать.
Присутствующие Энакин и Падме пребывали в восхищении, а вот Джинн был хмурым и кислым. Причем защитить реноме своего падавана он не решился, опасаясь, что я могу «случайно» прирезать его, припомнив организацию междусобойчика с Молом.
Интересно, как он шарахнулся бы, узнав, что я, в сущности, самый настоящий ситх? Черную стражу ведь основали выходцы из Темного братства, а основоположником и первым главой был вообще ученик самого Каана. Конечно, за прошедшее тысячелетие они стали тяготеть к равновесию, но черного кобеля не отмоешь добела.
Как истинный ситх, я не собирался мешать Джинну изводить себя паранойей и подозрениями, старательно их раздувая занятиями с Энакином. Заодно я, а вместе со мной и мой орден, становился авторитетом для мелкого, заранее вбивался и клин в отношения с джедаями: когда у тебя есть выбор, уровень своеволия резко возрастает. Пусть помучаются — упрямый и своевольный характер Энакина я уже успел оценить, хорошо хоть, пока это упрямство выразилось в желании узнать и освоить как можно больше.
И упрямство дало отличные результаты — этот мелкий самородок за неделю освоил очень прилично Силовую Ковку. Пока на самом элементарном уровне, но и это очень хорошо. Зримым подтверждением этого были преподнесенная в подарок Падме пара метательных кинжалов, вполне подходящих и для боя. Клинки были самые простые, без дополнительных свойств, зачастую придававшихся изготовленным таким способом клинкам, но и так это были великолепные ножи, отменно прочные и острые.
Себя Энакин тоже не обидел, сделав пару широких тычковых ножей самого простого вида. Понятно, что выбор типа клинков для своих поделок мелкий осуществил с моей помощью, но вот изготавливал их полностью сам, я только присматривал. Ну и первые уроки обращения с клинками я тоже успел ему преподать.
Падме также показала отличные результаты: смогла научиться менять окраску металла и наводить гравировку. Для ее уровня сил это было совершенно невероятным прогрессом. Разумеется, Энакин тоже не остался без подарка: Падме вручила ему простой круглый медальон, на одной стороне которого был изображен герб дома Наберри, а на другой — ее вензель королевы Амидалы. Цепочку она тоже делала сама, только проволоку для нее сделал я. Энакин, похоже, понял, что этот медальон не просто так, во всяком случае его обнимашки Падме были весьма эмоциональны.
От всего этого выражение лица Джинна становилось только все более кислым, но аргументов для прекращения занятий он найти не мог и потому все больше надежд возлагал на окончание полета, предполагая, что тогда у меня не останется времени для занятий с Энакином. Зря, лучше бы постарался сейчас уделить ему больше внимания, ведь потом у Джинна времени не будет, совсем. Прощать подставу на Татуине я не собираюсь, а впереди у нас бой в городской застройке, а там всякое бывает, недаром некоторые поэтически называют этот вид боя дьявольским лабиринтом.
Тут мои размышления прервал голос капитана Оллие, сидящего в кресле второго пилота:
— До выхода из прыжка три, два, один… Есть выход из прыжка! — дальше пошла обычная скороговорка стандартных сообщений. — Есть старт сенсоров и систем связи, получаем пеленги навигационных маяков, пошел расчет точных координат.
— Управление принял, ожидаю вектор курса, — завел я свою скороговорку. — Начать тест корабельных систем и подготовку к внутрисистемному прыжку. Осмотреться в отсеках, проверить крепление грузов, экипажу и пассажирам занять противоперегрузочные кресла.
Корабль наполнила деловитая суета, знаменующая подготовку к самому рискованному этапу полета — повторному прорыву блокады на невооруженном и небронированном корабле.
Примечание к части
*Имеется в виду то, что ГГ собирается делать клинок по ламинатной технологии, создавая клинок из нескольких пакетов. Технология применяется и поныне, хотя считается устаревшей, но многие кузнецы по-прежнему делают так клинки. ГГ использует три пакета — на плоскости клинка и центральный, на лезвие.
>
Часть 2 Глава 35
33 ДБЯ, Набу
Прорыв прошел довольно спокойно, если так можно вообще говорить о подобных вещах. Вот только он обошелся в потерянную эскадрилью легких N-1L, пытавшихся внаглую прорваться к оставшемуся на орбите «Барышнику», имитируя выход в торпедную атаку.
Неймодианцы оправдали свою репутацию полных дубов в технике и даже не поняли, что у этих скорлупок попросту нет торпедных аппаратов, зато бросили на их перехват большую часть «Стервятников». За счет этого удалось прорваться без особых проблем.
Вот только на душе у меня было паршиво и горько: я мог прорваться и без этого бессмысленного самоубийства. Что там сложного для одаренного? Входишь в медитацию, ставишь себе задачи, потом легкое порхание пальцев над клавиатурой, забивающих координаты внутрисистемного прыжка, с выходом фактически уже в атмосфере. А дальше и вовсе элементарно: пока сенсоры приходят в себя после прыжка, вслепую, ориентируясь только на ощущения в Силе и Предвидение, кинуть корабль вниз, идя на снижение и уворачиваясь от наиболее сильных атмосферных потоков.
Все это занимает буквально десяток секунд, после чего корабль прикрывает атмосфера, и орбитальным средствам противника необходимо учитывать еще и ее воздействие, катастрофически влияющее на эффективность огня, а истребителям надо еще сначала дойти до точки входа в атмосферу, а потом догнать уже в атмосфере, рискуя безнадежно опоздать.
Так случилось и сейчас: когда первые «Стервятники» прошли над яхтой, нас уже и след простыл — мы ведь садились не наобум, а в условленной точке встречи, где нас ждали спидеры. Так что мы похватали все нужное, что поместилось в ранцах, и свалили подальше, оставив торгашам яхту с распахнутыми настежь люками — в расчете на их жадность и на то, что они не будут уничтожать корабль, который потом можно перепродать. Выиграем — корабль уцелеет, а проиграем — так и плевать на него.
Когда мы выходили из рубки, я придержал находившегося здесь Панаку, чтобы мы остались вдвоем. Сжимая кулаки, я спросил деревянным голосом:
— Капитан, кто отдал приказ на это бесполезное самоубийство? Вы же видели, что можно было обойтись без этого, я бы справился.
— Предложение поступило от полковника Шарила, санкционировал его я, — на щеках Панаки обозначились желваки. — Посоветоваться с вами не получилось, потому что вы отдыхали, ее величество запретила вас беспокоить.
— Знаете, капитан, я буду рекомендовать ее величеству именно вам поручить написание похоронок и вручение их семьям погибших пилотов, — все тем же деревянным голосом сказал я, всеми силами удерживаясь от срыва. — Жизни этих двенадцати парней на вашей совести. — Не удержавшись, я саданул кулаком по переборке, оставив на ней вмятину.
— Это была третья полицейская… — глухо уронил Панака, глядя в сторону.
— Ну значит, восьмерых парней и четырех девчонок, какая, к ситху, разница? — бросил я через плечо, входя в лифт.
— Их имена будут на памятнике нашей победы, — попытался, в первую очередь перед собой, хоть как-то оправдаться Панака.
— Да плевать, все равно для боевого пилота могила на поверхности — это уже роскошь, а в таком случае главное, чтобы помнили, — равнодушно ответил я, как-то резко перегорев и успокоившись, перед тем как дверь лифта закрылась.
Внизу, подхватив свой здоровенный ранец, я пошел к выходу из корабля, навстречу спидерам гвардейцев, как раз показавшихся среди деревьев, окружавших поляну.
Я хмуро смотрел на гологорамму «Барышника», рядом точно так же на нее смотрели другие пилоты, в том числе и Рик Олие, которому возглавлять эту атаку. Олие матюкнулся сквозь зубы:
— Да тут зениток до ситха, из любой дырки торчат, это не говоря о туче этих хаттовых дроидов. К тому же эта дура слишком здоровая, нам ее не сбить.
— А перед вами никто и не ставит подобной задачи, — возразил я ему, поскольку, явно с подачи Панаки, меня поставили проводить совещание по выработке стратегии космического боя. — Основная задача — это прервать связь корабля с дроидами на поверхности. Этого будет достаточно, хотя проблему дроидов-истребителей не решит.
— Хм, — Олие потер подбородок, — в таком виде задача становится более реальной. Но для этого надо будет срубить основную антенну и резервную. И если я правильно понимаю логику создателей боевых алгоритмов, то приоритет будет отдан защите основной антенны, находящейся в работе. За счет этого можно будет достаточно спокойно прорваться к резервной антенне и вывести ее из строя. Для этого хватит двух истребителей, они успеют дать два залпа, если заходить вот отсюда, — палец Олие уперся в нагромождение конструкций на основном блоке корабля.
— На выходе из атаки они попадут под огонь сразу четырех батарей, это не говоря про вражеские истребители, — возразил я.
— Если сработать синхронно с прикрывающим отрядом, то батареям придется распределять огонь по большому количеству целей, что резко снизит интенсивность огня, а если еще атаковать торпедами, то батареи вполне могут перейти на заградительный огонь, чтобы пожечь торпеды и зацепить хотя бы часть истребителей, — ответил мне Олие. — Если нам сильно повезет, то мы даже никого не потеряем. Ну, кроме техники, а это мелочи.
— Слишком оптимистично, — поморщился я. — Я бы говорил о десяти-пятнадцати процентах потерь.
— Это приемлемо, ведь мы выполним одну из задач, — сказал Олие, после чего повернулся к другим пилотам: — Верно я говорю, друзья?
Пилоты поддержали его одобрительными возгласами. Оно и понятно — в истребители всегда шли те, кто собирался жить ярко и на смерть от старости не надеялся. Да и других вариантов просто не было, это был лучший.
— Хорошо, ваше право, — кивнул я. — Какие есть мысли по главной антенне? Уничтожить ведь надо обе.
— Да не знаю я, — Олие ожесточенно потер затылок. — Тут и особых подходов нет, а когда мы снесем резервную, основную резиновые морды будут защищать как свой кошелек. И ведь никаких нормальных подходов нет, если только не просвистеть над обшивкой в паре метров, но это только форсъюзер сможет сделать. — Последние слова были сказаны с затаенной надеждой и глядя на меня.
— К сожалению, я нужен здесь, отряд для прорыва во дворец и так слишком мал, и лишать его любого из трех форсъюзеров… — я покачал головой.
— А чего тут думать? Вот ведь незащищенное место — если влететь в этот ангар, то отсюда можно достать вспомогательные реакторы, взрыв которых гарантированно лишит корабль работоспособности, — вставил свои пять кредов пробравшийся к заинтересовавшей его схеме Энакин.
— Ну-ну, а ничего, что через этот ангар, — я показал на располагающийся на внутренней стороне обода проем, — пробраться нереально, зенитки сшибут враз. — Я решил дать объяснения мелкому по нескольким причинам: и предложение неплохое, и канон не стоит забывать, хоть я и собирался оставить Энакина в тыловом лагере. — А вот отсюда, — я ткнул пальцем на проем в торце бублика, — вполне реально, но ты сам оцени, сколько нужно пролететь. Такой трюк только для форсъюзера.
