От этого Мол пришел в себя, захватил меня за воротник левой рукой, подтягивая себя ко мне, а правой, все еще держащей сейбер, вжал мне его в бок неактивированной стороной и утопил кнопку активации.
В последний момент я успел дернуться и повернуться, минимизируя повреждения и ухватив левой рукой рукоять сейбера сразу за рукой Мола, тем самым не давая ему рвануть сейбер в сторону и выпотрошить меня, как рыбу. На несколько мгновений мы застыли скульптурной композицией, а тем временем сейбер прогрызал путь в моем теле.
Когда сзади пахнуло дымком прожженной одежды, сигнализируя, что сейбер проткнул меня насквозь, в голову пришла спасительная мысль. И, выполняя эту мысль, моя правая рука метнулась к поясу, захватывая рукоятку камы. Рывок в сторону для обнажения клинка кинжала и тут же разворот кинжала и короткий удар без замаха, между наших тел, достиг цели — клинок камы вонзился под нижнюю челюсть Мола, пробивая язык, небо и входя в мозг на всю длину, показав кончик из макушки забрака. Мы снова замерли статуями, пока глаза Мола не закатились и он не ссыпался вниз.
Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы не дать сдвинуться воткнутому в меня сейберу. Когда же Мол упал, пришлось аккуратно вытаскивать сейбер телекинезом, поскольку наощупь, на незнакомом оружии, найти, как здесь отключается клинок, я не рискнул, лучше вот так. Но прежде чем наконец выключить этот гребаный сейбер и заняться ранами, я предпринял необходимые предосторожности: поднял телекинезом тело Мола и удерживаемым тем же телекинезом сейбером отсек ему голову, для гарантии.
Отпустив тело ситха и сейбер, я наконец смог заняться ранами. На ожоги от сейбера я особого внимания не обращал — даже с учетом насыщения Молом сейбера Силой, эти ожоги я мог залечить за месяц без следа. Для матукай это очень долго, но раны, нанесенные оружием, насыщенным Темной стороной, действительно лечатся довольно плохо. Гораздо больше меня интересовала последняя рана, но после осмотра выяснилось, что она смотрится страшнее, чем на самом деле представляет опасность.
Конечно, сквозная дырка в теле никому здоровья не добавляет, но я отделался минимумом с таким ранением: пережжены три ребра, причем одно в двух местах, легкое немного обожжено, но не пробито, а значит, пневмоторакс мне не грозит, хотя дырки все равно стоит прикрыть.
Вздохнув, я телекинезом (поскольку рукой было слишком больно, даже сквозь самоконтроль матукай пробивало) отцепил с ремня аптечку и начал перевязываться. Заодно, глядя на целехонькое содержимое, с усмешкой вспомнил крики учителя, что я параноик со съехавшей крышей и не обязательно аптечку нужно армировать бескаровой сеточкой между слоями ткани. В итоге оказался прав я — на мне все, даже сапоги, иссечено в ленточки, а аптечка свое содержимое уберегла в полной сохранности, заодно будет куда положить трофеи, не боясь их потерять. Надо обязательно подействовать на нервы учителю и потребовать с него проспоренное — он сгоряча пообещал, что если я окажусь прав, то он специально для меня сделает копию своего голокрона. И пусть он не надеется, что я это забуду, такими вещами не разбрасываются.
Под размышления о ценном призе я закончил перевязку, как мог, конечно, с ребрами все равно нужно ПХО
* * *
для удаления обуглившихся тканей. Но добраться до Мос-Эспа я смогу и так, а уже в городе продолжу лечение. Правда, мрачно оглядевшись вокруг, я понял, что добираться до города мне придется на своих двоих — животные, на которых я доехал сюда вместе с Энакином, не будучи самоубийцами, давно убежали от места махача двух темных форсъюзеров. Кстати, насчет Энакина — пойду-ка я сразу к Шми, она тут живет давно, знает нормальных врачей, да вроде и сама отнюдь не мирная рабыня, вполне сможет помочь мне самостоятельно.
Убрав наконечник и превратив ван-шен из копья снова в относительно мирный шест, я повесил на его конец отсеченную голову Мола, благо сейбер прижигает края раны, и из нее не капало. Трофейный сейбер я повесил на пояс, привязав подходящей лентой, не парясь его скрыть, все равно пончо изрублено в хлам и ничего не прикрывает.
Поискал Е-5, нашел обе, но одну развалило пополам сейбером, и ее пришлось выкинуть, целую повесил под здоровую руку. Впрочем, нашлось применение и для разрубленной: положив ее на тело ситха, я короткой очередью из целой сумел взорвать емкость с тибанна у поврежденного бластера, и тело забрака исчезло в огненной вспышке.
Теперь все было закончено и, подтянув телекинезом в руку ставший посохом шест, я оглядел место боя в последний раз. После сплюнул, выматерился от души и поковылял в сторону Мос-Эспа. Впереди были долгие десять километров…
Примечание к части
*Не следует забывать, что мнение ГГ о двухклинковом сейбере достаточно субъективное, хотя в основном полностью правдивое, однако после разочарования в восточной фехтовальной экзотике в первой жизни ГГ вообще негативно относится ко всяким экзотическим убивалкам. Что же касается Мола, то ГГ помнит про него только то, что было в фильме, не зная ни про воспитание и обучение забрака, ни про его боевой путь до Татуина и Набу, вследствие чего выбор двухклинкового сейбера Молом не такой уж и глупый. Просто ГГ в первой жизни неплохо знал мир ДДГ, но «неплохо» не значит «хорошо», да и концентрировался ГГ в основном на оружии и технике ДДГ с Силой, особо не изучая биографии различных персонажей, за исключением интересных ему, про остальных достаточно известных персон он помнит только общие данные. **Если кто не понял, то ГГ намекает на отрывок из Правила Двух: «Двое их — один воплощает величие, другой его жаждет» и методы достижения величия у бэйнитов.
* * *
Первичная хирургическая обработка.
>
Часть 2 Глава 21
33 ДБЯ, борт набуанской королевской яхты, момент отлета с Татуина
Оторвав взгляд от аппарели, Квай-Гон шагнул в сторону и нажал кнопку интеркома:
— Капитан Оллие, уводите корабль.
— Там же остался лейтенант Шэдоу, мы не можем его бросить! — отозвался из рубки Панака.
— Капитан Панака, этот наемник явился за нами, и он форсъюзер. Учитывая возможности Торговой федерации, не удивлюсь, если их там несколько, и при попытке помочь лейтенанту они нападут, — с некоторым раздражением ответил Квай-Гон.
— Но бросить своего…
— Капитан Панака, в первую очередь ваш долг в том, чтобы защитить королеву. А для этого надо отсюда убираться. Выполняйте! — рявкнул джедай.
Замерший было корабль вздрогнул и начал снова набирать высоту, оставляя позади две сражающиеся фигурки.
Квай-Гон направился в рубку, но Падме, крепко придерживающая Энакина за плечо, спросила:
— Мастер Джинн, а что случилось, почему Рой не допрыгнул?
— Ему помешал тот наемник. Он темный форсъюзер, и он сумел воздействовать на Шэдоу. Лейтенант всего лишь матукай и не смог этому противодействовать, — ответил Квай-Гон, добавив полным скепсиса тоном: — Но матукай неплохие бойцы, поэтому есть шансы, что Шэдоу отобьется. А поскольку у него на Татуине имеются знакомые, то, может быть, он присоединится к нам на Корусанте.
Энакин было дернулся, пытаясь что-то сказать, но Падме мягко потянула его назад, стиснув его плечо так, что ее пальцы побелели.
— Благодарю вас, мастер Джинн, за то, что ответили на наш вопрос, — тон Падме не давал ни малейшего повода усомниться в ее искренности. — Вы, наверное, заняты и, тем не менее, разъяснили нам, что случилось.
— Хотя я обязан доложить королеве, все же уделить вам минутку могу, ведь мы немало пережили вместе, — Квай-Гон улыбнулся, машинально разгладив усы и бороду. — Но, думаю, я уже исчерпал все ресурсы времени и должен поспешить на доклад.
Едва джедай скрылся за дверью, как Энакин вывернулся из рук Падме и хотел высказаться, но та, прижав палец к губам, повела его в направлении спальни королевы. Зайдя за горку ящиков, она откинула люк и скользнула в технические коридоры, приглашающе махнув Энакину. Пройдя по тесному и низкому коридору, они зашли в небольшое помещение, где-то в носу корабля. Тут ничего не было, кроме многочисленных диагностических разъемов и куска амортизирующей обивки, стандартной для интерьеров звездолетов. Падме опустилась на это импровизированное сиденье и похлопала рядом с собой. Когда Энакин присел подле нее, Падме тихо спросила:
— Что ты хотел сказать? Только тихо, а то звуки далеко разносятся.
Скептически покосившись на закрытую дверь, Энакин, тем не менее, послушно заговорил, негромко… и гораздо спокойнее, чем хотел:
— Почему ты сделала вид, что веришь его лжи?! Неужели не почувствовала, что именно Квай-Гон вытолкнул Роя наружу? И ты мило беседуешь с этим предателем?!
— Тише-тише… — Падме прижала Энакина к себе, на корню гася его разгорающийся гнев. — Конечно, я все почувствовала, но подумай вот над чем: кто нам поверит? Ты всего-навсего необученный мальчишка, пусть и с огромным потенциалом, а я официально вообще неодаренная. Чего стоят наши слова против слов уважаемого мастера-джедая? Нам просто не поверят, и это в лучшем случае.
— В лучшем? — переспросил Энакин, успокоившись в кольце рук Падме и откровенно наслаждаясь этим моментом. — А какой же тогда худший?
— Нам поверят, — с грустным смешком ответила Падме.
— Не понял, объясни, — Энакин закинул голову, чтобы видеть лицо Падме.
— Как думаешь: за многотысячелетнюю историю Ордена джедаев находились джедаи, которые совершали неблаговидные поступки по распоряжению руководства? Или, может быть, сам Орден, ради собственных интересов, ни разу не совершал подобного? — ответила вопросом на вопрос Падме.
— Ясное дело, что это было, все так делают, — фыркнул Энакин с глубокой убежденностью уроженца криминальной планеты.
— Тогда почему про это не вспоминают, будто такого никогда не было? — продолжила задавать вопросы Падме.
— Потому что джедаи тщательно затыкают рты тем, кто об этом пытается рассказать… — протянул резко посерьезневший Энакин. — И если мы начнем такое говорить, то с нами… А что с нами сделают?
— Джедаи могут многое сделать с разумом, например, изменить воспоминания, — сказала Падме, успокаивающе гладя Энакина по волосам.
— Я заметил, что Квай-Гону не понравилось, что ты меня учила и что мы вообще общались, — сказал нахмурившийся Энакин. — Это получается, они могут сделать так, чтобы я о тебе забыл? — под конец в голосе мальчишки зазвенела готовность сражаться до конца, но не отдать свое сокровище.
— Могут, — кивнула Падме. — Когда-то нечто подобное сделали с Реваном, павшим на Темную сторону джедаем. Ему вообще создали новую личность. Реван был очень силен и со временем все вспомнил, но это все равно был уже другой человек.
— Лучше бы убили, — поежился Энакин. — Чем больше узнаю о джедаях, тем меньше мне к ним хочется.
— Если бы здесь был Рой… — вздохнула Падме, — тогда можно было бы уговорить его взять тебя в ученики. Но сейчас его нет, а к тому моменту, когда он доберется до Корусанта, все уже будет решено.
— А разве я не могу отказаться? — спросил Энакин, неосознанно кутаясь в полы надетой Падме накидки служанки.
— Ты очень силен, и джедаи не захотят, чтобы ты оказался в стане конкурентов. Поскольку ты не слабее Ревана, то, во избежание повторения той неудачи, тебя могут отрезать от Силы, — Падме сглотнула, крепче прижав к себе Энакина.
— Так значит, я буду свободен? — обрадовался Энакин. — А Сила… Проживу и без этих фокусов.
— Ты не понимаешь, — покачала головой Падме. — Хотя ты этого не осознаешь, но ты воспринимаешь мир и через Силу, это в самой природе одаренных. А если отрежут от Силы… Представь: день за днем жить, смотря на мир, как через пыльное стекло, слышать звуки, как через подушку, и так во всем. Это не мир изменился, это изменился ты, больше не воспринимая его через Силу. Долго ты так протянешь? Большая часть отрезанных или кончает жизнь самоубийством, или садится на наркотики — то же самоубийство, только растянутое во времени. Я тебе такой судьбы не желаю.
Повисло тяжелое молчание, которое разорвал слегка подрагивающий голос Энакина:
— А что же мне делать? Получается, я теперь навечно с джедаями, и мне никуда не деться?
— Нет безвыходных ситуаций, — ободряюще улыбнулась ему Падме. — Есть один вариант: сделай вид, что смирился, что ты рад стать джедаем. Стань падаваном, пройди обучение и получи звание рыцаря. Тогда ты сможешь смело послать их к ситхам, и они будут не в состоянии ничего сделать. Во всяком случае официально — сейчас закон на их стороне, а став рыцарем, ты выйдешь из-под его действия.
— Угу, можно подумать, что они так просто утрутся, — скептически сказал Энакин. — Да и что толку: пока это случится, ты совершенно точно выйдешь замуж за какого-нибудь богатого красавчика.
— Поверь, у меня найдутся аргументы, чтобы они отстали от тебя. Что касается меня… — тут у Падме вырвался смешок, — не боишься, что к тому времени я стану старой и некрасивой?* И что ты сможешь найти кого-нибудь получше?
— Нет, ты же ангел и никак не можешь стать старой и некрасивой, — замотал головой Энакин. — И кого я могу найти другого — ты самая лучшая и самая красивая во вселенной.
— В таком случае я обязательно тебя дождусь, — улыбнулась Падме.
— Вот, — Энакин порылся в кармане и достал небольшой деревянный медальон. — Это амулет из дерева джапор, оно выживает где угодно, даже на Татуине, хоть оно и очень редкое. Я нашел деревце в пустыне** и взял отмирающую ветку. Из нее сделал амулет для тебя. Он приносит удачу, возьми его на память обо мне.
— Спасибо, — сказала Падме. — Может, ты сам его мне наденешь? — спросила девушка, скидывая капюшон.
— Ага, — завороженно кивнул Энакин и начал надевать амулет на точеную шейку.
Прикосновения мальчика пробудили в девушке новые, непривычные чувства. Когда Энакин, нацепив на Падме амулет, уже отстранялся, та, повинуясь неосознанным желаниям, положив руку ему на затылок, притянула Энакина, желая поцеловать его в щеку, благодаря за подарок. Но в этот момент Энакин повернул голову, и их губы встретились.
Для стороннего наблюдателя это был обычный неловкий подростковый клевок в губы. Форсъюзер мог бы увидеть и почувствовать гораздо более потрясающую картину… Если бы был рядом, поскольку находящиеся на другом конце корабля джедаи ничего не уловили.
Почти сформировавшиеся Узы Силы вдруг рывком обрели законченность, натягиваясь бескаровыми канатами и соединяя двоих в одно целое, впечатывая это в их суть. Отныне никто и ничто не сможет их разлучить, разве что смерть, да и то на время.
