— Пациент не болен, его можно поздравить: у него будет потомство.
— Ребёнок? — радостно воскликнул лорд Дитмар, бросаясь к Джиму и целуя его пальцы. — Так вот в чём дело!
— Это ещё не все новости, — сказал доктор. — Отпрысков будет двое.
— Как, двойня?! — вскричал лорд Дитмар, сам не свой от радости.
— Совершенно верно. Абсолютно отчётливо просматриваются эмбрионы-близнецы. Моя настоятельная рекомендация — как можно скорее вернуться домой, на свою родную планету. Смена условий внешней среды во время путешествия может отрицательно сказаться на здоровье будущего родителя и даже привести к выкидышу. Настоятельно рекомендую незамедлительно вернуться домой, в привычные условия обитания.
Когда доктор сообщил администрации отеля, что постоялец оказался не больной, а беременный, карантин с этажа был снят. Лорд Дитмар плакал от счастья и покрывал Джима поцелуями.
— Джим, милый мой! Как я люблю тебя, моё сокровище! — И, поцеловав ещё плоский живот Джима, он добавил умилённо: — И вас, мои крошки!
Джим, мучаясь дурнотой, лежал в постели и улыбался бескровными губами. Видя счастье лорда Дитмара, он был готов терпеть какие угодно муки, лишь бы не лишить его этой радости. А лорд Дитмар веселился, как ребёнок.
— Подумать только, на старости лет — маленькие дети! — смеялся он. — Снова подгузники и бессонные ночи!
В их планах ещё был визит на Эа, к госпоже Икко Аэни, но в связи с самочувствием Джима и рекомендацией врача визит пришлось отменить и послать госпоже Аэни извинения. Лорд Дитмар связался с Эгмемоном и предупредил, что они возвращаются раньше запланированного срока, и добавил загадочно, что возвращаются они не вдвоём, а вчетвером. В звездолёт он внёс Джима на руках.
Они прибыли на Альтерию в одиннадцать вечера по местному времени. Шёл дождь, покрытие космодрома блестело в свете огней. К трапу подлетел флаер, его дверца открылась, и из салона высунулась блестящая улыбающаяся голова Эгмемона:
— С прибытием, господа! Уж как мы рады вашему возвращению! Садитесь скорее, дождище вон какой!
Лорд Дитмар, бережно держа Джима, влез в салон и закрыл дверцу. Джима он усадил к себе на колени. Эгмемон ещё не трогался, чего-то ждал, оборачиваясь.
— Домой, Эгмемон, — сказал лорд Дитмар недоуменно. — Что же ты не трогаешь?
— А ваши гости, ваша светлость? — спросил дворецкий. — Они разве не с вами прилетели?
— Какие ещё гости? — нахмурился лорд Дитмар непонимающе.
— Ну, вы же изволили сообщить, что возвращаетесь вчетвером, — сказал Эгмемон. — Вас я вижу, но должны быть ещё двое.
— А, вот ты о чём! — понял лорд Дитмар и засмеялся. — Да, Эгмемон, нас четверо. Двое гостей действительно есть, только сейчас их пока нельзя увидеть.
— А, они приедут позже, — кивнул Эгмемон.
Теперь лорд Дитмар и Джим засмеялись вместе. Лорд Дитмар поцеловал Джима в висок.
— Да нет, Эгмемон. Они прилетели вместе с нами, и они сейчас здесь, в этом флаере.
— Они что, невидимки? — нахмурился Эгмемон. — Что-то вы загадками говорите, ваша светлость! Не пойму я вас.
Джим сказал:
— Просто они сейчас такие крошечные, что их не видно. А через десять или одиннадцать месяцев вы их увидите и услышите... Да, услышите, когда они заорут на весь дом!
Брови Эгмемона взлетели вверх, на лице расплылась улыбка от уха до уха. До него наконец дошло.
— Ой, ваша светлость!.. Да неужели детишки?!
— Они самые, — улыбнулся лорд Дитмар.
— Ой, радость-то какая! А откуда вы знаете, что двое?
Джим объяснил:
— Доктор просвечивал меня какими-то аппаратами и сказал, что у нас будут двойняшки.
В доме никто не спал. Все домашние вышли встречать лорда Дитмара и Джима, а когда лорд объявил радостную новость, восторгам не было конца. Не встречал их только Даллен: он уже уехал в академию.
Лорд Дитмар велел Эннкетину приготовить для них с Джимом ванну:
— Нам надо помыться с дороги. Только не горячую! Джиму в его положении это опасно.
Они сразу же пошли в ванную комнату и расположились там на диванчике, пока Эннкетин наливал воду. Вдруг осторожно постучал Эгмемон, вошёл с тысячей извинений и сообщил:
— Простите, ваша светлость, там к вам примчались... Его светлость лорд Райвенн со спутником.
Лорд Дитмар встал.
— Джим, ты пока принимай ванну, а я чуть позже к тебе присоединюсь, только встречу лорда Райвенна и Альмагира.
Он вышел. В ванну набиралась вода, пена уже покачивалась на её поверхности, а Эннкетин пробовал рукой температуру: она должна была быть лишь чуть тёплой. Он включил ароматический кристалл, и воздух наполнился благоуханием. Джиму не терпелось залезть в тёплую воду, и он стал сбрасывать одежду. Раздевшись, он подошёл к ванне, оперся на поданную Эннкетином руку и опустил в воду одну ногу.
— Я рад снова видеть вас, — тепло прозвучал возле его уха голос Эннкетина. — Я... Я скучал.
На один миг их взгляды встретились. По спине Джима пробежали мурашки, и он поспешил опуститься в воду по самую шею.
Глаза Эннкетина снова были смиренно потуплены, но он пытался обуздать своё дыхание, которому было тесно в груди, одновременно стараясь сделать это незаметно. Бедняжка еле дышал, как будто его грудь была скована железными обручами, и казалось, он не устоит на ногах, вот-вот повалится замертво на зелёный мрамор. Не выдержав, он выбежал из ванной, чуть не столкнувшись в дверях с лордом Дитмаром.
— Что это с парнем? — удивился тот, подходя к ванне.
— Не знаю, — тихо ответил Джим, поёживаясь от мурашек, пробежавших по его телу и поднявших все волоски на его теле дыбом.
Лорд Дитмар разделся и опустился в ванну, и их с Джимом ноги переплелись в воде. Они поглаживали друг друга руками и тёрли губкой, намыливали друг другу волосы шампунем, потом пошли в душ и целовались под струями воды. Эннкетин куда-то пропал, и платье им подал дворецкий. Одевшись и убрав волосы, Джим с лордом Дитмаром спустились в гостиную, где их ждали лорд Райвенн и Альмагир, которым расторопный Эгмемон уже подал чай.
— Простите, что нагрянули к вам на ночь глядя, — сказал лорд Райвенн. — Но нам не терпелось с вами повидаться.
— Как вы узнали о нашем приезде? — спросил лорд Дитмар.
— Добрые люди доложили, — улыбнулся лорд Райвенн. — А ещё, как сообщили эти люди, у вас есть радостная новость...
— Джим, это правда? — не утерпел Альмагир.
— Да, — смущённо ответил Джим.
— Иди ко мне, детка. — Альмагир раскрыл Джиму объятия.
Джим прижался к его груди, и Альмагир гладил его по волосам и целовал. Сердце Джима вдруг сжалось от пронзительной тоски: Альмагир так напоминал Фалкона, что становилось даже жутко.
— А Илидор? — спросил Джим. — Можно мне теперь взять его к себе?
Альмагир и лорд Райвенн переглянулись. Лорд Райвенн сказал:
— Нам будет не хватать малыша... Но у нас скоро будет свой, так что детская недолго будет пустовать. Мы привезём Илидора завтра.
— Вы можете навещать его сколь угодно часто, — сказал лорд Дитмар.
Глава V. Запретный плод
Холостяцкая жизнь Джима закончилась: вместо своей комнаты у него теперь была общая с лордом Дитмаром супружеская спальня и широкая постель, в которую они ложились каждый вечер около одиннадцати. Джиму, привыкшему к безупречному внешнему виду Печального Лорда, было поначалу немного странно и непривычно видеть его в домашнем неглиже. Впрочем, и дома лорд Дитмар всегда ходил опрятно и со вкусом одетым, а в пижаме или халате его можно было увидеть только рано утром. Он не позволял себе ходить растрёпанным, и его волосы были всегда просто, но тщательно и красиво причёсаны, иногда немного завиты. Он был чистоплотен, от него всегда пахло изысканными духами, и больше всех Джиму нравились духи с запахом тонкой свежести, которыми лорд Дитмар благоухал в вечер их знакомства, на юбилее лорда Райвенна. Безукоризненно белые манжеты и эти духи были его любимыми чертами в образе Печального Лорда.
В первое время Джим скучал по дому, по лорду Райвенну, по Криару и Альмагиру. Вместо уютного внутреннего двора, летнего зала и лоджий теперь был огромный сад, балкон, выложенный в шахматном порядке чёрными и белыми плитками, и летняя веранда, а вместо его персональной небольшой ванной — огромная купальня с полом из зелёного мрамора, ваннами-раковинами, бассейном и диванчиками. Джиму не хватало даже утренних побудок Криара: в доме супруга ему было позволено вставать когда угодно, и часто Джим просыпался один, когда лорд Дитмар был уже давно на ногах. Но завтракали они неизменно вместе — на веранде, иногда на балконе, а чаще в саду. Три раза в неделю лорд Дитмар ездил читать лекции в Медицинской академии Кайанчитума, четыре раза бывал в своём институте и в клинике при нём и каждый вечер обязательно выкраивал хотя бы час — полтора на работу над своей книгой, уединяясь в кабинете. Несмотря на занятость лорда Дитмара делами, Джим не мог сказать, что они мало бывали вместе. Уезжал он утром не раньше одиннадцати, допоздна задерживался крайне редко; иногда ему случалось не быть дома в обеденное время, но ужинали они всегда вместе. И каждый вечер перед сном они нежно общались в интимной обстановке спальни, после чего Джим спокойно засыпал в тёплых объятиях своего спутника, чувствуя себя защищённым, счастливым и любимым.
По выходным дням они были дома, но иногда ездили навещать лорда Райвенна и Альмагира, а те, в свою очередь, сами также навещали их. В отличие от лорда Райвенна, к лорду Дитмару редко приезжали гости, и он сам не был большим любителем визитов — не считая праздничных случаев, конечно. Словом, они жили весьма уединённо и спокойно. Джим занимался сыном и учёбой, готовясь через год с небольшим получить аттестат об базовом альтерианском образовании, а также учился играть на органе, который в доме лорда Дитмара тоже был.
Утро Джима начиналось с ванны — не горячей, а лишь слегка тёплой. Каждый раз он, принимая её, перекидывался с Эннкетином парой пустяковых слов. Это вошло у него в привычку, и он не придавал этому значения и не задумывался, что при этом испытывал Эннкетин. Ему было приятно, когда красивый слуга, обернув его полотенцем, вынимал из ванны и на руках относил на диванчик в форме причудливой раковины, а Джим в это время играл его волосами. Каждое утро Эннкетин одевал его и причёсывал, и Джим привык к его мягким искусным рукам и скоро уже не мыслил своей каждодневной жизни без них. Так же, как каждое утро вставало солнце, раздавался стук в дверь и слышался мягкий голос:
— Ванна готова, ваша светлость.
Джим погружался в тёплую воду и лежал, укрытый белым одеялом из пены, поднимая то руку, то ногу и растирая их, потом вставал и подставлял тело губке. Он не знал, что руки, мывшие его, каждый миг боролись с желанием обнять его, а глаза были скромно потуплены, чтобы не выдать того, что происходило у их обладателя в душе. Эннкетин страдал, и его муки были танталовыми: прикасаясь каждый день к тому, что он так любил, он, тем не менее, не мог этим обладать. Долго так продолжаться не могло, и однажды тайное стало явным.
После ванны Эннкетин, как всегда, обернул Джима полотенцем и бережно взял на руки, перенёс на диванчик и стал массировать ему ступни с кремом для ног. Стоя на коленях, он держал в своих руках эту маленькую ножку с нежными белыми пальчиками и голубыми жилками под полупрозрачной кожей, втирал приятно пахнущий крем и уже в который раз любовался тонкой точёной щиколоткой, плавным изящным изгибом икры и наслаждался мягкостью и шелковистостью кожи, как вдруг им овладело неодолимое желание поцеловать её. Он чуть приподнял любимую ножку и в первый раз приник к ней трепещущими от страсти губами. Его охватил жар, голова поплыла, и он прильнул к ножке губами снова и снова, перецеловал все пальчики, осыпал поцелуями розовую пяточку и изящный свод, перешёл на тыльную сторону, щиколотку. Он целовал, как безумный, он и правда как будто сошёл с ума.
— Что ты делаешь, Эннкетин? — услышал он тихий испуганный голос.
Эннкетин поднял лицо. Видимо, то, что его господин увидел на нём, удивило и испугало его ещё больше, потому что он поджал ногу и спросил:
— Что это значит? Эннкетин, отвечай! Что с тобой?
Эннкетин завладел его второй ногой, которую он не успел поджать, и сказал чуть слышно, нежно, почти выдохнул:
— Не бойтесь... Не бойтесь, ваша светлость. Я не причиню вам вреда. Никогда! Ведь я люблю вас...
— Что ты говоришь, Эннкетин!
— Да, я люблю вас... С того самого момента, когда впервые взял в руки вашу ножку. Я никогда не видел ничего милее, ничего прекраснее, чем эта маленькая ножка с маленькими пальчиками... Каждый день касаться её — о, какая это сладкая пытка, какое мучительное наслаждение! Каждый день касаться ваших волос, чувствовать, как они струятся между моими пальцами, вдыхать их аромат... Брать вас на руки и чувствовать тепло вашей ручки, которая обнимает меня за плечи и ворошит мои волосы... Касаться вашей кожи, такой гладкой, нежной, как атлас... О, ваша светлость, что всё это за невыносимая, непередаваемая, но что за дивная мука!
С каждым словом Эннкетина руки и ноги Джима холодели, а лицо сначала запылало, а потом кровь отхлынула, вниз по шее и плечам побежали холодные мурашки, а в кишки как будто вонзилась ледяная сосулька. Руки Эннкетина тянулись к Джиму, готовые вот-вот обнять, глаза были безумные и тоскующие. Джим в панике вскочил и побежал из ванной босиком, не разбирая дороги, придерживая спадающее полотенце. На лестнице, ведущей к спальням, он столкнулся с лордом Дитмаром, который шёл, чтобы позвать его в сад завтракать.
— Дружок, куда ты так разогнался? — удивлённо спросил лорд Дитмар, поймав Джима в объятия. — Разве можно так бегать в твоём положении — а если ты споткнёшься?.. Да на тебе лица нет, милый! Что такое?
— Милорд, я...
Джим не смог дальше говорить, просто прижался к груди лорда Дитмара. Тот подхватил его на руки и отнёс в спальню. Там, опустив его на кровать, он стал встревоженно расспрашивать, нежно пожимая его руки в своих. Джим долго не хотел говорить, боясь навлечь на Эннкетина гнев хозяина, но лорд Дитмар требовал, чтобы он рассказал ему, что случилось. Запираться было бесполезно. Джим был вынужден рассказать, что Эннкетин признался ему в любви и целовал ему ноги.
— Это ещё что такое! — возмутился лорд Дитмар. — Что этот щенок себе позволяет? Джим, он ещё что-нибудь сделал?
— Ничего... Ничего, милорд, — заверил Джим, весь холодея. — Он только целовал мне вот эту ногу... И всё. И я сразу убежал.
Лорд Дитмар разгневанно ходил по комнате.
— Каков нахал! Ноги его не будет в моём доме! Немедленно же рассчитаю его и выставлю отсюда на все четыре стороны!
Джим заплакал и стал просить его не выгонять Эннкетина, уверял, что тот больше не будет, но лорд Дитмар ходил по комнате, как разозлённый тигр в клетке. Потом он пошёл в свой кабинет и потребовал Эннкетина к себе. Накинув халат и обмотав волосы тюрбаном из полотенца, Джим последовал за ними. Дверь кабинета была прикрыта неплотно, и он имел возможность видеть и слышать всё, что там происходило.
