Иллюзия Свободы

Тогда он, покрепче обняв Гермиону, поцеловал её в висок.

— Ну-ну, Гермиона, будет тебе так плакать. Котёночек, успокойся. Мы с мамой тебя любим и обязательно сможем всё решить, — приговаривал Джордж. И добавил, чуть менее решительно, обращаясь к жене. — Ведь, правда, милая?

— Конечно, и если нужно мы никуда не поедем,... и ты никуда не поедешь, — ответила Джейн сдавленным от слёз голосом.

— Мама, нет,... всхлип... дело не в этом... рыдания ...я виновата перед вами... и новая волна рыданий.

Видя, что у дочери не прекращается истерика, отец нежно поднял дочь на руки, благо, она была легкой и в этом возрасте. Уложив Гермиону на кровать, Джордж обратился к жене:

— Побудь с ней, постарайтесь успокоиться. А я сейчас принесу успокоительное. Я мигом.

После этих слов взволнованный отец быстро удалился из комнаты, и вернулся через пару минут, как и обещал. Картина немного поменялась. Джейн уже не плакала, но лицо оставалось грустным, а Гермиона рыдала, но уже тише, даже вернее сказать — всхлипывала. Она лежала на кровати и нервно сжимала подушку.

— Малыш, выпей это, тебе станет легче, — с этими словами Джордж подал дочери стакан, наполненный водой, с разведенным в ней успокоительным. Он нежно помог приподняться ей в кровати и помог удержать стакан.

Родители решили дать своей дочери время полностью прийти в себя, но не вышли из комнаты, боясь, что ей опять может стать хуже. А сидели рядом на стульях и тихо переговаривались.

Гермиона с трудом выпила содержимое: мешали иногда появляющиеся всхлипы. Успокоительное неплохо действовало, к тому же основной поток слёз уже пролился, всё же она не была из тех, кто много и часто рыдал, так что Гермиона смогла четче воспринимать окружающий мир.

Лежа на боку, она могла видеть лица родителей. Посмотрев в глаза отцу, она заметила, что они не светятся ни гневом, ни обидой, а напротив, полны сочувствия и заботы. Понимание того, что отец не сердится на неё, что мама желает понимать её, чуть не вызвало новую волну рыданий. Но, подавив их, девушка набралась решимости и поставила себе задачу стать образцовой дочерью, которая никогда больше не будет огорчать родителей, а стараться угождать им, раскрывая своё сердце, даже если ради этого придется переступить через себя.

Через несколько минут она поняла, что уже не плачет. Тогда она решила действовать незамедлительно и поговорить с родителями, успокоив их, что ей уже лучше и заверить, что она обязательно исправиться и будет примерной.

— Папочка, мамочка, простите меня, за то, что огорчила вас. Я обязательно исправлюсь и буду примерной и образцовой дочерью! — высказала Гермиона свои мысли напрямую.

Но как она удивилась, когда вместо счастливых возгласов, она услышала стон отца, наполненный болью. Теперь уже Гермиона абсолютно ничего не понимала.

— Гермиона, золотце, ну почему ты считаешь, что нам нужна примерная, образцовая дочь, а не просто наша дочь? Какой родитель не хочет, чтобы его ребёнок был лучше всех, это правда. Но это не значит, что чтобы мы тебя любили, ты должна неуклонно следовать всем правилам и всех во всём превосходить!

Увидев, что дочь привстала на кровати, Джордж взял её за плечи, и с нежностью заглянув в глаза, сказал:

— Ты наша дочь, и мы любим тебя не за подвиги, и не за оценки. Конечно, твои успехи нас радуют, и мы не хотим, чтобы ты росла бездарной личностью, которая абсолютно ни к чему не стремится. Но пойми, или хотя бы попытайся: ты слишком много задач перед собой ставишь. Нельзя быть такой требовательной к себе, ожидая от себя совершенства. Так ты сделаешь себе только больнее, а я желаю, чтобы ты была счастлива и довольна собой. Мне не нужно, чтобы ты была "образцовой". Да, мне хочется, чтоб ты была послушной и ответственной, но больше я хочу, чтобы это было только частью тебя, чтобы ты выпускала себя на свободу и не прятала свои истинные чувства за маской. А если это мы заставили тебя думать, что без абсолютного контроля и лучших отметок мы тебя не будем любить или, что ты будешь плохим человеком, прости нас.

После этих слов, он крепко обнял дочку и уже через несколько секунд получил в ответ такие же крепкие объятия. Они обнимались настолько долго, насколько позволили силы, уходящие на удержание равновесия. Когда они почувствовали, что кто-то из них обязательно слетит на пол или с кровати, или со стула, они разомкнули объятия.

— Спасибо вам, спасибо, что так сильно любите меня, — лепетала Гермиона — да, я была не права. Но у меня вряд ли получится измениться сразу.... Гарри с Роном тоже иногда говорили, что я зациклилась на правилах и учебе. Даже профессор Снейп попрекал меня. А ты так убедительно говорил.... А я слушала, затаив дыхание.... И всё-таки следовать правилам это не всегда плохо. А как же без контроля? Можно сделать какую-нибудь глупость...

Видя, что дочь успокоилась, и, зная её характер, отец семейства перестал волноваться. Он понимал, что она будет думать об этом разговоре ещё не один раз, а он сделал и сказал всё что мог. Что она, наверняка, чуть ли не дословно запомнила его слова. Так случается всегда, когда она внимательно слушает на её взгляд что-то важное, а значит, результат будет. Какой? Время покажет. Но то, что он будет, Джордж Грейнджер не сомневался, только надеялся, что изменения будут в положительную сторону.

Сейчас же перед ними встал новый вопрос, который, по мнению Джорджа, нужно решать. Уже двадцать минут как они должны были выехать из дома. Он не любил быть невежливым и опаздывать, а потому нужно было определить, что им делать дальше. И чтобы он не говорил дочери, он и сам неукоснительно соблюдал правила в особенности правила этикета. Поэтому когда напряжение спало, вернулось чувство ответственности перед другими. Уизли будут волноваться, а позвонить по телефону они не могут, а ещё обязательства перед коллегами, ведь они уже приняли предложение, и проживание в гостинице было рассчитано и на них.

— Джейн, дорогая, ты что-то говорила про отмену поездки. Ты уверена в этом?

Но вместо Джейн ему ответила Гермиона, заговорившая так быстро, что ему еле-еле удалось разобрать всё с первого раза.

— Нет, не нужно ничего отменять из-за меня. Эта конференция очень важна для вас. Я уже в норме, благодаря нашему разговору, который помог мне успокоиться. Я только умоюсь и переоденусь, и минут через пятнадцать мы можем ехать. Вещи у меня уже все собраны.

— Милая, ты уверена? Мне кажется, мы не должны тебя отпускать. К тому же мы не увидимся до твоих каникул! Я буду очень переживать, — услышав тихое покашливание, Джейн добавила. — Мы будем переживать.

— Да, я уверена на все сто процентов! Даже не пытайтесь меня уговаривать. Я не прощу себе, если испорчу вам поездку. К тому же я позвоню вам с вокзала, когда буду отправляться в школу. И Рон, наверняка, одолжит мне Сычика, чтобы я могла вам написать.

— Это тот мохнатый ухающий комок перьев? — спросил Джордж.

— Он самый, он хоть и маленький, но письма всегда доставляет в сохранности.

— А ещё он доставляет много хлопот и ещё больше шума. Так что я не думаю, что его появление в гостинице или на конференции будет желательным и незаметным, — усмехнулся Джордж.

— Хорошо, я согласна, не аргумент, но это ничего не меняет. Я еду к Уизли, а вы едете на конференцию и заговариваете всем зубы разговорами о том, как лучше эти самые зубы лечить, — в ответ засмеялась Гермиона.

— Ну, если ты так твёрдо решила, мы поддержим твоё решение, — добавила Джейн. После чего поднялась и, увлекая за собой мужа, направилась к двери. — Пятнадцать минут, — напомнила она дочери.

Когда дверь закрылась, Гермиона, предварительно написав подруге предупреждение о том, что они задержатся, помчалась в ванную, думая о том, какие у неё замечательные родители.

"Теперь всё изменится, — решила обрадованная Гермиона. — Я снова почувствовала эту особую, такую нужную и близкую связь с родителями, которая у меня была в детстве, а значит, со временем я смогу вернуть доверительные отношения с ними. Всё у нас будет хорошо, потому что теперь мы будем всё решать вместе, ведь мы любим друг друга, а любовь родных — это главное, что есть в этой жизни. А о своих проблемах я успею подумать по дороге".

Единственное, чего не знала на тот момент Гермиона Грейнджер, что в её жизни появилась еще одна иллюзия. Иллюзия, которая, разлетевшись на куски, уничтожит её внутренний мир и заставит судорожно искать новые фантомы, которые подарят сил для желания бороться за жизнь...

Глава опубликована: 30.04.2011

Глава 3. Есть те, кто взяли на себя роль вершителей наших судеб

Существует приятное заблуждение, поощряемое формой нашей планеты, — что каждый человек находится на вершине мира.

Р. Эмерсон

Альбус Дамблдор в задумчивой позе сидел в кресле и, облокотившись на стол, нервно сцепил руки. Глубоко погрузившись в свои мысли, он провёл в ожидании уже десять томительных минут, но "гость" так и не появлялся, что выводило сильнейшего волшебника современности, слово которого для большинства закон, из себя.

"Нет, это никуда не годится. Хорошо, что я придумал ему новое довольно сложное задание, на которое у него будет уходить много сил и времени, это хоть немного его угомонит. А я с этого момента буду меньше терять времени и волноваться о том, чем занять его, чтобы отвлечь от постоянного копания "вредной" для него информации. Поменяв ему задание, я создам впечатление, что иду ему на уступки. Ибо не зря говорится: "Не избегай делать мелкие услуги: будут думать, что ты также способен и на большие"[1].

А все же жаль, что нельзя отправить его в Румынию к Чарли Уизли. Паршивец сразу догадается, что я пытаюсь его отослать подальше. Эх, а как бы всё здорово сложилось... с людьми, сталкивающимися с драконами, часто происходят несчастные случаи, даже несмотря на силу волшебника....

За что? Ну, за что мне достаются проницательные слуги, имеющие собственное мнение?! Насколько проще было бы руководить несмышленым, забитым фанатиком. Но нет, он, видите ли, "не хочет бездумно выполнять приказы", потому что он "сильный и умный". Это настолько ослепило его, что он позволяет себе дерзить мне!

Неужели, я старею и теряю власть? Разве было время, когда мной мог помыкать дерзкий юнец! Ведь я с легкостью могу устранить любого на своем пути, и меня не спроста боится Том — гроза тупого стада баранов. А этот самоуверенный выскочка считает меня трамплином к власти. Но всё же мозгов ему не хватило заметить, что все "столбики" уже подпилены.

Однако как я мог допустить, чтобы он свалился на мою голову? Это, наверное, самая большая оплошность в моей жизни. Ещё с молодости я знал выражение "рано или поздно за ошибки приходиться платить". Я же могу сказать, что "за ошибку придется платить, раз ты забыл и упустил её из виду...".

Но я не могу не признать, что в хитрости Айдену не занимать. Он, как ищейка, которая интуитивно чувствует в какую сторону загонять свою жертву, чтобы впоследствии перегрызть ей горло. Поняв, что может влиять на меня, он уже нащупал ниточки и пытается, дёргая за них, сделать из меня марионетку. Только он ошибся в главном — я никогда ему этого не позволю! Из меня не так просто сделать жертву, всё же я знаю и умею намного больше него, и я знаю главное, тайну, которую не смог узнать он, и которую он никогда, ни при каких обстоятельствах не узнает, уж я позабочусь об этом. Потому что в его руках она погубит меня.

Да будут прокляты предки, придумавшие этот глупый закон!.. — возвёл к потолку взгляд полный гнева Дамблдор. Но, заставив себя не тратить силы на бесполезную злость, он решил сосредоточиться на возможном выходе из сложившейся ситуации. — Уж я смогу обойти этот бездарный закон, который связал меня по рукам и ногам, и неважно, сколько на это я потрачу усилий, и сколько мне придется ждать этого. Вот тогда, Айден, ты узнаешь, насколько велик Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор. Ты поймешь, что бывает с людьми, вставшими на моем пути! Ты прочувствуешь на себе, насколько глупо было пытаться управлять мной, и открыто выражая мне неподчинение!

А пока живи и я выжму из тебя всё, что мне нужно. Я буду держать тебя настолько близко к себе, насколько это возможно, ожидая момента, когда ты дашь слабину, в этот миг твоё возмездие придет.... Я терпелив, и как только ты расслабишься, тогда...".

Что тогда будет, он так и не успел подумать. Внезапно Альбус услышал негромкое покашливание, которое заставило волшебника, находящегося в своем кабинете, где он всегда чувствовал себя расслабленно, вздрогнуть и резко вынырнуть из планов заслуженной кары своему нерадивому слуге.

— Старик, прости, что прерываю твои размышления, но нам нужно поговорить, а у меня не так много времени, чтобы терять его на разглядывание, пусть даже такого познавательного и интересного зрелища в виде задумавшегося величайшего волшебника, — заговорил этот нахал.

Подняв голову, Дамблдор встретился взглядом с пронзительными черными глазами, обладатель которых бесцеремонно развалился на кресле, стоящем напротив стола. Альбус Дамблдор почувствовал, как его пронзила волна гнева, а в кабинете поднялось напряжение, вызванное выбросом его неконтролируемым гневом волшебством.

"Да как он смеет выговаривать мне, когда сам опоздал. При этом ещё сидит в вольготной позе и ухмыляется. Но ничего я сотру эту дурацкую улыбку с твоего лица..." — подумал про себя вскипевший от злости волшебник.

Но не зря Дамблдора считают великим стратегом, он уже успел взять свои эмоции под контроль. И его лицо, ещё секунду назад полыхавшее яростью, теперь имело самое добродушное выражение, а губы расплылись в доброй отеческой улыбке. Голубые глаза наполнились заботой, ещё он чуть-чуть поддался вперед, всем своим видом показывая заинтересованность и готовность выслушать гостя.

— Сынок, — заметив, как при этих словах скривился Айден, Дамблдор продолжил. — Позволь мне тебя так называть, ведь ты самый ценный мой союзник. Ты знаешь, как я к тебе отношусь — как к своему родному сыну, во всём потакая тебе, всегда иду на уступки. И сейчас я готов тебя выслушать. Я даже начал волноваться, подумав, уж не случилось ли с тобой беды, когда понял, что ты задерживаешься. Но если бы такое горе произошло, я был бы готов, потому что уже начал составлять план, как узнать, что с тобой случилось, чтобы потом знать, как можно тебя спасти.

После этих слов глаза Дамблдора как-то особенно ярко сверкнули, как бы говоря: "чтоб я сдох, если это не правда". После чего спокойно воззрился на своего собеседника, ожидая его реакции и оправданий. Но вместо этого он услышал сказанные всё тем же дерзким тоном слова:

— Правда? А я думал твоё "приветствие" говорит о том, что ты злишься на то, что я опоздал.

Внутренне зарычав, Дамблдор продолжил, как ни в чем не бывало, голосом обреченного мученика:

— Айден, ты же знаешь, что я уже стар. Теперь реакция у меня не та, что была раньше. К тому же, зная об установленных сигнальных чарах, я чувствую себя тут в полной безопасности. Оттого, не заметив твоего неожиданного появления и застигнутый врасплох, я подумал, что на меня прямо таки кто-то пытается напасть. Твои же силы, напротив, увеличиваются и крепнут, и я не могу угнаться за тобой в свои-то годы. Вот ты уже осилил мой фокус и теперь можешь появляться самым неожиданным образом практически в любом месте. Айден, поверь мне, ты очень талантлив, даже я не смог бы так бесшумно подкрасться. Я горжусь тобой, сынок, горжусь, что смог переманить тебя на свою сторону.