Гвендис говорила с Дайком обо всем, что знала сама. Девушка втайне надеялась, что какая-нибудь мелочь из ее рассказов натолкнет Дайка на воспоминание о прошлой жизни.

Недавно сьер Денел упомянул о похожем на Дайка человеке по имени Гойдемир из Даргорода. Это навело Гвендис на мысль: Дайк не обязательно вард; высокий и светловолосый, он мог быть и северянином из даргородской земли, и даже хельдом. Хельды — мореходы из Хельдерики, с холодных берегов Хельдвика. А Дайка спасли из моря. Нужно проверить: пусть бы он услышал речь того или другого из этих народов, увидел их вещи, одежду. Есть растения, которые растут только на севере. Дайк говорил о северных ягодах и кустарниках. Здесь таких нет. Но о них Дайк знает из снов про родину Белгеста...

Гвендис жалела, что никогда не училась даргородскому наречию. Отец его не знал, и книг на нем Гвендис никогда не видела. А у хельдов, кажется, и вовсе нет книг. Отец считал эти края варварскими, дикими, глухими — что может дать образованному человеку знание таких языков? Девушке оставалось ждать, пока на рынок приедет купеческий обоз из Даргорода.

Сьер Денел принадлежал к ордену орминитов. Небесным покровителем ордена считался первый король Анвардена Ормин, законодатель и просветитель вардов. Своим оружием и имуществом орминиты клялись поддерживать королей Анвардена и священное мироустройство.

Сьер Денел считал, что Дайк сделал свое дело: донес весть до того, кто в состоянии ею распорядиться. Теперь он, Денел, несет ответственность за дальнейшую судьбу предания о стране падших небожителей и о сокровищах, похищенных с неба.

Чудесный камень, находку Дайка, сьер Денел воспринимал как знамение. Высшая воля недаром лишила Дайка памяти: большинство людей в ясном рассудке постарались бы утаить клад или использовать его в своих интересах, а Дайк исполнил роль орудия, хотя и тупого, но честного.

Теперь вардские рыцари должны отправиться на поиски небесных сокровищ небожителей, какую бы дорогу ни указал им этот бродяга-сновидец, чтобы сокровища Сатры были возвращены Вседержителю и возложены на алтари в его храмах.

С этими мыслями сьер Денел снова пришел в дом Гвендис для разговора с Дайком. Неожиданно Гвендис стала горячо упрашивать его оставить Дайка в покое и позволить ему жить своей жизнью. Сьер Денел строго объяснил ей, что ее подопечный — орудие высших сил.

-Как ты собираешься употребить свой дар? — спросил он стоящего перед ним Дайка.

— Никак, пока не узнаю, кто я, — коротко ответил тот.

Денел покривил губы:

-Ты хочешь получить денег за свое знание?

Дайк отрицательно мотнул головой:

-У меня уже все есть.

-Твой дар даст тебе возможность послужить государю.

Дайк промолчал.

-Твой дар будет употреблен во славу Вседержителя.

Новое молчаливое отрицание.

Рыцарь короны встал с кресла возле камина и подошел к Дайку вплотную. Их глаза встретились.

-Почему же нет?

-Потому что я не знаю, кто я, — повторил Дайк. — Может быть, я бы никогда бы никому не сказал о Сатре, если бы я это знал. А может, наоборот... Я должен сперва понять, зачем я жил, что любил, ради чего рисковал в той жизни, чтобы в этой не стать врагом самому себе.

Сьер Денел внезапно повысил голос:

-Это так важно?! А если ты был ублюдком, морским разбойником, грязным мерзавцем? Ты такого высокого мнения о себе, что желаешь сохранить себе верность? Боишься по неведению пойти против самого себя — и ради этого готов зарыть в землю дар Создателя? Высоко же ты себя ставишь, парень. А у самого грязные руки.

Дайк внимательно осмотрел свои исцарапанные ладони.

— Это въелся сок от коры. Водой сразу не смоешь, только со временем сойдет.

-Ты ставишь себя самого выше того дара и предназначения, которое в себе несешь? — глаза рыцаря гневно потемнели.

-По-твоему, то, что со мной случилось, — высшая воля, сьер Денел? Ну, что ж... Мне было очень тяжко, когда я болел, и еще хуже, когда стал считать себя сумасшедшим. И если кто-то сделал это со мной нарочно, я ему никогда не прощу без объяснений, и вслепую не буду ему служить.

-Человек всегда служит Творцу вслепую, — оборвал его сьер Денел. — Уже потому, что смертные не могут постичь его мудрости.

-Я никогда не буду делать того, чего не понимаю, — возразил Дайк. — Ты говоришь о Вседержителе, который создал небожителей и людей. Если мы вправду созданы неспособными его понимать, то, стало быть, он не получит и моей службы.

Сьер Денел побледнел, меряя его взглядом.

-Советую не забывать, что бриллиант, за который ты имеешь теперь стол и кров, ты получил только благодаря своему особому дару. Придется отрабатывать, парень. Никуда не денешься: не захочешь добровольно — Создатель взыщет. У тебя очень мало выбора, дружок. Если будешь продолжать в том же духе, то, боюсь, все-таки кончишь жизнь под забором. Не шути с высшими силами: они могут и отнять дар. И тогда у тебя не будет ни своей, ни чужой памяти. Останешься ты полоумным Дайком, какому место в благотворительной больнице.

-Господин королевский рыцарь! — твердо перебила его Гвендис. — Я должна извиниться, что не успела раньше сказать... Может случиться, что Дайк — на самом деле Гойдемир, младший сын даргородского князя. Ты не должен говорить с ним, как с бродягой.

Сьер Денел обмер. Только мелькнуло в голове: "И тот Гойдемир тоже сказал: "Я из старинного рода".

Эту неожиданную новость Гвендис узнала совсем недавно.

Осень подходила к концу. Косо летели густые хлопья мокрого снега, и едва долетев до земли, начинали таять. На дороге стояли лужи, одна натекла у самой калитки. Ветви облетевших деревьев в саду поникли.

Дом Гвендис весь скрипел и шатался, поэтому она недавно наняла плотника. Зимой у Дайка не было работы в саду. Он попросил Гвендис не говорить плотнику, что он сам — не наемный работник. Тот, как в свое время и садовник, думал, что Дайк — поденщик, взятый госпожой ему в помощь.

Дайк чувствовал себя увереннее оттого, что делал дело, и из его рук выходило что-то прочное, что можно пощупать. Они с плотником уже заканчивали починку лестницы, которая раньше так и плясала под ногами. Гвендис с улыбкой думала: "Он сам нашел себе лечение. Дайк приручает наш дом. Он починил лестницу, перестелет половицы и почувствует, что все в его руках".

Утром на рынке Гвендис сказали, что прибыл торговый обоз из Даргорода. Она сейчас же вернулась домой за Дайком. Вместе они разыскали торговый ряд, где приезжие разложили товары: пушнину, мед, украшения и ткани... Бородатые купцы в длиннополой одежде на меху важно ожидали покупателей. Дайк подошел к ближайшей лавке, глядя то на товар, то на чужие лица. Он сам не знал, что с ним будет, если память отзовется на что-нибудь и размотает перед ним весь клубок его прошлого. И тут же всплывала тоскливая мысль: "Нет, не вспомню, не одолею... Темно, как в омуте, в голове..."

Гвендис стала выбирать ткани. Она не только хотела дать Дайку время осмотреться, но и на самом деле собиралась купить материи.

Вдруг один из купцов, мельком бросивший взгляд на Дайка, разинул рот. Другие сгрудились, наперебой обращаясь к нему на своем тяжелом и звучном языке.

Дайк окаменел. Ему чудилось, он позабыл человеческую речь. Он видел лишь шевелящиеся губы, выпускающие облачка пара в холодный осенний воздух.

-Он не понимает по-вашему, — вмешалась Гвендис, обращаясь к торговцам.

-Как же не понимает, когда он сам наш княжич Гойдемир?! — на наречии вардов ответил старший купец. — Что ты, княжич, молчишь? А у нас для тебя добрые вести! Можешь ехать домой. Тебя уж год как простили!

-За что?.. — почти шепотом спросил Дайк.

-Как за что? — широко развел руками купец. — Вот тебе и раз!

Дайк потряс головой:

-Я не Гойдемир... Я не знаю, кто я.

-Он ничего не помнит после болезни, — вставила Гвендис.

Ошеломленный бородач замолк. Внушительные, с обветренными с дороги щеками, купцы начали сочувственно разглядывать Дайка. Он опустил голову и ссутулился, точно осужденный, который стыдится людских глаз.

Старший обернулся к Гвендис. На его широком добродушном лице читалось раскаяние:

-Беда! Может, и ошиблись. Посмотришь — будто бы он... А будто и не он!

-Ведь с тех пор шесть лет минуло, — подсказал ему товарищ. — За такие сроки меняется человек. Как его узнаешь, когда он сам себя не узнаёт?

-Мать бы узнала. Любимый сын был у княгини, — добавил третий.

Дайк снова поднял голову и обводил даргородцев беспокойным взглядом.

-Пойдем, Гвендис, — нетерпеливо попросил он.

-Сейчас, идем, — подтвердила она.

Купцы в своих меховых полушубках все переглядывались и ахали по-своему им вслед, сочувственно и хлопотливо взмахивая руками и мотая бородами.

Гвендис привела Дайка домой: он шел, как во сне, и чуть не прошел мимо калитки.

Это было похоже не на разгадку, а скорее на новую загадку в судьбе Дайка.

-Если он Гойдемир, почему он тогда знает наш язык, но не помнит своего родного? — спросил сьер Денел.

Гвендис на правах лекаря о многом расспрашивала Дайка. Он рассказывал ей, что, отлеживаясь в хижине спасшего его рыбака, сперва вовсе не говорил ни слова. Понемногу Дайк начал повторять за хозяйкой, которая ухаживала за ним. Раньше и сама Гвендис замечала, что Дайку трудно выражать свои мысли. Девушка-лекарь ответила Денелу то, что казалось ей самым возможным:

-Если Дайк до болезни знал язык вардов, после болезни он скоро заговорил на нем, просто потому что все время слышал его вокруг.

Гвендис продолжала:

-Дайк может быстро научиться всему, что знал раньше, и стать таким, как был. Если он родом из Даргорода и вернется домой, он начнет вспоминать все, что делал в прошлом.

-Почему он тогда не сумел взять в руки меч? Ведь я пытался проверить, привычно ли для него оружие! — возразил сьер Денел. — Неужто княжич не держал в руках клинка!

Гвендис ответила:

-Дайк не сумел взять меч, как не смог сразу начать говорить в хижине у рыбака... — и добавила, высказывая заветную мысль, вычитанную из лекарских трактатов. — Но если бы Дайк испугался или рассердился, если бы он сам захотел тебя ударить, сьер Денел, его руки могли бы вспомнить, как это делается.

"Судьба этого парня все запутанней, — озабоченно рассуждал рыцарь. — Может, он и в самом деле сын государя из далекого Даргорода. А вдруг купцы обознались? Кто не хотел бы, не имев ничего, получить разом все — дом, семью, власть и богатство? Что если Дайк теперь осмелится "вспомнить" то, чего на самом деле с ним никогда не было?..."

-Госпожа Гвендис. Я вижу, ты до сих не наняла никакой прислуги, сама ходишь на рынок. Боюсь, я должен просить тебя потерпеть немного еще. Я не хочу, чтобы через прислугу вышел наружу слух про даргородского княжича и вообще про все странности Дайка. Если тебе нужен домашний слуга, я пришлю тебе своего, он не станет болтать. Я уже говорил, что мы становимся соучастниками какой-то тайны.

-Мне ничего не нужно, сьер Денел, — поспешно заверила Гвендис. — Я не хочу видеть посторонних людей, даже если это прислуга.

Сьер Денел нахмурился.

-Хорошо. На этом я прощаюсь, госпожа Гвендис, не откажи проводить меня до двери.

Они вдвоем вышли на лестницу. Сьер Денел проговорил:

— Все не так просто, госпожа Гвендис. Возможно, Дайк — княжич Гойдемир. Но одновременно он безумный человек, который кажется мне не таким смирным, как на первый взгляд. Будет лучше, если в доме станет ночевать мужчина, который готов тебя защитить. Я хочу прислать своего оруженосца: это скромный и смелый юноша...

-Сьер Денел! — перебила Гвендис. — Я ценю твою заботу. Но Дайк и так боится самого себя! Если он узнает, что ко мне приставили сторожа... Нет, я этого не допущу.

Сьер Денел вздохнул. Он видел, Гвендис считает себя "мужчиной" в собственном доме, хозяйкой самой себе. Она слишком привыкла жить по-своему. Пока они втроем связаны общей тайной, это хорошо. Но вообще для девушки в этом нет ничего хорошего... Сьер Денел ощущал невольное сочувствие ее судьбе: Гвендис ему все сильнее нравилась.

С этих пор королевский рыцарь стал часто бывать у нее в доме, чтобы убедиться в ее безопасности.

Когда он ушел, Дайк сказал Гвендис:

-Я хочу знать, в чем был виноват этот Гойдемир. За что его простили? Не могу больше ждать. Сейчас пойду к обозникам, спрошу.

Гвендис подняла на него неспокойный взгляд:

-Сходить с тобой?

Дайк чуть улыбнулся:

-Я сам. Не надо тебе идти, скоро стемнеет. Вернусь — все расскажу.

-Ладно, Дайк, — Гвендис кивнула. — Я закроюсь. Когда вернешься — постучи. Не лягу, пока ты не придешь.

В ответ на эти слова Дайк вдруг улыбнулся широко и открыто, молча сделал утвердительный жест и пошел на лестницу. Только у двери обернулся:

-Счастливо, Гвендис! Скоро приду!

Чтобы скоротать время, она села за шитье. Это занятие у Гвендис не переводилось, потому что ни у Дайка, ни у нее еще толком не было хорошей запасной одежды. А вдруг Дайку придется ехать в Даргород? Гвендис грустно улыбнулась. Ткань хоть куда, она сошьет не хуже, чем можно купить...

А если купцы обознались? Дайк слушает рассказ о беспокойной судьбе этого Гойдемира (была бы его судьба спокойной, купцы не говорили бы: "тебя простили, можешь ехать домой"). Каково примерять на себя чужую судьбу: вдруг моя? С чем Дайк вернется назад: с желанием, чтобы этого с ним никогда не было, или с предчувствием, что Даргород — его родина?..

Гвендис несколько раз вставала, смотрела в окно, но темная улица была пуста. Наконец хлопнула калитка. Гвендис схватила свечу и побежала вниз. Отворив дверь, она увидела промокшего Дайка. Снег таял на его волосах.

-Ну что? — заторопилась она. — Тебе холодно. Пойдем скорее наверх, потом расскажешь.

Тяжелый подсвечник Гвендис несла в левой руке, а правой поддерживала высокую, недавно заправленную свечу. Идя следом, Дайк смотрел на ее плечи в темной шали и уложенную вокруг головы косу: в свете свечи коса стала точно белого золота.

Часть 2

Дайк не мог судить, что в рассказах даргородских купцов правда, а что просто байки, каких, должно быть, немало ходило в народе о княжиче Гойдемире.

Веледар и Гойдемир были братья-погодки. Старшему Веледару суждено носить даргородский венец. Младшему — как придется.

Их отец все силы кладет на укрепление в Даргороде единой власти. Самодержавие и неизменный вовеки, поддержанный церковью уклад — вот чего он хочет добиться. А препятствие на этом пути — сильный, буйный даргородский народ, за прежние века привыкший совсем к другому укладу.

Пока старший брат служит отцу как даргородский воевода, младшему дана воля...

В ту пору Гойдемир ездил на охоту, бывало, сиживал в кабаках, а, бывало, молился в храме даргородской небожительнице Ярвенне, заводил дружбу с простонародьем и участвовал в любых игрищах и состязаниях, которые заставал.

В деревне Лесная Чаша он появлялся чаще всего. Но там не девушка у него завелась, а старик-знахарь, от которого княжич перенимал совсем не те истины, что перенял бы от молодой красавицы.