А потом... А потом, когда основная часть работы была окончена, и началось заполнение опекунской грамоты, от Энж потребовалось ритуальную фразу произнести. С чем златовласка чуть замешкалась... Ибо сперва она, вскинув голову, бросила на меня пронзительный взгляд лучисто-голубых глаз, словно пытаясь прочесть на моём лице нечто крайне важное для себя. Да так и замерла. И лишь потом, когда я ободряюще ей улыбнулся, да погладил успокаивающе по плечу, она решилась. Собралась с духом и чуть подрагивающим от волнения звонким голоском произнесла:
— Я, леди Энжель ди Самери, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, вручаю себя под полную опеку сэра Кэрридана ди Стайни...
"Ну вот всё и вернулось к тому с чего началось! — жизнерадостно провозгласил скалящийся бес. После чего с определённым злорадством и нескрываемым торжеством заявил: — А я говорил тебе сразу, ослу, говорил! Чтоб ты не маялся дурью и эту лапочку из своих лап не выпускал! Ибо без твоей опеки эта глупышка пропадёт! С тобой же будет — как за каменной стеной! И, безусловно, окажется так тебе благодарна... так благодарна... Что из твоей постели её не выгонишь и палкой! А ты не послушал, осёл... Побоялся ответственность на себя взять!.. Устыдился соответствующую плату нежной девичьей лаской за своё благодеяние по обустройству её судьбы принять!.. И к чему всё в итоге пришло? А? — И, скрестив лапки на груди, фыркнул и припечатал: — Только голову, получается, морочил и ей и себе!"
"Вообще-то, помнится, поначалу ты убеждал меня, что Энжель мне даром не нужна, а потом и вовсе предлагал её продать, а не оставить себе, советничек демонов", — уязвлённо огрызнулся я.
"Так это я только для подначки!" — поспешил откреститься от имевших место быть советов смутившийся рогатый.
На что я только глянул саркастично на него. На этого редкостного златолюбца, который, что бы он сейчас не говорил, точно продал бы тогда долговые обязательства Энжель. Просто не удержался бы от соблазна махнуть какие-то никчемные бумажки на целую кучу звонких монет драгоценного жёлтого металла.
Впрочем, я не стал развивать эту тему и устраивать препирательства с нечистью. Ведь дело, по которому мы все здесь собрались, уже близилось к завершению. Писари заполнили надлежащие бумаги, свидетели и чинуши их подписали, печатей, в том числе магических, на них ещё нашлёпали, да опекунскую грамоту мне передали. И мои документы вернули. Присовокупив к ним заодно и принадлежащие Энжель. На том основные формальности и закончились. Не прошло и четверти часа...
Осталось последнее. Для чего, собственно, тут и понадобился Одарённый...
Пока я аккуратно складывал и убирал все полученные бумаги в суму, маг достал из переданной ему эйром Риатисом шкатулки чёрного дерева браслет белой стали. Браслетик даже. Изящный. В виде плетёной цепочки и узкой полированной до зеркального блеска пластинки, с искусно выгравированной на ней, и так и притягивающей взгляд, золотистой надписью. Которая гласила, что владелица сего украшения находится под полной опекой сэра Кэрридана ди Стайни, рыцаря Империи, из города Кельма.
Этот изящный браслетик, с одним раскрытым звеном, маг и попытался на левую руку Энж нацепить. Безуспешно правда. Во всяком случае поначалу. И дело оказалось вовсе не в том, что браслет был девушке мал. Просто на её руке, после того как она сдвинула чуть рукав, обнаружилось не менее занимательное украшение. И гораздо более объёмное. Широкий, массивный наруч старой бронзы, испещрённый источающими багровое свечение рунным знаками. Не иначе — магический эффектор, подавляющий способность к поглощению жизненной энергии, имеющуюся у Энжель благодаря её необычному талиару.
Но, повозившись чуть, маг всё же сумел пристроить ещё одно украшение на ручке девушки. Нацепил узкий браслет на её тонкое запястье и сомкнул единственное звено, пришедшейся точно впору вещицы, соединив его с остальными. А затем напитал энергией это, так сказать, украшение...
Коротко полыхнули жёлтым сиянием руны Укрепления, нанесенные на каждый предмет браслетика, и растворились, утонули в заблиставшем металле. Обретшем невероятную прочность в результате этого действа. Теперь сие украшение запросто не снять. И даже кузнечным зубилом не сбить. Понадобится что-то поэффективней... Например — пилка с алмазным полотном. Да и с той придётся провозиться и не час и не два, а как бы не пару дней...
— Ну вот и всё, — придирчиво осмотрев дело рук своих и отстранившись, удовлетворённо произнёс маг. Захлопнул опустевшую шкатулку, двинул её по столу в сторону эйра Риатиса, и, кивнув ему, направился к двери.
— А сковывающие способности леди безделушки снять?.. — недоумённо нахмурился я, останавливая Одарённого, явно решившего, что его присутствие тут больше не требуется.
— Снять? — как мне показалось, вызвал у него искренне изумление мой вполне уместный и закономерный вопрос.
Да и остальных мои слова привели в некоторое замешательство. Зашевелились все, переглядываться начали. А эйр Риатис с откровенным удивлением вопросил: — Зачем?
— За надом! — не сдержавшись, сердито отрезал я. Ибо буквально взбесил меня столь дурацкий вопрос.
— Но, сэр Кэрридан, ведь это определённо принесёт вам лишь ненужные хлопоты и может помешать исполнению обязанностей опекуна! Ведь случись что, вы же не совладаете с магессой с нескованным Даром! Да ещё имеющей к тому же такого невероятного талиара! — попытался отговорить меня эйр Риатис от явно опрометчивого по его мнению замысла.
— Это уж мне решать, с чем я совладаю, а с чем — нет, — холодно оборвал я его. И утверждающе обратился к Энжель, приобняв её и погладив по плечу: — Правда ведь? — На что та, робко улыбнувшись, несмело кивнула.
— Вы не правы, сэр Кэрридан... — предпринял было ещё одну попытку достучаться до меня начальник каторги, но я его и слушать не стал. Отмахнулся просто и обратился к магу, коротко велев ему: — Снимайте.
И тот, покосившись на замолчавшего и отворотившего голову лиарха, пожал плечами и снял с Энжель все магические эффекторы подавления способностей. Сначала — драгоценное ожерелье — отсекатель Дара, с тонкой девичьей шейки, а затем — повозившись чуть подольше, и бронзовые браслеты — подавители, с её рук.
— Вот теперь всё, — удовлетворённо кивнул я.
И, помявшись чуть, все потянулись к выходу из кабинета... Все, включая эйра Риатиса. Который чуть придержав меня, достаточно громко, для того чтоб его расслышала и Энжель, шепнул:
— На случай если у вас возникнут какие-то трудности с вашей подопечной, сэр Кэрридан... Хочу напомнить вам, что вы имеете полное право в любой момент отказаться от опеки и вернуть данную особу к нам...
Высказанное начальником каторги напутствие заставило Энжель ощутимо вздрогнуть и прижаться ко мне покрепче. Отчего я, погладив успокаивающе девушку по плечу, так глянул на него, что он стушевался и резко передумал идти с нами. И попятился назад в кабинет, наказав Бартинелли: — Оскар, проводи сам наших гостей...
Так, всей толпой ведомой Оскаром, похоже, решившем нас одним гуртом выдворить с каторги, мы вышли из здания и направились прямиком к расположенной у самых ворот конюшне. Вернее к стоящему рядом с ней малому дилижансу, на котором прикатили из города чинуши. Жаль только транспорт этот оказался рассчитан лишь на восемь человек и, соответственно, свободным в нём было лишь одно место...
Впрочем, я быстро решил эту проблему, не желая оставлять бедняжку Энжель, всё ещё никак не могущую прийти в себя, одну. Просто взял и поменял одно место в дилижансе на своего коня. Паренёк — магистратский писарь, охотно согласился на такую выгодную сделку. Да и я не счёл себя оставшимся в накладе. Конь мне всё равно уже ни к чему. Ибо верхом мы в Римхол не поедем, карету наймём. Энжель же нужно отдохнуть, восстановиться после всех тех невзгод, что она на каторге перенесла.
Из-за необходимости забрать своё оружие — его-то я, в отличие от седла, вместе с конём не отдавал, так вышло, что в дилижанс мне выпало усаживался самым последним. Ну и, соответственно, я не смог промолчать и не сказать на прощание улыбающемуся Оскару ободряющее:
— А на счёт собак этих ваших серых — мздоимством промышляющих, вы не переживайте. Я обязательно займусь этим вопросом в свободное время...
— Да забудьте, сэр Кэрридан, — махнул рукой даже не дрогнувший лицом Оскар. И испустил лицемерный вздох: — Кому только на них не жаловались... Всё бестолку!
"А я тебе говорил! Говорил, что их наверняка прикрывает кто-то на самом верху!" — не преминул тут же поддеть меня завозившийся бес.
— Так я не собираюсь на них жаловаться, — снисходительно бросил я Бартинелли, уверившись в том, что он, похоже, просто не знает с кем связался. Иначе бы не действовал так откровенно нагло... И доверительно сообщил ему, делясь своими планами. — Просто при следующей встрече, попрошу у нашего милостивого императора разрешения откупить у казны Коуридж... Дабы превратить его в своё ленное владение. Городок всё же не шибко большой и важный, так что, думаю его величество легко пойдёт мне навстречу. Ну а потом я просто передам его своей невесте... Леди Кейтлин ди Мэнс, прозванной в народе Справедливой — за необычайную любовь к карательному правосудию. — Помолчав мгновение, любуясь на вытянувшуюся рожу Оскара, явно где-то что-то слышавшего о громких свершениях одной запредельно стервозной демоницы, я глубокомысленно заключил: — И пусть тогда ваши чинуши сами жалуются куда хотят! — После чего, оставив разинувшего рот Оскара стоять столбом, забрался быстренько в дилижанс и был таков!
"Ты что, правда собрался прибрать к рукам этот городок?" — поинтересовался не на шутку оживившийся бес. И тут же предложил: — Лучше уж тогда выклянчить у императора эту прибыльную каторгу!"
"Да на кой мне этот Коуридж? — поспешил я отделаться от рогатого, прежде чем он допечёт меня своими ценными советами. — Деревня ведь деревней! А вокруг — редкая глухомань... — И криво усмехнулся: — Просто теперь из-за моей подначки, этих вымогателей ждёт немало бессонных ночей. По мере выяснения обстоятельств дела и знакомства с подвигами моей ненаглядной невесты... — Да с притворным сочувствием вздохнул: — Правду говорят, что во многих богатствах заключены многие печали..."
— Н-но, пошли! — прикрикнул меж тем щёлкнувший кнутом возница и, дёрнувшись, дилижанс покатил прочь. А я, откинувшись на спинку мягкого сиденья, наконец, огляделся.
Увиденное, к сожалению, в восторг меня не привело. Спутники сидели молча — словно понабрав во рты воды, да беспрестанно косились на Энжель, бросая взгляды то на неё саму, то на приметное украшение на её левом запястье.
Кто-то с искренним сочувствием посматривал, как девушка — помощница судейского, кто-то с отчётливым осуждением, как один из свидетелей — добропорядочных горожан, а кое-кто даже и со снисходительным торжеством... как магистратский советник, всякий раз с явным удовольствием отмечающий взором наличие белого браслетика на левом запястье благородной леди... Что спустя какое-то время привело к невольной попытке Энжель втянуть руку под рукав платья и спрятать под ним так притягивающую чужие взгляды вещицу. Правда это не слишком-то помогло... Потому что теперь все косились на её рукав... Как бы намекая тем самым, на своё знание того, что сокрыто под ним...
Прищурившись и обведя взглядом местных, я покачал головой. Однако не стал бросаться осуждающими словами, как поначалу было вознамерился. Хватило ведь всем и моего пристального взгляда, чтоб смешаться и заёрзать на сиденьях.
Удовлетворённый этой картиной, я ничего так и не сказал, а просто приобнял правой рукой Энжель и бережно прижал её к себе. Дабы она не чувствовала себя одинокой и беззащитной... На что она отреагировала признательным взглядом.
Так до самого Коуриджа все молча и ехали — никто словечка не проронил. А вылиться во что-то затянувшееся молчание банально не успело. От городка-то близлежащего женская каторга совсем недалеко отстоит. Так что мы меньше чем за четверть часа до него и докатили.
А там, когда миновали не шибко обременяющую себя исполнением должных проверок стражу у ворот, я сам затеял разговор. Поинтересовавшись у местных на счёт приличного места — таверны там или постоялого двора, где сдаются комнаты и есть купальня притом. И меня наперебой начали просвещать... Говоря, впрочем, одно и тоже. Коуридж-то невеликая весь. И, похоже, более-менее приличных заведений всего одно... С довольно помпезным для такой глухомани названием — "Золотой Орёл".
Из природной вежливости я поблагодарил мздоимцев и вольных или невольных соучастников их аферы. А они, перестав так напрягаться нашей компанией, заметно расслабились. Судейский даже, сдвинув находящуюся позади него заслонку, закрывавшую небольшую дыру-окошечко, обратился к вознице с требованием остановить дилижанс у "Золотого орла".
Возле него мы были уже через неполный десяток минут. Часть которых, кстати, ушла не на езду, а на то, чтобы высадить свидетелей-горожан у какого-то кабака. Домой они, похоже, не слишком торопились, видимо сочтя своё сегодняшнее дело по заверению опекунских грамот достойным для собственных жён оправданием долгого отсутствия и возвращения в изрядном подпитии.
Таверна же "Золотой Орёл", как оказалось, располагалась в самом центре Коуриджа — на крохотной площади, прямо напротив городского магистрата. Его-то, по обыкновению возвышающегося над всеми окрестными зданиями, с большущими часами на башне, и увенчанного высоченным тонким шпилем ни с чем не спутаешь...
Выбравшись из дилижанса, я быстро пристроил своё оружие по походному — за плечами, взял суму в левую руку, а правую — подал леди. В которую она вложила свои пальчики. Ну и соответственно, как подобает, подсобил вылезти благородной девушке. Правда в результате моей помощи белый браслетик показался всему миру из-под натянувшегося рукава каторжного платья... Ну да это не великая беда — Энжель оказалось достаточно просто одёрнуть его, чтоб это украшение исчезло из виду. Хотя, конечно, скрывать сию вещицу указывающую на вполне определённый статус её обладательницы законом воспрещается...
Впрочем, я не заострял внимания на этом моменте. Задумался просто... медленно-медленно дверцу дилижанса закрывая и отрешённо глядя при этом на Энжель. Отчего та чуть смутилась даже. И, быстро отведя правую руку от злосчастного левого рукава, вопросительно посмотрела на меня. Да ещё губку нижнюю при этом краешком жемчужных зубок прикусила с определённым волнением, не иначе как ожидая от меня требования перестать прятать от посторонних глаз увенчавшую её левое запястье вещицу.
— Да ты заходи, заходи в таверну, — спохватившись, сказал я совершенно неправильно истолковавшей мой взгляд златовласке. И добавил ей ещё, здраво рассудив, что она не меньше меня желает окунуться в бочку с тёплой ароматной водой, дабы помыться: — Скажи там сразу, чтоб купальню приготовили, да накрывали на стол... И пусть ставят побольше, побольше всего...
Внимательно выслушав меня, Энжель кивнула. И, поблагодарив меня преисполненным признательности взглядом за явное дозволение не раскрывать всем встречным тот, отчаянно смущающий её, статус в котором она теперь пребывает, ещё раз одёрнула прикрывающий белый браслетик левый рукав платья — чтоб уж наверняка, и направилась к большому, округлой формы крыльцу таверны. А я, взмахом руки придержав возницу, двинулся к нему. С целью поинтересоваться о возможности найма дилижанса для поездки в Римхол.
