Когда осядет пыль (фэнтези)

— Мой тархан, — позвал он Гломина, когда тот направлялся к выходу. — У меня к вам пара слов.

— Я слушаю, господин Санмир, — грозного вида высокий, хорошо сложенный, правда скорее напоминающий воина, нежели особу ханских кровей, родной брат хана Феллира остановился в такой позе, будто всем своим видом показывал, что стоять долго у него нет никакого желания.

— Наш хан хотел видеть вас сегодня днём у себя. У него к вам важный разговор.

Тархан кивнул, не выразив ни грамма задумчивости. Затем ещё добавил:

— Хорошо. Я его навещу.

И отправился дальше к выходу из церкви.

"Я очень рад, что вы, уважаемый господин Санмир, будучи главой тайной шпионской службы, выразили желание лично сообщить мне, что хан вызывает меня к себе, и я нисколько не сомневаюсь в вашем уважительном ко мне отношении, но, прошу вас, извините меня за то, что сомневаюсь в столь широком объёме этого уважения, чтобы вы решили лично явиться в церковь и прождать добрых сорок минут, если только у вас не было ко мне какого-то другого дела, помимо столь обыденного сообщения. Может быть, расскажете, что ещё вы бы хотели со мной обсудить?"

Примерно такой реплики, без учёта словарного запаса тархана, хотел бы услышать Санмир. По крайней мере, именно так бы сказал хан Феллир, будь он на месте брата.

— Мой тархан, — Санмир догнал Гломина на улице. — На самом деле, я бы хотел обсудить с вами ещё кое-что.

— Внимательно слушаю, — тархан замедлил шаг и невесть зачем принялся натягивать перчатки своего дорожного наряда.

— Я вынужден обратиться к вам, как к владетелю города Синциля. Меня интересует тамошняя камера пыток. И, если быть более точным, меня интересует один конкретный инструмент из неё, прозванный в среде знатоков ремесла "одуванчиком"...

— Пыточной камерой заведует тэгин Урфус, если я правильно помню. Можете спросить у него, я думаю, он сможет вам отдать этот инструмент, если это так важно.

— Вы меня не дослушали, тархан. В данный момент я веду расследование одного очень важного дела. И след вывел меня к этому пыточному инструменту. Мне нужно знать, у кого столь редкий инструмент имеется в наличии. Если спросить тэгина Урфуса, то он наверняка припомнит, что подобный инструмент у него был, но он лично передал его мне несколько лет тому назад. Однако, тэгин Урфус может быть моим подозреваемым. Если вопрос задам я, это пробудит в нём подозрение и осторожность. Однако, если это сделаете вы...

— Договорились, господин Санмир. — Гломин дружелюбно кивнул. — Я постараюсь узнать у тэгина Урфуса про эту вещь. Я как раз собираюсь перед отправкой на фронт заехать в свои владения по одному делу. Оттуда я пошлю гонца в Синциль и попрошу тэгина прислать тебе все сведения.

— Буду благодарен вам, мой тархан, — Санмир поклонился и пропустил своего господина вперёд. Стоя посреди полупустой улицы, наблюдал, как тот безмятежно уходит вдаль. И строил кислую мину.

Только что тархан прошёл почти все проверки, устроенные Санмиром. Он не вспомнил, что Санмир уже забирал из пыточной камеры Синциля заветный инструмент несколько лет назад. Значит он не в курсе этого. Будь Гломин посланником полугэльва, то наверняка был бы прекрасно осведомлён о состоянии своих пыточных камер. Затем он не выразил никакого волнения и как ни в чём не бывало согласился помочь Санмиру с его делом. Значит либо он очень хороший актёр, либо он не имеет к заговору совершенно никакого отношения.

Хотя, одну проверку он всё же не прошёл. Славясь своей скверной памятью, не каждый раз правильно называя свои собственные владения, он тем не менее с ходу назвал имя своего мастера пыточной комнаты.

Не медля ни секунды, Санмир открыл тетрадь.

* * *

Гломин вошёл во дворец и сразу отправился в сторону ханских покоев. Обычно Феллира можно было найти в тронном зале, однако в такую рань он наверняка ещё у себя.

Интуиция не подвела его: брат в самом деле нашёлся в своей комнате. В постели вместе с ним лежала Эвелин — его первая жена. Когда Гломин вошёл, она прикрыла грудь одеялом и тронула за плечо Феллира. Брат поднял голову от пышной подушки, сшитой из какой-то из драгоценных тканей, в сортах которых Гломин совсем не разбирался.

— Хотел меня видеть?

— Да, — Феллир принял сидячую позу, поправил белоснежную сорочку, прошёлся рукой по волосам, поправляя их. — Не думал, что ты придёшь так рано.

— Прошу за это прощения, — без ноты сарказма ответил Гломин. — Я бы пришёл немного позже, однако мне нужно отправляться в дорогу.

— Ты решил выезжать сегодня? Фронт от тебя никуда не убежит.

— Вообще-то может убежать.

Феллир оценил шутку брата коротким смешком.

— Будем надеяться, не в этот раз. Я как раз хотел поговорить с тобой об этом...

— Мы ведь всё обсудили на военном собрании. Я сделаю как ты сказал. Война начнётся, только если её начнут колоридцы. Мы будем сидеть на этой стороне Вестора, что бы не случилось. Я отправляюсь так рано, потому что хочу заехать в свои владения, только и всего. И ко всему прочему мне нравится быть на фронте. Я ничего не имею против твоего стиля жизни, — он указал на мягкую подушку под рукой брата, на белоснежную сорочку. — Но я сам предпочитаю иной.

— Да, я знаю, — Феллир тронул за плечо Эвелин, и та, обернувшись одеялом, вышла в другую комнату. — На собрании ты сказал, что выполнишь мои поручения только потому, что я твой брат и хан, но не потому что понимаешь их смысл. Я хочу, чтобы ты их выполнил именно поэтому. Хочу, чтобы ты понял, в чём смысл.

— И в чём же?

— Возможно, это не бросается в глаза, — брат окинул взглядом комнату. — Но быть ханом — весьма трудная вещь. Тебе приходится заботиться о нуждах своих подданных, которые наперебой кричат, кто во что горазд, почти всегда противореча друг другу. Хороший хан должен учитывать мнения всех и выбирать подходящий вариант. Часть моих подданных действительно хочет начать эту войну и отобрать у Колоридцев золотые шахты. И ты среди них первый. Но думал ли ты хоть раз, что будет потом? Даже если мы прогоним колоридцев из этих гор, что мы будем делать с ними дальше?

— Всё, что угодно, — ответил Гломин. — Всё, что захотим. Ведь это будут наши горы.

— Я имею в виду, — Феллир ссутулился. — Какой от них будет прок? Будут ли они стоить всей крови, которая прольётся в этой войне?

— Ты не прав. Твои подданные хотят! отобрать у колоридцев эти горы. Ты спрашиваешь, какой от них прок? Вот тебе ответ: мы будем владеть ими. Мы больше не почувствуем себя униженными трусами, которые мирятся с тем, что их обокрали. Ты хан, и должен учитывать интересы своих подданных. И не называй их "частью". Все! Все твои подданные не желают быть трусами.

— Когда я говорю подданные, я не ограничиваюсь тарханами и нойонами. По-твоему, солдаты хотят идти на войну, из которой они могут не вернуться? Их жёны и дети хотят этого? Смогут ли все они, вернувшись домой, сказать, что всё это было не зря? Ты сам уверен, что не пожалеешь об этом?

— Ты плохо знаешь свой народ, если думаешь, что он боится забирать принадлежащее себе по праву. Если думаешь, что им больше по нраву жить с мыслью о своей ничтожности. Разве ты не понимаешь? — Гломин едва сдерживался, чтобы не перейти на крик. — Нельзя, чтобы колоридцам всё сошло с рук. Это наши земли! Наших предков и наши тоже. Ты же хан! Как ты можешь допускать такую несправедливость?

— Я знаю! — брат соскочил с кровати, в глазах у него отразилась долго сдерживаемая ярость. — Я понимаю, что это несправедливо. Но это жизнь! Здесь нельзя всё сделать по справедливости. Здесь нельзя, чтобы всё было идеально. Здесь можно только принять самое правильное решение. И самое правильное решение сейчас — не воевать с колоридцами. Не вступать в войну, в которой мы сможем только проиграть или выиграть пиррову победу. Ты должен понять меня! Именно так должен поступать хан. Не так, как хочет кто-то и не так, как хочет он сам. А поступать правильно!

— Ты не можешь этого знать, — прошипел Гломин. — Пока мы не попытаемся, мы не можем знать, что получится. Пока не отвоюем свои земли, не узнаем, выйдет ли из этого толк. Так можно оправдывать любую трусость. Но, как по мне, лучше рискнуть и поступить как лев, чем всю жизнь жить как овца.

Феллир принялся нервно ходить по комнате.

— Ты ничего не понимаешь. Я не говорю, что нужно всегда выбирать самый лёгкий путь. Но есть войны, которые стоят того, чтобы их вести, а есть те, которые не стоят. Именно этим я, как хан, в том числе занимаюсь: учитываю все обстоятельства и решаю, когда стоит воевать, а когда нет.

— Да, — наконец сказал Гломин. — Ты — хан. Мой хан. И мой брат. И поэтому я сделаю так, как ты решил. Но если ты хочешь убедить меня, что трусливый поступок может быть правильным, то можешь даже не пытаться.

Брат прислонил ладонь к голове и тихо произнёс:

— Хорошо. Отправляйся на западный берег Вестора и жди наших посланий. Не провоцируй колоридцев и сам даже не суй разведчиков на тот берег. Я уверен, что мы сможем договориться с ними и хотя бы на время выиграем мир. Если же нет, то всё будет как ты хочешь. Тогда нам пригодятся твои полководческие таланты.

Гломин коротко кивнул и покинул ханские покои. Уходя прочь, напоследок услышал:

— Береги себя, братец.

Глава 3

Ночь выдалась тихой, но слабый ветерок всё же немного шуршал створками окна. Под тусклым светом догорающей свечи Санмир читал письмо своего агента:

"Господин. Долгое время не выходил с вами на связь, потому как не было повода. Как вы и указывали. Однако недавно удалось мне подслушать кое-что очень важное, как мне кажется. Я выбрался на площадь перед мостом на верхний ярус. Там любил останавливаться герцог Галвор. В этот раз он был там. К нему подъехал человек по имени, которое я не успел записать, так как оно очень сложное, а когда записываешь чей-то разговор, и без того едва поспеваешь за говорящими. Надеюсь, простите меня за это, господин. Зато без труда запомнил имя его лошади. И звалась она Шурином. Я, как обычно, замаскировался под женщину, просящую милостыни. Этот человек бросил мне целых три медяка..."

Ден Тайлинген придержал Шурина, развязал кошель, достал три первые попавшиеся монеты и бросил их в миску женщине. Женщина была с ног до головы укрыта лохмотьями, ко всему прочему она склонилась в три погибели и упёрлась лицом в землю. О её поле Ден рассудил из стиля одежды и длинных ногтей на вытянутой руке.

Из трёх монет только две попали точно в миску. Как ни странно, женщина не спешила подбирать третью. Тайлинген не обратил на это внимание и двинулся дальше, поглаживая лошадь по шее.

— Не хрипи, Шурин. Обещаю накормить тебя лично, как заведу в конюшни.

Возле моста его ждал герцог Галвор собственной персоной. Спешившись, Ден подошёл к нему и поклонился.

— Ваше Высочество.

— Ваше высочество — выше швилёчество! — проворчал Галвор и протянул руку. Ден пожал её.

— Рад видеть вас в добром здравии. Позвольте поздравить с женитьбой.

— А ты не разучился насмехаться над людьми так, чтобы это было незаметно. Я тоже рад тебя видеть. Скучал по полю боя?

Ден подумал, что ответить, но потом вспомнил, каков из себя герцог, так что ответил честно:

— Нет. Как и вы, полагаю.

— Это точно. Мирное время пролетело удивительно быстро.

— Значит, будем в этот раз бить гэльвов?

— Пока ещё ничего точно сказать нельзя. Смилостивятся Боги, и не будет никакой войны. Мы созываем всех пока что не на фронт. Завтра едем на переговоры.

— На переговоры? — ахнул Ден. — Я тоже?

— Чего же ты удивляешься? Король не забыл твоих подвигов на прошлой войне. Ты теперь один из самых доверенных людей. Ты командуешь специальным отрядом, как никак. Ты должен быть в центре всего, что будет происходить.

— До сегодняшнего дня я считал себя обычным рыцарем.

— Ну хватит тебе. Ты нам нужен. Пригодится любой светлый ум, так как ситуация сложная. Переговоры должны были вестись дипломатами на гэльвской территории. Однако что-то у них там не срослось, и на переговоры они не явились. В качестве жеста извинения согласились провести новые переговоры на нашей территории. К тому же в составе первых лиц. К нам приедет сам хан Феллир.

— Смело с его стороны, — заметил Ден.

— Вот и я об этом думаю, — протянул Галвор. — Подозрительно это как-то. Что он там задумал? Но не здесь нам разговаривать такие разговоры. Пожалуй во дворец, к остальным.

— Буду рад их всех видеть.

— Вот бы мне твоей любви к высокому обществу, — усмехнулся герцог. — Я присоединюсь как только встречу всех гостей. Ты один из последних. Найди на той стороне моего оруженосца Свейнера Легса, он тебя проводит.

"Затем этот на лошади по имени Шурин уехал дальше. И вы можете сказать, господин, что же в этом разговоре такого важного, что я вам его в подробностях излагаю? Но вы читайте дальше, там будет видно".

— Меня больше интересует, — усмехнулся Санмир, — каким образом ты их разговор умудрился перевести. Записать на бумажку, потом перевести на колоридский алфавит — одно дело. Но чтобы понять! Ты ведь не сам это сделал. Как пить дать, не сам...

Хэльфар заметил, как мальчик выглядывает из-за угла. Вытирая грязный нос рукавом, он украдкой помаргивает, как бы спрашивая разрешения.

— Подходи, не бойся.

Мальчик вынырнул из-за угла и, осмелев, уселся рядом с Хэльфаром на холодную землю. В переулке, который гэльв обустроил под своё убежище, не росло даже травы.

— Что будешь, яблоко, — Хэльфар взвесил на одной руке фрукт, наблюдая за жадной реакцией мальчонки, — или же пирожок?

— Пирожок, — последовал быстрый ответ.

— Так и знал. Значит, я яблоко. Кстати, в слове "пирожок" ударение нужно ставить на последний слог.

— Пирожок, — правильно повторил мальчик. — А что мы сегодня будем делать?

Хэльфар надкусил яблоко, достал из рукава спрятанную бумажку и протянул её мальчику.

— Сегодня мне снова нужна твоя помощь. Я хочу знать, что там написано.

— Но это ведь писали вы сами, — удивился мальчик.

— Послушай, Крысёнок... так тебя зовут?

— Я не уверен. На вашем языке "крыс" означает большого. А есть что-то такое же, только маленькое?

— Мышь?

— Наверное. Меня так и зовут.

— Значит, Мыш. Послушай, Мыш, мы всего лишь помогаем друг другу. Ты же говорил, что хочешь научиться моему языку. А я... своего рода тоже хочу научиться твоему. Поэтому мы нужны друг другу.

Мыш вытер сопливый нос рукавом подранной рубашки.

— Ага. Только я не понимаю, как вы смогли написать на колоридском языке так много слов и сами не поняли, что они значат.

— Это взрослые дела. Подрастёшь, глядишь и станет всё понятно...

— Я не знаю такого слова — "швилёчество", — протянул мальчик.

— Пропусти его. Мне главное понять общий смысл. Ты, я гляжу, очень любознательный и очень сообразительный парень. Ты мне никогда не рассказывал, откуда выучил грамоту.

— От старика Баптая.

— А кто такой старик Баптай?