— Ну, и, слава Богу! Выпьем! — Предложил Вадим.
— Да я как-то и без тостов уже часа два тут ... пью.
— Марик, перестань мучаться дурью!
— Да не мучаюсь я! — Отмахнулся Греч. — Решил, значит, решил.
— Скучаю я, — признался он через мгновение. — Даже сам не ожидал. Но ... скучаю.
— Я тоже, — поддержал друга Реутов. — Вот за них и выпьем. За наших женщин!
— С удовольствием!
4.
Цюрих, республика Гельвеция, 9 октября 1991 года
Разумеется, в номерном банковском сейфе не оказалось ничего такого, что могло пролить свет на историю жизни и на личные тайны Булчана Хутуркинова. "Папенька", как доподлинно знал теперь Вадим, был тертый калач, и в предусмотрительности ему не откажешь. Вадим провел в хранилище "1-го Коммерческого банка Брюгге" два часа, разбираясь с бумагами и вещами, составлявшими значительную часть таким странным образом доставшегося ему наследства. Выходило, что господин Хутуркинов сумел предугадать будущее, хотя, знай, Реутов с самого начала то, что знал его родитель, тоже, вероятно, смог бы сделать пару-другую верных предсказаний. Однако, сидя теперь в клиентском кабинете на глубине десяти метров ниже уровня городских мостовых, Вадим обо всем этом не думал, и думать не собирался. Сделанного не воротишь, а про папеньку он все уже для себя понял.
Оставив больше половины содержимого сейфа лежать там, где оно все эти годы и лежало, Реутов забрал самое необходимое и покинул банк. Ему предстоял неблизкий путь по дорогам Европы, но и то сказать, торопиться-то было некуда: Давид и Марк ждали его только вечером, а других дел — кроме как рулить — не имелось и не предвиделось. Тем не менее, одно дельце у Реутова все-таки образовалось. Ему вдруг пришло в голову, что имеет смысл, не откладывая в долгий ящик, "оживить" одну из "теней", оставленных ему Хутуркиновым-старшим в наследство, и сделать это, по здравом размышлении, Вадим решил в Люксембурге. Княжество являлось независимой территорией, но одновременно входило в качестве ассоциированного члена в Германскую Лигу, и эта двойственность положения порождала некоторые юридические казусы, делавшие Люксембург излюбленным местом заключения определенного рода сделок и проведения иных щекотливого свойства мероприятий.
От Брюгге до Люксембурга всего чуть больше трехсот километров, притом, что на большей части пути ограничений в скорости нет вовсе, а там, где все-таки есть — максимально разрешенными были 120 километров в час. Поэтому не приходится удивляться, что в половине первого Вадим уже был в Люксембурге. Там он провел час в компании местного адвоката, и тот за вполне приемлемую плату в 1000 золотых марок помог оформить все необходимые документы и обещал, что не позднее, чем через три дня, господин Рихтер — именно так и звали новую реинкарнацию Реутова — сможет получить свой паспорт и водительскую лицензию в посольстве Империи в Женеве. Этот же ушлый крючкотвор, не задавая лишних вопросов, оформил и все необходимые бумаги для филиала "Швейцарского Кредита", где спустя еще полчаса старший менеджер удостоверил Вадима, что теперь господину Рихтеру достаточно будет лишь обратиться в любой из действующих филиалов банка — в одной из девяносто трех стран цивилизованного мира — чтобы официально вступить во владение своим новым счетом.
Закончив дела, Вадим перекусил и с легким сердцем снова отправился в путь. Ему предстояло проехать еще без малого пятьсот километров через Мец, Страсбург и Мюлуз к Базелю и Цюриху. Однако теперь он уже действительно не торопился, а ехал с остановками — на "выпить чашечку кофе" или "съесть чего-нибудь мясного". И в Цюрих приехал только без четверти восемь, но зато, что называется, в самый раз, или словами канцлера Грибоедова, пописывавшего на досуге весьма приличные стихи и пиесы, прямиком с корабля на бал. Оказывается, и Давид объявился в городе всего двумя часами раньше, и Марк, страховавший отлет женщин из Милана, прибыл в Цюрих едва ли не одновременно с Вадимом. Так что, созвонившись и коротко выяснив личные обстоятельства, решили встретиться в ресторане: поужинать или, возможно, даже пообедать и заодно уж поговорить, хотя вроде бы ради "поговорить" как раз и встретились.
По правде говоря, Реутов прекрасно понимал, что именно этот "пункт программы" в сложнейшей и запутанейшей операции "по отрубанию хвостов и топлению концов" должен был вызывать и, разумеется, вызывает у компаньонов множество вопросов, если не сказать больше. Однако и то правда, что когда он их об этой встрече попросил, не объяснив при этом для чего она ему вдруг потребовалась, согласились они сразу, привыкнув, по-видимому, за последние дни доверять его "идеям" и "интуициям".
— Как прошло? — Спросил Вадим, едва успев занять место за столиком.
— Ты кого спрашиваешь? — Чуть прищурился Марк.
— Обоих, — усмехнулся Реутов. — Но раз уж ты спросил, ты и будешь первым.
— Все в порядке. Улетели.
— А у тебя? — Повернулся Вадим к Давиду.
— И у меня, — кивнул тот. — В Лихтенштейне проблем не возникло. И Лили тоже уже улетела. Теперь твоя очередь.
— Теперь моя, — согласился Реутов и достал сигареты. — Я был в Брюгге. Папенька, — он так и не смог научиться называть Булчана Хутуркинова отцом, но как-то же его следовало называть? — Папенька арендовал там банковский сейф. Ну, я подозревал, что сейф не пустой, но в Петрове уверен в этом еще не был, поэтому ничего определенного вам и не сказал.
— А теперь, значит, скажешь? — Улыбнулся Давид, отбирая у Реутова пачку и вытряхивая из нее сигарету.
— Теперь скажу, — Реутов подобрал оставленные Казареевым сигареты и подвинул их к Марку. — Он мне денег оставил. — Вадим проследил, как Греч берет сигарету и понял, что, скорее всего несколько затянул со своими объяснениями. И Марк, и Давид ведь не дети и понимают, что не в деньгах дело, тем более что у Лили их столько, что на всех хватит. — Денег много не бывает, — сказал он вслух и тоже взял сигарету. — Одиннадцать миллионов золотых марок на дороге не валяются.
— Согласен, — кивнул Давид. — Но дело, как я понимаю, не в них.
— Не в них, — согласился Вадим и, наконец, закурил. — Папенька мне еще кое-что оставил, причем такое, что кое-кто никаких миллионов не пожалел бы. Но этого "кое-чего" мало и хватит, да и то в обрез, только на троих и еще по чуть-чуть нашим девочкам. И все. Ни технологии, ни формулы. Поэтому взяли, приняли и забыли, как не было.
— Ну, а теперь ты, может быть, все-таки объяснишь, о чем речь? — А вот это спросил Греч, который, кажется, "чутьем" чуял, куда ветер дует, но сам себе боялся поверить. Впрочем, судя по "застывшему" взгляду, Казареев испытывал весьма похожие чувства.
— Стимулятор, — объяснил Вадим. — Что-то похожее на стимулятор, только зелье это стимулирует иммунную систему и регенеративную функцию, причем механизм действия запускается через подкорковые структуры мозга. Впрочем, ни химизм, ни физиология процесса мне неизвестны. Все, что я знаю, я узнал из письма от папеньки Хутуркинова, а он там коротенько отписался, без подробностей, так сказать. Даже о количестве оставленного зелья не написал. Потому я и молчал.
— А действие? — Спросил Давид. — Ожидать-то от него чего?
— Не знаю, — пожал плечами Вадим. — Но в самом худшем случае, перестанешь болеть инфекционными заболеваниями и ранки, как на собаке, заживать будут. Оно тебе помешает?
— Ни в коем случае! — Улыбнулся побледневший вдруг Казареев. — А ... а в лучшем?
— А про лучший случай ... — Реутов обвел взглядом друзей и кивнул. — Я не только говорить, я и думать боюсь ... Что б не сглазить.
5.
Окрестности города Сигуанез, Isla de Pinos, королевство Куба, Испанская империя, 20 октября 1991 года
— У тебя хороший вкус, Давид! — Восхищение Вадима было искренним. Он никогда не бывал на Карибских островах и даже представить себе не мог, что есть в мире такие чудные места. То есть, теоретически он, конечно же, все это знал. И про сосновые леса, и про сверкающие белизной коралловых песков бесконечные пляжи, и про безбрежное и круглый год теплое синее, как детская мечта, море. Но знать и видеть — это все-таки разные вещи. И сейчас, когда, снизившись до двухсот метров, Реутов увидел панораму западного побережья острова во всех подробностях, он, разумеется, не смог, да и не захотел сдерживать свои чувства.
— Да, тут неплохо, — дипломатично ответил Казареев по внутренней связи и, в принципе, был прав. Ведь не Давид же с Лилиан создали этот райский уголок. Его создал бог, а супруги Фернандез всего лишь подсказали своим друзьям — таким же обеспеченным, как и они, людям, что на Сосновом острове, где никогда не бывает зимы, как раз сейчас продается участок земли с очень хорошими домами. На самом деле речь шла о целом поместье, включающем в себя великолепный лес, бухту с крошечным скалистым островком, прикрывавшим вход в нее от ураганных штормов, которые являются единственным бедствием этих мест, и довольно значительный участок пляжа. Ну, а, кроме того, на слоне холма — под сенью высоченных сосен и прямо над бухтой, где у причала нашлось бы место для пары-другой яхт и гидросамолета, стояло несколько великолепных вилл постройки начала века, притом словно на заказ капитально отремонтированных и отреставрированных совсем недавно. Местный торговец недвижимостью предполагал продать каждый дом в отдельности, построив рядом с четырьмя особнячками еще с десяток, но заинтересовавшиеся проектом "богатые европейцы" купили все это добро оптом, предложив хорошую цену, а лишний дом их не смущал. В нем можно было организовать склад, общий бар с бильярдом и много что еще. А кроме того, в этом же "лишнем доме" — на верхних этажах — могли бы жить и наемные слуги. Идея эта была замечательна еще и тем, что королевство Куба известно своими крайне либеральными законами, буквально притягивавшими на Карибы сомнительного происхождения деньги и людей, не желающих, чтобы кто-нибудь копался в их прошлом. И вот в этом вопросе кубинская контрразведка, которой руководил доктор Кастро — бодрый старичок с очень специфической репутацией, и, разумеется, полиция островного королевства, во главе которой стоял родной брат контрразведчика — Рауль, шутить не любили и другим не позволяли. Ведь Карибы могли оставаться раем только в том случае, если выбравшие их для проживания люди будут вполне уверены в своей безопасности.
— Дома есть ... яхту купим ... — сказала тогда Лили, и все с ней согласились.
Но если яхту или яхты, как и многое другое, купить еще только предстояло, то с самолетом решили не тянуть. Амфибию приобрели во франкской Саванне, и оттуда уже летели сами, делая лишь короткие остановки для дозаправки и отдыха. Честно говоря, даже Реутов, чувствовавший себя после приема "папенькиного зелья" значительно лучше остальных, первое время уставал все-таки быстрее обычного. Но, кажется, после отдыха на британском Кайкосе, дела заметно пошли на лад, и не у него одного.
— Мне кажется, это за тем мысом. — Крикнул Давид. — Видишь?
— Вижу! — Вадим снизился еще немного, и еще.
Теперь они летели пусть и не над самой водой, но все-таки очень низко. Во всяком случае, по временам казалось, что стоит лишь высунуть в форточку руку, и без труда дотянешься до проносящейся под крылом чистой, спокойной воды, такой прозрачной, что кое-где было видно и дно, покрытое белым песком и заросшее кустиками каких-то водорослей. Между тем, залюбовавшись великолепным зрелищем — игрой солнечных бликов в хрустально прозрачной воде — Вадим чуть не прозевал самое главное. Самолет перевалил через узкий мыс, и глазам Реутова открылось видение мечты. Склон поросшего соснами холма, крошечная бухта и несколько белоснежных домиков, образовывавших нечто вроде "деревушки", расположившейся как раз между лесом и морем.
— Ох! — Вырвалось у Вадима. — Ведь я не грежу?
— Нет, не грезишь! — Рассмеялся Давид. — А ты, Марик, что скажешь?
— А что тут скажешь... Это они? — Голос Марка заметно дрогнул, но и то сказать, когда-нибудь дает слабину даже оружейная сталь.
Женщин, вскочивших при появлении самолета из шезлонгов, было ровно три, но это могло бы быть и простым совпадением, если бы с ними не было еще и девочки ...
Ответа на свой вопрос Греч не получил. Во всяком случае, вслух никто ничего не сказал. Сейчас каждый остался наедине с самим собой, своими мыслями, своими чувствами и женщиной — одной из трех — ожидавшей его внизу, на линии прибоя. Но, если пассажиры только и делали, что пялились в окна, Реутов должен был еще и "рулить". Вот он и "рулил", выводя самолет на посадочную глиссаду, приводняясь, разворачиваясь в веере брызг, над которыми тут же встала россыпью пиратских сокровищ великолепная радуга, и, подгребая наконец на самых малых к деревянному пирсу, по другую сторону которого был причален — за временным неимением яхты — большой белый катер. К тому моменту, как выпрыгнувший на дощатый настил Давид принял конец и начал принайтовывать гидросамолет к кнехту, роль которого выполнял обыкновенный слегка обтесанный брус, по пирсу навстречу своим мужчинам уже неслись четыре не слишком одетые женщины. Причем если Вероника просто радостно визжала, как и положено маленькому ребенку, то некоторые дамы постарше откровенно орали, враз забыв о политесе и прочих разных приличиях. Но и мужчины далеки были от канонов франкской куртуазности и традиционной российской чопорности. Едва успев заглушить мотор, и даже не проверив, как и что там с причальным концом, Вадим пулей вылетел из кабины самолета. В два гигантских прыжка сократил до нуля расстояние, отделявшее его от бегущей навстречу Полины и, подхватив счастливо смеющуюся женщину на руки, сиганул вместе с ней — свихнувшись, вероятно, от полноты чувств — в теплые объятия моря.
Нырнули, вынырнули, поцеловались — да так, что снова ушли под воду — вернулись к воздуху и свету, чтобы хлебнуть немного кислорода и тут же снова впиться жадными губами в губы любимого человека, что, в свою очередь, означало новое погружение. И так раз за разом, пока "народ" с пирса не потребовал, "прекратить безобразие", но Реутов был готов прекратить его только отчасти и выбрался из воды, по-прежнему держа Полину на руках.
— Ты бы поаккуратнее, мил человек, — подмигнул ему Греч, держащий на руках обнимающую его за шею Веронику. — Ребенок все видит ...
— Миль пардон, дамы и господа! — Улыбнулся Реутов, только теперь — в принципе, впервые, — по-настоящему рассмотревший стоящую рядом с Марком Зою и обративший внимание на то, что даже обычно сдержанная в выражении чувств Лилиан раскраснелась сейчас, и в глазах ее и улыбке присутствует такое, чего Вадим в них еще ни разу не видел.
— Шампанское есть? — Спросил Давид.
— Нет ... — Кажется, это была Зоя.
— А что же мы будем пить?
— Мы пьем "Капиринью"1— объяснила Полина
#1Коктейль: 150 мл. кашасы (бразильская водка из сахарного тростника), 1 ч. л. тростникового сахара, 2 дольки лайма
— А смешивает кто? — спросил Давид.
— Лино.
— Ну, и где этот Лино? — Вступил в разговор, ухвативший главную мысль, Вадим.